— Сколько кораблей пришло?
— Тури сказал, что семь.
— Это очень плохо.
— Этого следовало ожидать.
— А нужно ли с ними биться? — спросил Интеб.
Эсон удивился:
— Конечно. А что же еще остается?
— Много чего, — закричала Найкери, она лишь сделала шаг назад, когда Эсон жестом велел ей умолкнуть. — На этом острове можно отыскать лишь того, кто хочет, чтобы его нашли. Пойти атлантам навстречу — значит самому искать смерти. Это просто безумие…
— Тихо, женщина!
— …Ты найдешь одну только смерть. Ведь можно поступить иначе.
Быки-вожди йерниев жевали мясо, поглядывали на дверь. Женщинам не положено открывать рот в подобном обществе. Найкери обратилась к Интебу:
— Помоги мне, египтянин. Нет, не мне — ради меня ты рукой не пошевелишь. Помоги Эсону. Ты знаешь тайные кривые пути, найди другой способ управиться с атлантами. Ты умеешь это.
Нерешительно кивнув, Интеб повернулся к Эсону:
— Я знаю, что йернии, как и мужи Арголиды, презирают женщину. Но мы, египтяне, знаем, что устами женщины, случается, говорят не только они сами, и тогда мы слушаем их. С атлантами можно воевать и не врукопашную.
— Ночью мы захватим их сонными и перебьем, — проговорил Ар Апа.
— Хорошо бы — на лучший результат нечего даже надеяться. Но разве ты уверен в победе? А если погибнут не все, если их войско многочисленно и сильно, то утром уцелевшие…
— На этот раз я не могу воспользоваться твоим советом, — ответил Эсон. — Настало время битвы.
Быки-вожди торжественно склонили головы.
— Опять убивать! — отчаянно закричала Найкери, с размаха бросив на пол чашку. Чашка разбилась, во все стороны брызнул эль. В соседней комнате жалобно заплакал ребенок. — Убивать! Умеете ли вы делать что-нибудь другое? Неужели это все, на что вы способны? Мы, альбии, обходимся без ваших войн и вечных убийств. У нас в жизни есть еще кое-что… А у вас? Мечи, топоры, смерть… есть же в мире что-то другое?
Оскорбленный словами Найкери, Эсон повернулся спиной к женщине, а вожди обнаружили нечто весьма любопытное за распахнутой дверью. За всех ответил Интеб — тоже разгневавшийся:
— Есть и другое, но что в том — пусть все будет как будет. Мужу дано благородство, которое неведомо низшим животным. И в жизни воина, в битвах оно проявляется самым высоким образом. Благородство, женщина, — слово это прозвучало плевком, — такая вещь, которой тебе не понять.
— И понимать нечего. Это безумие. Вы как олени весной… они бьют друг друга рогами, а потом погибают. Сцепятся рогами — и погибли оба. Не хочу понимать. Убийства…
Эсон вскочил на ноги. Схватив за плечи, он вытолкал Найкери из комнаты и захлопнул за ней дверь. В словах ее звучало проклятие, и на мужей словно пал мрак.
— Эсон — ты воитель, — невозмутимо произнес Интеб. — Муж битвы стоит во главе прочих мужей. Ты стоишь выше всех воинов. Сотни витязей кидаются исполнять твое слово. Куда же ты поведешь нас?
Эсон коснулся рукояти меча.
— Конечно, на битву. Если нам суждено умереть, встретим смерть, как подобает воинам.
Эпилог
Первым шел невысокий смуглый мужчина в бурой одежде — как те стволы, среди которых вела их тропа. Рядом с ним шагал воин в бронзовом панцире. Муж немолодой, но еще стройный, не согнувшийся под весом доспехов и длинного меча. Позади из леса появлялись все новые и новые воины, шедшие легко, не чувствуя ни веса брони, ни тяжести заплечных мешков, они перекликались и пели песни. Золоченой змеей извивался отряд по равнине, в нем было более сотни воинов.
Когда солнце достигло зенита, они остановились, чтобы подкрепиться и утолить жажду, и после короткого отдыха направились дальше. Наконец стемнело, и проводник, мужчина в белой одежде, указал на холм посреди равнины. Над ним вился дымок костров и серыми тенями поднимались огромные каменные глыбы. Отряд шел вперед, люди перекликались, обсуждая странное зрелище. Оказалось, что холм имеет форму кольцевой насыпи. Воины направились к прорезавшей ее выемке и нестройной толпой миновали узкий вход.
К внутренней стороне вала жались деревянные хижины, небольшие домишки. Из дверей выглядывали испуганные лица. Появились мужчины с каменными топорами, они отступили, заметив появление все новых и новых воинов. Предводитель велел отряду остановиться и один направился к кольцу каменных ворот, за которыми вздымались еще более могучие каменные арки. Их было пять: величественных, вселяющих трепет.
Рядом с ними предводитель отряда казался себе карликом.
— Во всем мире ты не увидишь ничего подобного, — послышался рядом голос, и воин быстро обернулся, привычно хватаясь за меч.
Навстречу ему ковылял одетый в лохмотья невысокий смуглый человек, похожий на приведшего их проводника. Предводитель опустил меч. Старый шрам натягивал кожу на лице подошедшего, изувеченная нога мешала ему ходить.
— Ты не атлант, — проговорил он. Чистый голос и четкая речь не вязались с лохмотьями. — Будь добр, скажи мне, кто ты и зачем пришел сюда.
— Я — Форос Микенский. Мои люди родом в основном из Микен, есть еще из Асины и Тиринфа, из других городов Арголиды.
— Тогда приветствую тебя, приветствую. Твое лицо сразу показалось мне знакомым: мы встречались. Я — Интеб-египтянин.
— Зодчий? — Форос пригляделся и покачал головой. — Похож, только…
— Много лет миновало, много всяких бед приключилось со мной. Сядем? Нога не дает мне стоять. Вон туда — на этот длинный камень. Некогда его называли камнем говорения. Поговорим же.
Следуя за прихрамывающим Интебом, Форос снова покачал головой. Судя по разговору египтянина, душа его была изранена столь же, как и тело. Они сели, глядя на возвышающиеся над головой камни.
— Моя работа, — сказал Интеб, и в голосе его прибавилось силы. — Я поставил эти камни для Эсона. Место это зовется Дан Эсон, дан йерниев.
— А где сам Эсон? Мы ищем его. Торговцы с севера, герамании, донесли весть о нем царю Перимеду.
— Ты опоздал.
— Войны были, и путь неблизок.
— Войны есть и были всегда… война — дело мужское. Мы здесь воевали с атлантами. И я в том числе — видишь эти благородные раны? Великая была битва, пусть мы и проиграли ее.
— Эсона убили?
— Нет, захватили живым, но перед этим он успел сразить многих. Я видел, как его уносили, раненого, потерявшего сознание. Потом я узнал, что он был еще жив, когда атланты уплыли отсюда. Они увезли его на своем корабле. Так что сейчас он, конечно, мертв.
— Когда это случилось? — негромко, чтобы скрыть волнение, спросил Форос.
— Когда? Я потерял счет месяцам. — Зодчий огляделся. — Сейчас у нас сухой месяц пейни, по египетскому счету. Значит, это случилось месяцев тринадцать назад — в месяц эпипи.
Поднявшись на ноги, Форос стал взволнованно прохаживаться.
— Мы мечтали найти его живым, но, мне кажется, и сам Перимед уже не надеялся на это. Мы знали, что атланты послали сюда отряд, поэтому я взял семь кораблей. Но атланты давно уплыли, лишь небольшой отряд оставался на копи — все они мертвы. Значит, они увезли Эсона с собой в Атлантиду?
— Куда же еще идти кораблям атлантов? — вопросительно произнес Интеб, потирая ногу.
— Действительно, куда? Если ветер был попутным, они успели вовремя. Эсон, брат мой двоюродный, мертв, но он принял благородную смерть, зная, что Атлантиду ожидает неизбежная гибель.
— Ты говоришь загадками, а я очень устал.
— Тогда слушай, египтянин. Ты знал его…
— Любил.
— Тогда узнай, как он умер. Мир стал другим. Был день огня, солнце побагровело и стало черным, земля содрогалась, и в Микенах с неба сыпался пепел. А когда мы спустились к морю, оказалось, что воды вздыбились и смыли в море все города, что были на побережье. Люди еще не видали подобных волн. Пострадали и далекие города, до самой Трои. Все корабли погибли, все побережье было разрушено. Мы построили корабли и поплыли на Крит. Нет больше Феры, священной отчизны атлантов. Берега Крита опустошены, корабли утонули. Микены правят теперь Атлантидой и Арголидой, могучие Микены правят всеми со своего утеса, далекого от моря.