Интеб вернулся к Эсону и сел возле него. Тот сидел, уставясь в огонь. После выпитого перебродившего молока глаза его налились кровью.

— Мы пробудем здесь до весны, когда корабль можно будет загрузить оловом, — сказал Эсон. Интеб поднял брови, но промолчал. — Халкеи работают, я там не нужен.

— Конечно, ты нужен здесь, — отвечал Интеб, положив руку на бедро Эсона, на теплую твердую плоть. Найкери далеко, она не придет. — Ты прирожденный воин, подобных тебе еще не знали на этом острове. Ты захватил здесь сокровища вождя. За тобой пойдут три тевты. Со своими йерниями ты сможешь добиться чего угодно, теперь они не будут тебе помехой — напротив, они будут лишь превозносить тебя. Оставайся здесь, удерживай их от бесчинств. Темный Человек мертв. Но эти дикари — просто большие глупые дети и могут многое натворить. Оставайся.

Снаружи, от костра поменьше, послышались стоны и крики, перед огнем замелькали фигуры.

— Что там? — спросил Эсон.

— Это друид Немед. Он взывает к Матери-Земле, — проговорил Ар Апа. — Просит забрать мертвых, которые теперь принадлежат ей. Мертвые отправляются в путь, и Владычица Курганов ведет их в Мой Мелл.

— Приведите сюда друида, — приказал Эсон.

Воины-йернии отступили и повернулись лицами в темноту, словно бы не слышали его. Микенцы дружно расхохотались, и двое из них отправились за стариком. Немед не сопротивлялся, — это было бесполезно, — но с ненавистью глядел на ухватившие его руки. Он был седовлас, длинное белое одеяние оттопыривалось круглым брюшком. Волосы удерживало толстое золотое кольцо — не чета кожаным ремешкам, которые носили на головах другие друиды, — но никто из йерниев не посмел покуситься на такое сокровище. Стоя перед Эсоном, он глядел поверх головы микенца — во тьму.

— Я знаю тебя, — вдруг заговорил Немед. Поблизости все умолкли. — Ты приплыл издалека по морю, муж с длинным бронзовым ножом. Ты убил Темного Человека, это хорошо. И поэтому я не проклинаю тебя за все, что ты сделал здесь…

— Ты никогда не проклянешь меня, — негромким голосом произнес Эсон, опуская руку на рукоять меча. — Ты будешь повиноваться мне… Я ведь не из ваших клыкастых вояк и выпущу тебе кишки при первой же пакости.

Друид молчал, что само по себе говорило о многом.

— Ваш бык-вождь погиб. Это место теперь зовется не Дан Уала, а Дан Мертвеца, — обступившие воины разразились хохотом при грубой шутке. Выражение лица друида не изменилось, он глядел куда-то вдаль.

— Будет новый бык-вождь, — ответил он наконец. — Он будет из рода Уалы… из них мы выберем вождя, таков у нас обычай.

— Таков у вас был обычай. Но так больше не будет. Это я, Эсон Микенский, назначу нового быка-вождя. Я имею право на это. Иди и вой дальше.

Друид разгневался. Выпрямившись, он поджал одну ногу.

— Одна нога! — закричал он, и молчание охватило дан. Сейчас раздастся пророчество, проклятие, предсказание…

Одна рука! — продолжал он. — Один глаз…

— Ты будешь говорить — но только после меня! — вскочив на ноги, вскричал Эсон и выхватил меч. Оружие остановилось, когда между ним и животом друида нельзя было бы просунуть и древесного листка.

— Хорошенько подумай, прежде чем говорить. Ты не проклянешь меня. Этот меч сегодня губил воинов, он охотно заберет и одного друида. Ты не сможешь остановить его. Не забудь об этом, друид, когда будешь открывать рот.

Наступило продолжительное молчание, друид все стоял на одной ноге. Наконец он вымолвил:

— В этой тевте состоялся конец. А теперь начнется начало. Но и у этого начала будет свой конец.

Улыбнувшись, Эсон опустил меч.

— Правильно сказал, седовласый. В меру — не слишком много. Все кончается — так и должно быть. А теперь иди.

Друид ушел не оглядываясь, а Эсон с холодной улыбкой опустился на шкуры.

— Мужи пьянеют, — проговорил Интеб. — И вливают семя в женщин, куда ни глянь. Ночь будет тревожной, если не принять мер.

— Ты мудр, мой египтянин, ты необходим мне.

— Я рад этому, Эсон, — ответил зодчий.

Ночью было не до сна. Еще не остывшие после победы воины пили, ели и хвастали, прославляли собственные подвиги. Побитые телом и приунывшие духом йернии по одному тянулись в свои комнаты, раненых обихаживали сестры и матери. Эсон сидел с быками-вождями двух победивших тевт, но они были готовы лишь пить, бахвалиться и разговаривать о пустяках, пока все еще не будет совершено должным образом. Одно дело — поспешный набег на Дан Уала. Теперь настала пора обсудить более важные вещи, но для этого нужно кое-что сделать. Когда стало светать, послали за главным друидом. Немед, в свою очередь, послал за работавшими в лесу дровосеками. Они убрали мусор из дыр, в которые ставился хендж быка-вождя, и к утру опоры уже стояли. Вождь-бык дана всегда восседал на этом месте, здесь лицо его освещали первые лучи солнца нового дня, а на закате всем приходилось щуриться и прикрывать глаза, обращаясь к нему. Раз в дане находились быки-вожди еще двух тевт, им тоже полагались хенджи — только поменьше, по бокам от главного хенджа, более почетное место — справа. Для них вырыли ямы, достали из кладовой ошкуренные бревна. Их густо покрывал налипший навоз, но белая краска скроет оставленные им следы.

Интеб ночью спал, пока остальные пили, и теперь бодрствовал вместе с парой мутноглазых микенцев, назначенных в утренний караул. Египтянин с большим интересом следил за возведением хенджей. Все сооружения, которые он видел на Острове Йерниев, были чрезвычайно примитивными — в Египте они сгодились бы разве что для курятника. Взять хоть сами даны — ничего сложного. Деревянный каркас поддерживался прочными бревнами, вертикально врытыми в землю по кругу. Поперечины опирались на насыпь, расстояние между ними определяло ширину одной комнаты. Не слишком-то прочное сооружение скреплял деревянный пол второго этажа. Стены между опорами делали из плетеных жгутов, место они занимали, но прочности сооружению не добавляли. Так был построен и Дан Уала, только он был побольше других. Как и в прочих данах, бык-вождь обитал на втором этаже над широким входом. Нависающая крыша позволяла укрыться от непогоды и защищала от дождя. Внутри дана располагалось два круглых сооружения. В них обитали мастеровые: кожемяки, кузнецы и плотники.

В отличие от прочих тевт, здесь умели обрабатывать и камень. Конечно, работа была несложная — обтесанные камни устанавливались в выдолбленные в твердом мелу гнезда — но и это было уже существенно. А вот что здесь действительно умели — это обрабатывать дерево. Интеб с интересом следил, как йернии обтесывали столбы для хенджей.

Каменными молотками и клиньями они сперва скалывали одну сторону бревна. Когда поверхность его становилась ровной, ее еще сглаживали бронзовыми долотами. Другие мастеровые тем временем обрабатывали концы стояков. Самую точную часть работы делал один старик с узловатыми ладонями. Быстрыми точными ударами короткого топора он обрабатывал торцы бревен, оставляя на них выступы величиной с кулак. Сделав это, он распорядился, чтобы к нему перекатили бревно, предназначенное для поперечины. Тщательно все промерив, с помощью молотка и обломка бронзового кинжала вместо стамески он вырубил гнездо, отвечавшее выступу.

Под надзором друида Немеда поставили опоры первого хенджа. С шумной перебранкой их укрепили, забив куски мела между столбом и краями ямы. Установка поперечин оказалась более сложным делом. Пришлось составить из бревен козлы, с которых и устанавливали обычно перекладину. Бревно закатили на козлы, плотники полезли наверх. По команде Немеда они взяли бревно, приподняли повыше и насадили на шипы. Раздались победные крики, а строители принялись горделиво выхаживать возле хенджа, ощущая себя героями.

Пока шло возведение хенджей, начали сходиться воины-йернии. Когда в деревянных корытах принесли воду и мел, воины оттолкнули строителей и взялись за пучки травы. Немед указал каждой тевте свой хендж. Воины тут же взялись белить столбы, отбирая друг у друга пучки травы, не забывая при этом намазывать белой смесью усы и волосы на голове.