— Оставайся здесь, пусть они тебя не видят, — приказал Эсон, обернувшись к Найкери. — Если меня убьют, ты вернешься и предупредишь остальных. Если меня ждет победа — я пришлю кого-нибудь за тобой. В любом случае не показывайся, пока тебя не позовут по имени. Если свита героя — всего одна женщина, над ним будут смеяться, а не страшиться.

Эсон повернулся лицом к дану. Он ждал, безмолвный и неподвижный, пока солнце не поднялось над горизонтом. Внутри стен уже поднимался утренний шум, Эсон видел суетящихся людей. И с обнаженным мечом в руке пошел к дану — один против всех его воинов.

Эсона никто не замечал, пока он не оказался в нескольких шагах от входа. Женщина с несколькими мальчиками постарше начала было убирать жерди, чтобы выпустить скот. Она подняла глаза и завизжала, а Эсон остановился.

— Дер Дак! — взревел он во всю мощь своих легких. — Дер Дак!

Мальчики и женщина убежали внутрь дома, внутри послышались расспросы и вопли. На верх вала из своих помещений высыпали воины, подобно выскакивающим из нор бурундукам. Огромный пес со свалявшейся бурой шерстью почуял запах Эсона и, щеря длинные клыки, с лаем бросился на него. Короткое движение меча — и он остался лежать грудой грязной шерсти на земле. Эсон вновь возвысил голос:

— Выходи, Дер Дак, чтобы я прирезал тебя, как твоего пса. Нет, тебя будет легче прикончить. Ты — трус, слепленный из навоза, ты — женщина, подвязавшая спереди козлиный хрен. Выходи и увидишь Эсона, который тебя убьет.

За ближайшей дверью послышался гневный рев, заглушивший прочие голоса. Уперевшись ладонями в дверной проем, Дер Дак выглянул наружу. Волосы его вздымались высокой меловой гривой, длинные белые усы спускались до плеч и загибались наружу. Обнаженный воин только что проснулся и кипел гневом.

— Кто там навлекает на себя быструю смерть?

— Я — Эсон Микенский, старший сын царя Перимеда, отца моего. Выходи, убийца! Ты погубил моих родичей, выходи теперь, чтобы встретить собственную смерть. Выходи, трус!

Дер Дак заскрежетал зубами от подобных оскорблений, слюна пеной выступила на губах. Бросившись в свою комнату, он принялся готовиться к битве.

Эсон не обращал внимания на других воинов, но Найкери была обеспокоена. Из своего укрытия она с тревогой следила, как один за другим появлялись йернии. Почти все были с оружием, но пользоваться им не собирались. Собравшись наверху вала, они громко перекрикивались и расталкивали других, чтобы занять место поудобнее. Вмешиваться никто не намеревался. Воины благодушно ожидали зрелища и кричали женщинам, чтобы те принесли меда. Когда появился готовый к битве Дер Дак с огромным каменным топором и щитом на руке, все разразились воплями. Он спрыгнул с вала, и тут Эсон увидел, что было на голове Дер Дака.

Микенский шлем, помятый и неухоженный, потерявший большую часть плюмажа из конского хвоста… но тем не менее настоящий микенский шлем. Он мог достаться Дер Даку только одним способом. Его сняли с одного из убитых у копи — с его дяди или еще кого-нибудь.

Взвыв, Дер Дак бросился вперед.

Бык-вождь был могучим воином. Он оказался достойным соперником Эсону. Прежде вождь бился со многими мужами. Их головы теперь висели над его дверью. Топор его был в два раза больше, чем у всякого другого воина, и у него хватало сил справляться с таким оружием. Будь у Эсона панцирь, он легко отразил бы такую атаку и просто зарубил бы Дер Дака, как только тот подошел бы поближе. Но сейчас на йернии был бронзовый шлем, и щит его прочностью не уступал бронзовому.

Эсон ударил, йерний отразил меч щитом. Тут и микенцу пришлось шагнуть назад и принять на щит тяжелый удар. Щит громыхнул, Эсон ощутил боль в руке.

Они кружили, размахивая оружием, пытаясь отыскать брешь в защите другого. Шла свирепая схватка, не знающая пощады. Скоро оба начали задыхаться. Сил на проклятия уже не оставалось, тела их были покрыты кровью и потом.

Дер Дак первым нанес рану, наискось отмахнувшись огромным топором. Отскочив от щита, тот рассек руку Эсона. Рана не была тяжелой и на деле ничем не мешала, но кровь текла по руке, и наблюдатели разразились воплями. Ухмыльнувшись, Дер Дак усилил натиск. Эсон отступил, глядя на кровь и открыв рот, и опустил щит, словно его рука ослабела от раны. Заметив это, Дер Дак удвоил усилия и обрушил топор с силой, достаточной, чтобы пробить щит.

Эсон ждал этого удара и был готов к нему. Не пытаясь уклониться или поднять щит выше, он просто выставил меч над щитом, чтобы принять удар.

Меч вонзился в древко — как раз под самым каменным топором.

Металл дерево рубит.

Каменный топор отлетел на землю, и Дер Дак остался стоять с бесполезной теперь длинной рукояткой в руках. Пока, не веря своим глазам, он глядел на топор, острие меча, как хищная птица, преследующая добычу, вонзилось прямо в солнечное сплетение быка-вождя; меч пронзил тело насквозь и уперся в позвоночник.

Дер Дак широко взмахнул руками; щит, соскочив, отлетел в сторону и покатился по земле. С коротким предсмертным хрипом вождь перегнулся вперед и рухнул на землю мертвым.

Встав над бездыханным телом, Эсон отбросил в сторону и собственный щит. Найкери говорила ему об обычаях этих людей. Они отрубали головы побежденным. Точнее, отрезали бронзовыми ножами — долго пилили, ведь позвоночник — прочная штука. Он покажет им, как лучше справляться с этой мясницкой работой. Зажатый в двух руках меч со свистом обрушился на шею.

Голова Дер Дака отлетела от тела.

Холодный гнев еще не отпускал Эсона. Бросив медную шапку на землю, он сорвал микенский шлем с отрубленной головы и водрузил на собственную. За жесткие усы трофей было удобно держать, и, взяв голову Дер Дака, он отправился к воинам на валу. Те, что были с оружием, не подумали поднять его. Встав перед ними, Эсон закричал:

— Мертв Дер Дак! Убит ваш бык-вождь! Кто будет вместо него?

Воины переглядывались, ожидая, что ответит кто-то другой. Все знали обряд выборов быка-вождя. Но объяснять все гневному незнакомцу… Эсон ткнул окровавленным мечом в сторону ближайшего из воинов, и тот пробормотал:

— Мы сделаем это как положено, по обычаю.

— Хорошо. Это не мое дело. Проведите меня теперь к Темному Человеку. Теперь он увидит мой меч.

Дверь ничуть не отличалась от прочих дверей в дане. Готовый ко всему, Эсон ногой распахнул ее и вступил внутрь, но комната оказалась пустой. В ней виднелись следы поспешного бегства: пожитки были разбросаны, на полу валялись осколки разбитого глиняного кувшина. Только в воздухе еще витал густой запах благовоний — других признаков бывшего обитателя не осталось. Эсон потыкал мечом в груду мехов. Ничего. Гнев отступал, и он впервые ощутил рану. А вместе с тем понял, что далее смерти Дер Дака планы его не заходили. Что же делать?

Воины расступились перед ним, и Эсон направился в помещение Дер Дака, помахивая отрубленной головой вождя. Над входом висели ссохшиеся человеческие головы, среди них — зловонная кабанья голова с полированными камнями вместо глаз. Эсон смахнул все это одним движением меча и пинками отправил в ров. Потом водрузил над дверью голову Дер Дака и уселся под ней.

— Принесите еды и питья, — приказал он.

Воцарилось молчание, и Эсон положил руку на меч. Тогда один из воинов повторил приказ женщине, оказавшейся неподалеку. Расслабив мышцы, Эсон оторвал клок меха и принялся вытирать им меч. Перед ним стояла Найкери.

— Тебе следовало ждать снаружи, — проговорил он.

— Я видела, как все было. Ты победил. Мои родичи бывали здесь, а на женщин здешние воины не обращают внимания.

— Сядь сзади, так, чтобы тебя не было видно.

— Что ты собираешься теперь делать? — спросила она, обходя его сбоку. — Здесь такая вонь.

— Я хочу поесть.

— А потом?

Он заворчал — потому что не знал, как ответить.

Подошла девушка, поставила перед ним две чаши. Одну, с кислым молоком, он осушил почти целиком, прежде чем обратиться к другой, наполненной мягким сыром. Эсон отправлял его пальцем в рот, когда один из воинов стал перед ним.