Неутешительные сведения, сообщенные моим сотрудником о Тибетском нагорье, не остановили, однако, меня от дальнейших попыток проникнуть через перевал Сарык-туз в глубь этой нагорной пустыни. Спустя несколько дней по его возвращении я предложил ему отправиться вторично по тому же перевалу за Куньлунь и по достижении нагорья следовать прямо на юг сколь возможно далее от окраинного хребта. При этом, если страна окажется не столь пустынной, как на пути к верховьям Керии-дарьи, В. И. Роборовскому было поручено отыскать в ней место, удобное для временного расположения всей экспедиции.
Другой мой сотрудник, П. К. Козлов, был направлен мной на Тибетское нагорье вверх по реке Бостан-тограк, по которой можно, как уверяли туземцы, без больших затруднений пересечь окраинный хребет Куньлунь.
27 мая оба мои сотрудника в сопровождении нескольких нижних чинов конвоя экспедиции и туземцев отправились в путь, а я остался в Кара-Сае продолжать астрономические наблюдения и сбор расспросных сведений о Куньлуне. Геолог экспедиции К. И. Богданович, отправившийся одновременно с нею из Нии прямо на юг, в горы Куньлуня, посетил золотой прииск Соургак и оттуда проследовал вдоль подножья этого хребта в Кара-Сай, заезжая попутно в некоторые его долины и ущелья. После кратковременного отдыха в Кара-Сае он направился прямо горами на северо-восток, на прииск Копа, и вернулся оттуда в Кара-Сай лишь в конце июня {164}.
По собранным мною расспросным сведениям и личным наблюдениям, количество атмосферических осадков в горах Куньлуня по направлению с юго-запада на северо-восток заметно уменьшается. Такое неравномерное распределение осадков в окраинном хребте весьма наглядно отражается на флоре юго-западной и северо-восточной его частей. Так, в горах юго-западной части Куньлуня нередки небольшие еловые и можжевеловые лески с зарослями разнообразных кустарников и обширные альпийские луга, служащие очень хорошими пастбищами. В северо-восточной же части того же хребта лесов вовсе нет, кустарная растительность очень однообразна, и альпийские луга к северо-востоку от реки Керия-дарья встречаются все реже и реже, уступая при этом далеко, как по пространству, так и по разнообразию своей растительности, лугам юго-западной части Куньлуня. Между тем почвенные условия в обеих частях, по-видимому, одинаковы: горы Куньлуня на всем протяжении от меридиана озера Лобнор до верховьев реки Тызнап покрыты почти до 12 000 футов высоты слоем лёсса, не различающегося резко своими качествами. Поэтому постепенное обеднение гор окраинного хребта растительностью в северо-восточном направлении следует, по всей вероятности, приписать уменьшению в нем атмосферических осадков в том же направлении. По свидетельству туземцев, количество ежегодно выпадающих в горах Куньлуня дождя и снега к юго-западу от реки Керия-дарья действительно значительно больше, чем к северо-востоку от нее. Дождевые и снеговые тучи в этих горах, по их показаниям, приносятся всегда с юго-запада, запада и северо-запада, а дожди выпадают преимущественно в июне и июле. В августе же, сентябре, октябре и часто даже в ноябре в Куньлуне преобладает хорошая погода: ясные, тихие дни и холодные ночи. В конце января начинаются бури, сопровождающиеся нередко снежными метелями, и продолжаются до апреля.
В Куньлуне, почти на всем его протяжении в пределах Кашгарии, живут туземцы, отличающиеся от обитателей ее оазисов исключительно своим пастушеским образом жизни и, пожалуй, еще большей чистотой нравов. Они пасут стада овец, принадлежащие богатым жителям оазисов, и это занятие переходит у них наследственно от родителей к детям, так что многие поколения их родились и провели всю свою жизнь в горах. Обитатели оазисов называют этих пастухов таглыками (горцами) и относятся к ним с некоторым пренебрежением, как бы к людям низшей расы. В действительности же таглыки, уступая несколько жителям котловины в учтивости и знании приличий, простодушнее и откровеннее их.
Плотность пастушеского населения Куньлуня и численность пасомых им стад, соответственно уменьшению обширности и тучности пастбищ в северо-восточном направлении, также постепенно уменьшаются в этом же направлении. Наиболее населены горы его между верховьями рек Ке-рия-дарья и Юрункаш. На этом пространстве пасутся многочисленные стада тонкорунных и обыкновенных курдючных овец, для которых едва хватает подножного корма на горных пастбищах. К северо-востоку же от Керии-дарьи плотность пастушеского населения и число овец постепенно уменьшается.
Таглыки проводят со стадами все лето на высоких горах, достигая в июле высочайших альпийских пастбищ, а осенью спускаются в нижние горные долины и на северное предгорье Куньлуня, где расположены их убогие селения, состоящие из пещерных жилищ и весьма немногих мазанок. В этих селениях они проводят зиму, а стада пасутся в окрестностях и отгоняются по мере вытравления ближайших пастбищ на отдаленные [114]. Около своих селений таглыки засевают ячмень для собственной потребности; поливка пашен и уборка хлеба производятся немногими людьми, преимущественно стариками, остающимися на лето в селениях, а остальные уходят со стадами в горы. Кочуя там с ними все лето, таглыки не пользуются в это время никакими подвижными жилищами: на всех известных им горных пастбищах, на которые они последовательно, по мере вытравления корма, перегоняют стада, ими устроены для себя постоянные жилища. Они состоят из пещер, вырытых в лёссовых или конгломератовых обрывах, близ источников и речек. Эти пещеры, напоминающие несколько по форме внутренность нашей русской печи, имеют толстые лицевые стены с входными отверстиями. В одной из боковых стен выдалбливается небольшая ниша, служащая очагом, из которой выходит вверх дымовой канал; а в остальных стенах пробиваются ниши для помещения посуды и прочих домашних вещей. Другой канал, выведенный наружу через потолок пещеры, служит вентилятором.
В таких примитивных жилищах проводят таглыки все лето с женами, детьми и с необходимым домашним скарбом, меняя их [эти жилища] всякий раз с перемещением стад на другие пастбища. Спустившись осенью с гор в свои селения, они по вытравлении скотом соседних пастбищ бывают вынуждены угонять далеко от них стада и проживать временно на этих отдаленных от селений пастбищах в таких же пещерных жилищах, как и летом в горах Куньлуня.
Таглыки, как выше сказано, пасут стада овец, принадлежащие жителям оазисов, но имеют немного и своего скота: лошадей, ослов, коров и больше всего овец. За пастьбу чужих стад горцы получают с владельцев весеннюю шерсть и половину собранного масла, а другая вместе с летней шерстью поступает к хозяину стада. Ежегодный приплод, по условию с владельцами, должен быть не менее 50 ягнят на каждые 100 голов овец. Излишек против этой нормы составляет прибыль пастуха, а недостаток пополняется в конце года из его собственности. Пошлины с овец в казну (по одной тэнь-ге с головы) уплачиваются хозяином и пастухом пополам; потери же от падежей и волков принимаются на свой счет владельцем, но пастух обязан представлять всякий раз доказательства такой убыли овец. Каждый хозяин клеймит своих овец собственным клеймом, почему их всегда легко отличить от других, и в течение года раза два осматривает и пересчитывает их {165}.
Таглыки сопутствовали нам во всех экскурсиях по горам Куньлуня и на северную окраину Тибетского нагорья. Мы сблизились с этими простодушными людьми и полюбили их за чистосердечие, откровенность и услужливость. В горах они удивляли нас своей способностью скоро и легко взбираться на страшные крутизны, казавшиеся нам неприступными. Зато во время пребывания за Куньлунем, в Тибетской нагорной пустыне, которой таглыки почему-то страшатся, они далеко не проявляли такой отваги и нередко обнаруживали даже некоторое малодушие. Эти мужественные люди, столь покорные климатическим невзгодам своей суровой горной родины, неоднократно пытались уговаривать нас не отходить далеко от окраинного хребта на юг, в глубь безлюдной нагорной пустыни, в которой, по их убеждению, легко погибнуть, и непритворно радовались каждый раз, когда мы поворачивали оттуда назад в Куньлунь.