В сомнениях императрицы больше правды о роли Российской империи в создании русских бумажных денег, чем в сочинениях экономистов, верноподданных как самой Екатерине, так и ее преемникам. Государственный штамп в дореволюционной России вызывал не меньше сомнений, чем аналогичный штамп, поставленный крупной частной компанией, поскольку было известно, что государственный аппарат переполнен казнокрадами различных мастей. Да и сам батюшка царь или матушка императрица были не без греха. Не отсюда ли стремление предельно упростить государственную теорию денег?
"Деньги — это счетный знак, своего рода бухгалтерская запись. Количество денег, находящихся в вашем расположении, служит выражением вашего актива по счету с обществом", — писал в начале нашего века Ю. Г. Жуковский, управляющий Госбанком, царский сенатор, которого В. И. Ленин называл "пошло-буржуазным экономистом". Вроде бы совсем немного переиначены слова Гегеля: "Некая сумма денег… есть долг или имущество в зависимости от внешнего им отношения". Но после переиначивания, сделанного Жуковским, смысл этих слов сближается с идеями государственной теории денег. Далее Ю. Г. Жуковский ставит знак тождества между обществом и государством, пытается доказать теоретически, что феодально-капиталистическое государство — это хорошо, оставляя отдельные недостатки его деятельности за бортом теории.
Бумажные деньги с принудительным курсом нельзя отрывать от прочих денежных средств. Считается, например, что в России бумажные деньги были введены в 1769 году волей императрицы. Однако речь шла, на самом деле, о создании двух банков, Московского и Санкт-Петербургского. Вот как выглядела основная часть Манифеста императрицы Екатерины II от 29 декабря 1768 года: "И так с 1 генваря будущего 1769 года устанавливаются здесь в Санкт-Петербурге и в Москве под покровительством Нашим два Банка для вымена Государственных ассигнаций, которых выдаваемо будет из разных Правительств и казенных мест, от Нас к тому означенных, столько, а не более как в вышеозначенных Банках капитала наличного будет состоять". И далее "Сверх того повелеваем, чтобы все частные люди, которые будут впредь чинить денежные платежи и казенные сборы, как в Санкт-Петербурге, так и в Москве взносили бы неотменно в число каждых 500 рублей государственную ассигнацию на 25 рублей". Были в манифесте и благие намерения: "Каждый из частных людей может всегда, когда похощет, обратить те свои ассигнации в наличные деньги, представляя из оных Московскую в Московском банке, а Санкт-Петербургскую в Санкт-Петербургском. Сим Банкам Мы предписали такие правила, по которым они платеж производить должны без малейшего замедления и потеряния времени.
Мы, Императорским нашим словом торжественно объявляем за Нас и Преемников Престола нашего, что по тем Государственным ассигнациям всегда исправная и верная последует выдача денег требующим оные из Банков". Торжественное обещание выполнялось 18 лет. В 1787 году выпущено было бумажных денег почти на 54 млн. рублей, и русские ассигнации превратились в падающую валюту.
Интересно, что за полгода до начала выпуска рублей без обеспечения манифестом от 28 июня 1786 года была сделана попытка сохранить хоть видимость благополучия и тоже дано торжественное обещание: "Святостию слова Царского за Нас и за Преемников Императорского Престола, что число Банковских ассигнаций никогда и ни в каком случае не долженствует простираться в Нашем Государстве выше ста миллионов рублей". Почему 100 млн. рублей упоминаются в манифесте 1786 года, неизвестно — во всяком случае в сейфах банков не было золота и серебра на эту сумму.
Круглая цифра действительно продержалась два года, но соблазн поборол и это обещание. В 1790 году напечатали ассигнаций еще на 11 млн. рублей. И, как говорит английская пословица: "Только первая кружка пива горькая". К 1800 году ассигнаций было напечатано на 210 млн. рублей и бумажный рубль "весил" всего 65,5 копеек серебром. А в 1814 году после Отечественной войны за бумажный рубль давали всего 20 копеек. "Так экономические явления господствуют над волей людей", — заключает, описывая эти государственные решения, историк П. А. Храмов. Его слова относятся не только к данному периоду, но и к большинству проявлений воли государственных деятелей в отношении денежного обращения. Вот еще два примера.
Все ранние китайские монеты имели обозначение веса, как правило отличавшееся от фактического. К явному несоответствию между весом и номиналом добавлялось также и то, что основная весовая монетная единица — "лян" — в течение тысячелетий не была единой по всей территории Китая. Даже в первой половине XX века вес монеты колебался в зависимости от провинции, где она обращалась, от 35 до 38 г.
Император Цин Ши Хуан-ди (246–210 годы до нашей эры) ввел единые для всего Китая круглые монеты с квадратным отверстием. Надпись на них говорила о весе — "пол-ляна". Он же попытался отменить меновую торговлю и применение в качестве средств обращения раковин каури, черепашьих щитов, шелка и любых монет, кроме им утвержденных. Эта попытка и стремление стабилизировать денежное обращение оказались обреченными на неудачу. Лет через десять с небольшим после реформы преемники Цин Ши Хуан-ди стали выпускать более легкую монету с прежним номиналом "пол-ляна". К середине II века до нашей эры вес монет уменьшился в два с лишним раза.
Вообще, к одинаковым номиналам Монет разного беса китайцы относились с истинно восточным спокойствием. Так, во времена династии Южной Лян одновременно обращались бронзовые и железные монеты с номиналом 5 шу (24 шу=1 лян). Но стихийно сложившийся курс — за две железные монеты давали одну бронзовую — не удивлял никого, даже императорских чиновников, взимавших налоги.
Конечно, в императорском Китае роль власти была огромная, но что бы ни предпринимали сам император, его мудрые советники и просто чиновники, они не могли нарушить некоторых общих закономерностей развития денежного обращения: оттока полновесной монеты, разнообразия форм и видов денег, соотношения между монетами разного качества, изготовленными из разных материалов.
В IX, X веках в Средней Азии чеканились четыре вида дирхемов. Полноценные серебряные дирхемы "ис-маили" саманидской чеканки практически не попадали в обращение. В силу закона Грешэма — Коперника они уходили за пределы зоны обращения дирхемов, преимущественно в Европу. Дирхемы "мусайаби" содержали 70 % серебра, а дирхемы "мухаммади" — 40 %. Самым загадочным был четвертый вид дирхемов — «гитрифи», в которых серебра вообще не было. "К превратностям нашего времени, — писал аль-Бируни, — относится приравнивание, «гитрифи» к серебряным дирхемам в цене, а иногда даже повышение их курса над ними; между тем «гитрифи» — не что иное, как фельсы (мелкая монета), чеканенные из меди с примесью".
В 1128 году 100 дирхемов чистого серебра стоили от 70 до 80 дирхемов "гитрифи". Стоимость дирхемов "мусайаби" и "мухаммади" определялась по доле содержащегося в них серебра.
Принудительный курс "гитрифи" неоднократно был причиной того, что вытеснялись из обращения не они, а три вида дирхемов, содержащих в себе серебро.
Таким образом, желая решить одну задачу — ввести принудительный курс медной монеты, центральная власть приводила в действие механизмы, изменявшие сам состав денежной массы в обращении, ее структуру. Аналогичные процессы происходят всегда, когда проводятся мероприятия, оправдываемые тем, что "воля" государя сама по себе создает стоимость.
Чуть завуалированная версия "государственной" теории происхождения денег — так называемая "счетная" теория, согласно которой первые деньги служили лишь средством учета и расчетов.
