— Месяц на небе, мертвец в земле. Месяц всё видит, мертвец всё знает.
— Торлейф, Ярловый Скальд! Заклинаю тебя кровью, твоей и чужой — приди!
Отзвучали последние слова, и внезапно налетел ветер — холодный, резкий.
Хильда брызнула на курган водой и кинула в огонь кусочки коры с начертанными на них рунами. Из могильника стало вырываться яркое сияние, из середины которого постепенно стал появляться призрак огромного размера. Как Синеус, внимательно наблюдавший за происходящим, ни напрягал зрение, он не мог решить, видит ли он настоящее привидение или просто клубы сгустившегося тумана.
Вскоре Хильда снова начала петь:
О Великий мертвец,
Кому саваном
Служит блеск его подвигов,
Ты прими мой привет!
Как Один во дни минувшие
Мрак преисподней вопрошал
И от головы Мимира
Научения ждал,
Так и гордый потомок
Его ждал от могил,
Чтобы дух его праотцов
Его путь осветил.
Костер громко затрещал, и к ногам пророчицы полетели кусочки коры, на которых руны уже как будто были выжжены красным.
Хильда подняла их, рассмотрела и издала такой ужасный крик, что у Синеуса от ужаса усы встали дыбом. Затем она вновь запела:
Ты не воин, сошедший
В лоно хладной земли;
Я дрожу пред тобою
Посол высшей судьбы,
Мощный сын исполина,
Грозный вождь,
Ты сковал мне уста,
Силу чар сокрушил!
Хильда страшно скорчилась, пение её перешло в хрип изо рта показалась пена, но она продолжала:
Моногарм, сын колдуньи,
В Ямвиде царствуешь ты,
И на гибель несчастным
Прядешь нить зол и беды.
Когда в час роковой
Судно мчится на мель,
Тогда гады толпой
Из болота ползут.
И на месте, где ты
В сне являлся девице,
Стоишь гордо, но крылья
Распусти и лети поскорей.
Грозен, грозен дух злобы
И коварен.
Но ты
Не робей, и надменный
Враг падёт пред тобой.
Пророчица опять замолчала, и Синеус решился приблизиться к ней, видя, что она всё ещё не обращает на него внимания. Он ждал, Хильда махнула рукой. Чёрная тень подступила ближе, к Синеусу, на миг наклонилась, снова выпрямилась…
— Почему вы не даёте мне покоя?
Голос, прозвучавший из тени, был обычным, немного усталым. Чёрная тень дрогнула, надвинулась, но круг, защищённый рунами, не пустил её к костру:
— Боитесь… — в голосе прозвучала горечь. — Боитесь меня, великого Скальда и воина.
— Я не боюсь козней врагов, но раз уж даже Буря-Яга отказалась отвечать мне на вопросы, то здесь что-то не так. Так что будь посредницей между мною и этой тенью, я буду задавать, а ты мне отвечать.
Послышался смех — горький, невеселый:
— Задавай.
— Будет ли урожай на овёс, на рожь?
— Нет, не будет, закупай зерно заранее.
— Много ли выловим селёдки?
— Достаточно.
— Как мой сын, Таркель?
— Он погиб, защищая Императора во время дворцовой смуты, а с ним ещё 57 норманов.
— Правда, что Олег-Хельга погиб от укуса змеи?
— Нет, он жив и скоро придёт к тебе в гости.
— Когда он придёт ко мне?
— Через 109 дней.
— Он придёт ко мне с просьбой или с какими-то предложениями?
Хильда захрипела, изо рта появилась пена, Синеус обругал себя за неправильный вопрос.
— Когда я пойду в набег?
— После того, как дважды расстанешься с Олегом.
— На кого?
— Ты возьмешь Бирку, а потом будет война, огромная, страшная война, продлится она сорок лет.
Тишину звёздной ночи разорвал вой ветра, костёр вспыхнул, взвился метра на три и упал в бессилии, чуть-чуть сердито пошипел и потух. Хильда без сознания упала на землю, её тело изогнулось, скорчилось в судорогах, дёрнулось в последний раз, и она обмякла, после этого её отхаживали несколько дней, а молчала она дней десять.
* * *
— Проснись, ярл! — Олег обнял Синеуса.
— Яга-то откуда знает? У меня же в свидетелях целая дружина, что я помер, — Олег ухмыльнулся. — Что-то ты хитришь, побратим.
Но заметив смущение Синеуса, продолжать не стал.
— Можно подумать, ты не знаешь, что она старше даже Одина.
— Я что-то об этом слышал. Но всё равно, откуда ей об этом известно? — Олег задумчиво нахмурился.
Синеус весело хлопнул его по плечу, да так, что даже могучий Олег покачнулся.
— Не бери в голову, Олег, даже боги не всё знают.
— Им-то богам что, им знать и не надо, они как собаки всё чувствуют.
Синеус с деланным возмущением пророкотал:
— Как ты так можешь говорить о богах?
— Боги, они тоже люди.
— У тебя боги то люди, то собаки.
Олег сверкнул своими зелёными глазами и пробормотал:
— Они меня так напрягли, что на века работы хватит, хочешь здеся, на ветерку всё поведаю?
— Нет, Олег. Мы с тобой сначала отдохнём. Хельга, мы с тобой не виделись с тех пор, как по Карпатам погуляли, а за столом, если захочешь, расскажешь. А где твой кошкослон шляется? Ведь про него так много всякого болтают, — Ярл хитро прищурился. — Или ты его схрумкал, пока отдыхал от житейских забав в пещере?..
Олег застенчиво улыбнулся и чуть слышно пропел какую-то восточную мелодию. Сначала появился хвост, который дёргался сам по себе; потом появилась ухмыляющаяся пасть с зубами от саблезубого тигра; а потом появился он во всей своей красе; чёрный, как южная ночь, в белых носочках, белый галстук на груди и огненно рыжая голова.
— Это кто, смесь рыси с чёрным барсом?
— Что, не видал такого? А он к тому же и учёный, а зовут его по-простому — КОТ. Кот и таскал мне всякую живность всё это время, пока я думал о будущем. Он ещё и в травках разбирается: какие для оленины, какие для зайчиков, какие для медвежатины, какие от болезней от разных. Усами пощупает и определит, чем ты болен и какой травой надо лечить, а подмигнёшь, так он найдет травку и для кайфа.
— А откуда он появился? — ярл не мог прийти в себя от изумления. Кот подмигнул полтора раза, промяукал ту же мелодию, что проскрипел Олег, но сзаду наперед, и… исчез.
У Синеуса отвисли две челюсти сразу, а потом схлопнулись. Олег смотрел на него с восхищением.
— Видел, как одна челюсть отвисает, но чтобы две одновременно! Восторг и розы на сцену! — крякнул бывший князь.
Синеус промяукал, как котёнок:
— Он что, вообще исчез?
— Да нет, он просто стал невидимым и ненюхаемым, и вообще, летаемым.
— Ходют легенды, что он с твоими врагами — крут.
Викинг ощерил зубы:
— Меч достань, замахнись.
Олег даже не успел отскочить, как меч почти сорвал с его головы прядь волос, но ярл не успел, кот-невидимка сжал зубами его кисть, правой лапой мощным ударом выбил меч и своим хвостом врезал викингу в промежность. Синеус крякнул от боли, отдышался, но всё равно со значительной, как у апостолов христианства, интонацией изрёк:
— Продай, нет, подари! Давай поменяемся! Да за такого Кота я тебе отдам два драккара, да нет, три! Прошу, как побратима.
Олег вздохнул так, как будто приподнял гранитную скалу.
— Представь, что римский кесарь даёт мне за тебя десять драккаров, наполненных золотом, чтобы я тебя предал. Как бы ты поступил?