Я только усмехнулся. Меня позабавило, как он произнес слова «этого Галлерона», будто на свете было полно Галлеронов, и все они пытались украсть его десятимиллионный пай в «Каспаре АГ», но лишь у «этого» были реальные шансы сие совершить.

— Ну, — ответил я, — если генерал не работал на него двадцать минут назад, то теперь наверняка работает. Но, думаю, он всегда на него работал. Это ведь вполне вероятно, не так ли? В этой части Европы чертовски мало крупных сделок совершается без того, чтобы в них не поучаствовал генерал работая на ту или иную сторону. А вы с Флецем его не нанимали.

— Так вы догадывались об этом? — возмутился Маганхард. — И позволили мне заплатить ему три тысячи франков? — Он взирал на меня с таким видом, будто у меня вдруг выросли две головы и обе они были настроены крайне недружелюбно.

— Я же предлагал вам заплатить треть от семи с половиной тысяч, — примирительным тоном заявил я. — Тогда вы бы сэкономили пять сотен. Он–то знал, что никогда не получит остального, но не посмел бы отказаться.

Разумеется, его это очень утешило.

— Зачем мне вообще было платить за то, чтобы меня предали?

— Он все же помог вызволить вас из тюрьмы, и то, что он вам продал, по–прежнему при вас: лишенная полицейского эскорта поездка до границы. Здесь он вас не надул. Пожелай он, чтобы нас сцапали легавые, так запросто мог оставить вас в той кутузке в Монтрё. Да и вообще наши враги отнюдь не желают, чтобы нас сцапали — они желают нашей смерти. Это вы, должно быть, уже заметили.

— И мы мчимся прямиком в ловушку, — с горечью произнес он.

— Скажем так — мы хитростью заставили их помочь нам проскочить под носом у полиции и бесплатно прокатиться. И вдобавок сообщить, где нас поджидают неприятности.

— Так вы все это спланировали? — удивленно вскинул брови Харви.

Я пожал плечами.

— Я всего лишь подбросил монетку. Либо он не работал на Галлерона и тогда смог бы оказать нам реальную помощь, либо же работал — и попытался бы заманить нас в ловушку. Когда пошел торг, мне требовалось всего лишь определить: орел или решка.

— И как же вы это определили? — с любопытством поинтересовалась мисс Джармен.

— Слишком мало он на нас заработал. Три тысячи — это ничто в такой игре; он даже не включил в счет вызволение Маганхарда из тюрьмы. К тому же он попытался одурачить нас с планом фортификаций.

— Вы хотите сказать, что эта карта — фальшивка? — спросил Харви.

— Нет. Какой прок им был бы от фальшивки? Да и зачем ему вообще было хранить поддельную карту — он же не знал заранее о нашем появлении. Нет, ведь когда я высказал опасения относительно возможности преодоления этих укреплений, он меня поддержал. Он–то досконально разбирается в фортификациях, но думал, что я в них ни черта не понимаю, поскольку они не играли значительной роли в последней войне. По сути дела, преодолеть зону укреплений ничуть не сложно: траншеи это те же дороги, только углубленные на семь футов ниже поверхности. Они предназначены для того, чтобы можно было спешно перебросить подкрепление на передовую или, наоборот, быстро организовать отступление, и т: к далее в том же духе. Но генерал хотел, чтобы мы сочли это трудновыполнимым — тогда бы он смог направить нас в определенное место. Вот почему он и назвал эту карту «патрульной тропой». Такой штуки вообще не существует — патруль проходит по специальным ходам сообщений, если движется не от самой линии фронта.

— Тогда что же изображено на этой карте?

— Рокадная дорога — проход для танков. Отмеченная линия обозначает также направление удара для контратаки, но вам придется направить свои танки поверху — ведь они–то не смогут преодолеть траншеи. Значит, необходимо создать для них специальный проход: соорудить мосты над траншеями и так далее. Именно название он и оторвал от нижней части карты.

Харви медленно кивнул.

— А копия этой карты в данный момент едет на поезде в Лихтенштейн?

— Думаю, да. Им же понадобится немало времени, чтобы подготовить нам встречу.

— Великолепно. — Он поудобнее устроился на сиденье. — Значит, до тех пор они будут выжидать и ничего не предпримут?

— Они же профессионалы.

Харви закрыл глаза.

— Всегда приятно это сознавать.

Оставив позади последние шале — напоминавшие увеличенные часы с кукушкой домики жителей Монтрё, которым не по вкусу было жить в гостиницах или же у которых совесть была не настолько нечиста, чтобы испытывать в этом необходимость, мы очутились среди сельских просторов. Детишки у обочины дороги наперебой предлагали нам купить букеты полевых нарциссов, размахивая ими, но мы промчались мимо. В этом путешествии цветы нам были без надобности.

Харви, сидя рядом со мной, клевал носом, что для него было нетипично. Наверное, сказались недолгий ночной сон и долгое похмелье. Маганхард на заднем сиденье занялся чтением «Журналь де Женев», которую стянул в апартаментах генерала, и вполголоса бормотал мисс Джармен что–то насчет котировки акций. Обернувшись, я заметил, что она их записывает. Видно, это имело какое–то значение.

Примерно в половине четвертого мы проследовали через предместья Фрибура, и огромный утес, на котором расположились башни старого города, нависал над нами, пока мы не выехали за его черту. Взглянув на часы, я убедился, что мы хорошо укладываемся во время.

Несмотря на тряску и скрип рессор, меня клонило в сон, только я не был уверен, что имею право поспать. Попытался убедить себя, что пока мы находимся в генеральской машине и с его же шофером, он вряд ли организует нападение на нас. И в общем–то я себя в этом убедил, однако к тому времени сон как рукой сняло.

Харви проснулся, когда мы подъезжали к Берну. Проделал он это чрезвычайно медленно, подобно человеку, выбирающемуся из грязи или же из часового сна, в то время как ему очень не помешало бы прихватить еще часиков шесть. Он закурил сигарету, двигаясь все так же медленно, и несколько раз кашлянул. Потом спросил:

— Где мы?

— В Берне.

— Еще сколько ехать?

— Часа четыре с половиной.

— Господи Иисусе. — Он провел рукой по лицу и затем вытянул ее перед собой.

Я старался не смотреть — однако испытывал не меньший интерес, чем он сам, — и по той же самой причине. Пальцы его мелко дрожали.

Я ждал какой–нибудь реакции, но он промолчал.

Мы величественно проплыли через центр Берна, миновали здание национального Парламента, перебрались через реку и двинулись вдоль Тунштрассе. Местные жители провожали нас любопытными взглядами, а парочка полисменов полуофициальным манером отдали нам честь. Само собой, они отлично знали эту машину.

Мы выехали за пределы города, и дорога вновь стала ухабистой. «Роллс» издавал едва слышное поскрипывание и потрескивание — такой звук получается при трении дерева об дерево. И действовал он удивительно умиротворяюще так, наверное, чувствуешь себя в каюте чайного клипера, идущего на всех парусах.

Я обернулся и пристально вгляделся в тень на заднем сиденье.

— Значит, говорите, никогда не слыхали об этом Галлероне?

— Никогда, — отрезал Маганхард.

Я кивнул.

— А выходит, он парень не промах, верно? Он достаточно хорошо осведомлен, чтобы заставить работать на себя генерала, чтобы нанять такого профессионального головореза, как Бернар, и, возможно, для того, чтобы сфабриковать против вас обвинение в изнасиловании, — и при этом в его руках акции Хайлигера.

— Для меня наиболее существенно именно последнее, — отозвался Маганхард. — Макс верил в личное владение. И все свое всегда носил с собой.

— У него был такой большой черный портфель, — тихо добавила мисс Джармен. — Прикованный цепочкой к его запястью. И битком набитый акциями на предъявителя, облигациями и всевозможными документами. Должно быть, его содержимое оценивалось в несколько миллионов.

— Да ну? — Я посмотрел на нее. — Тогда почему портфеля не оказалось при нем, когда он разбился?