— И это все, что они могут сделать? — тихо произнесла мисс Джармен. Затем она повернулась к Жинетт: — Это правда?

— Мое дорогое дитя, — мрачно отозвалась Жинетт, — если бы я умела определять, когда Луи говорит правду, то, возможно, вышла бы за него замуж пятнадцать лет назад.

Я бросил на нее быстрый взгляд, затем обратился к девушке:

— Только не забывайте, что за жизнь вы стали бы разбивать вдребезги для Харви. Он ведь телохранитель. Если он будет продолжать в том же духе, то вряд ли умрет в постели — неважно, будучи трезвым или пьяным.

Она встрепенулась.

— В этом и заключается его проблема?

— Не знаю. Как я уже сказал, в большинстве случаев никому не известно, в чем заключается проблема, если только человека не подвергали глубокому психоанализу. А в данном конкретном случае я бы сказал, что это всего лишь еще один способ сжечь дом дотла. Но если вы желаете докапываться до причин, скажу вам вот что: за свою жизнь Харви уже убил нескольких человек — и знает, что убьет еще. Не каждому легко жить с таким грузом. В любом случае, — я вновь обрел свою обычную тактичность, — вам–то чего беспокоиться?

Она вздернула подбородок.

— Он мне нравится.

— Вчера он вам не нравился. Вы сочли нас парочкой голливудских гангстеров.

— В отношении его я изменила свое мнение. — Тут в глазах ее вдруг мелькнула тревога. — Нет–нет, простите. Я ошибалась в отношении вас обоих. Но вы ведь знаете его — неужели не можете ему помочь?

Я покачал головой.

— Я — часть его прошлого. Два дня назад я не отличил бы его от папы римского, но тем не менее я часть его прошлого. Для него я ассоциируюсь с оружием.

* * *

Мгновение девушка стояла совершенно неподвижно, крепко обхватив себя руками и уставившись невидящим взглядом на лужайку. Затем внезапно очнулась.

— Я пойду и… поговорю с ним. — Она повернулась, чтобы идти.

— Он сам прекрасно все это знает, — поспешно сказал я. — Он держался, не пил в течение трех дней — до сего момента, потому что знает: нельзя сочетать стрельбу и выпивку. Так что на свой счет он отнюдь не обманывается — выход ему известен. Все, что ему необходимо, — это достаточно веская причина, чтобы воспользоваться этим выходом. Просто прекратить убивать будет недостаточно.

— Что вы имеете в виду?

— Только то, что далеко не всегда существенно выяснить, почему тот или иной человек стал алкоголиком. Алкоголь уже становится самостоятельной причиной. Поэтому ему нужны веские основания, чтобы бросить пить, а отнюдь не для того, чтобы продолжать.

Она испытующе оглядела меня, затем медленно кивнула, повернулась и направилась в замок.

Жинетт проводила ее взглядом.

— Луи, ты пытался убедить ее стать для него этим самым веским основанием?

Я пожал плечами.

— Я просто пытался донести до ее сознания, что человека не заставишь бросить пить с помощью парочки молитв и чашки какао.

— И что, действительно излечить алкоголика невозможно?

— Ну почему же, можно — в одном случае из ста. Именно стольких врачи способны вернуть к нормальному потреблению спиртного. Только им неведомо, как это сделать и почему так происходит. Мне следовало все это ей объяснить?

Жинетт задумчиво покачала головой.

— Нет. Думаю, она все равно бы тебе не поверила. Она еще достаточно молода, чтобы верить в чудеса. Возможно даже, достаточно молода, чтобы творить их своими руками. — Она посмотрела на меня. — А его случай относится к одному из ста?

— Таких, как он, и без того встретишь одного на несколько миллионов. Много ли людей становятся телохранителями — да еще такого высокого уровня, как он? В Париже он третья величина. — Тут я кое–что вспомнил. — Впрочем, теперь уже, полагаю, вторая, поскольку Бернар мертв.

Она окинула меня жестким взглядом.

— Если он и сам это помнит, вряд ли это ему поможет.

Я лишь кивнул в ответ. Она была права — едва ли Харви забыл об этом.

Она двинулась в обход лужайки, и я пошел рядом, стараясь идти в ногу с ней.

— А каков же теперь твой личный рейтинг, Луи? Какая ты по счету величина?

— Я не убийца, — холодно отозвался я.

— Ах да, ну конечно, ты теперь генерал. Зачем тебе мараться и таскать с собой пушку? Ты лишь отдаешь приказы своим подчиненным, где провести очередное сражение. Неужто думаешь, что все эти битвы не имеют к тебе никакого отношения и что в одной из них и тебе уготован славный конец?.. Видишь ли, — продолжала она, — к настоящему времени я уже уяснила себе образ мысли бравых стрелков. Они считают себя непобедимыми. Как и пилоты истребителей. Как и рыцари в доспехах, всякий раз жаждущие сразиться с очередным драконом. И так все время — до тех пор, пока не встретят своего последнего дракона. А последний дракон всегда найдется. Ты точно такой же, как Ламбер.

— И все–таки я не вооруженный бандит, Жинетт.

— Ламбер тоже им не был. Знаешь, как погиб Ламбер?

— Читал в газетах. Несчастный случай на воде неподалеку от Испании. Что–то случилось с яхтой.

— И ты этому поверил, Луи?

Я пожал плечами. Тогда это показалось мне несколько странным, но ведь никаких других версий не было. Она продолжала:

— Мы держали яхту неподалеку от Монпелье, где вы с Ламбером прежде складировали оружие, доставляемое на фелюгах[57] с Гибралтара и из Северной Африки. Примерно раз в год он в компании старых друзей выходил на яхте и слегка промышлял контрабандой. Так, ничего особенного — из Танжера[58] везли табак, а в Испанию, кажется, поставляли кофе или запчасти для автомобилей. Не сказать, чтобы это приносило большую прибыль, да и занимался он этим не ради прибыли, а ради острых ощущений — чтобы скрасить себе процесс тихого и спокойного старения. Но однажды испанская береговая охрана оказалась более бдительной. Они обстреляли яхту из пулеметов. Очень неспортивно — но, возможно, никто не сказал им, что он занимался этим из чисто спортивного интереса?

Я лишь невыразительно покачал головой.

— В газетах написали, что он попал в шторм, — тихо продолжала она. — Конечно, он ведь был графом и, кроме того, героем Сопротивления — вот они и подыскали для него шторм. Очень любезно. Но, как видишь, даже для него нашелся последний дракон.

Немного помолчав, я заметил:

— Я занимаюсь этим не из спортивного интереса.

— Возможно… но тогда зачем?

— Потому что меня наняли. Это моя работа.

— Так кто же ты теперь? Ты так и не стал адвокатом?

— Нет, так и не стал. После войны я еще поработал в посольстве в Париже…

— Ты работал там на Британскую секретную службу. — заметила она с легким укором. — Все мы это знали.

— Черт возьми, да знаю я, что все вы знали. Потому и ушел в конце концов в отставку.

— Но, Луи, мы считали, что со стороны Лондона было очень любезно заслать шпиона, которого все мы знали и любили. — Она изобразила вежливую улыбку. — Извини… продолжай, пожалуйста.

— Да, собственно, и продолжать–то нечего. Я располагал здесь обширными связями. Был досконально знаком с европейскими законами, а поскольку я числился в штате сотрудников при торговом атташе, ко мне обращались с различными вопросами по проблемам, связанным с бизнесом. Таким образом, я стал кем–то вроде коммерческого агента: свожу людей друг с другом, консультирую их, выполняю кое–какую легальную работу.

— А также и кое–какую нелегальную?

— Нет. — Я закурил, потом спохватился и предложил ей сигарету. Она покачала головой. — Нет, в этом нет необходимости. Ведь существует множество услуг, которые адвокат не может или же не желает оказывать — и совсем не обязательно они выходят за рамки закона… Черт возьми, да во всей Европе законно даже убить человека, пытающегося убить вас. Однако вы почему–то нанимаете адвоката, чтобы он сделал это за вас.

— И тогда–то некто призывает на помощь месье Кейна и месье Ловелла?