На нас напал страх. Мы отказались от мотоцикла и бросились в кусты около дороги. Притаились, наблюдаем — что будет дальше.

В это время с нашей стороны загремела артиллерия. Над головами со свистом полетели снаряды. Они рвались в другом конце деревни. Один из них угодил в дом, за которым стояла автомашина.

Нам стало страшно, и мы решили спрятаться в более надежное место. Неподалеку стоял еще один дом. Мы быстро перебежали к нему. Дом был пуст. Мы пробрались на кухню и сели на пол. Васька, смелее всех, залез на подоконник посмотреть, что делается на улице. В этот момент недалеко от дома разорвался снаряд. Стекло в окне разлетелось и осколками рассекло Ваське щеку. По лицу его потекла кровь. Васька забрался в угол и стал вытирать ее.

Через несколько минут артиллерийский обстрел прекратился, и мы услыхали пулеметные и винтовочные выстрелы. Они все приближались к нам. Я заинтересовался, подкрался к окну и выглянул. То, что я увидел, заставило меня вздрогнуть. Из сада выскочил высокий немец и направился к нашему дому. Оружия у нас не было. «Ну, капут нам всем», — подумал я и со страхом начал следить за немцем. Тот взбежал на крыльцо, почему-то остановился, постоял, потом побежал к уборной и спрятался в ней.

Я повеселел и только тогда рассказал ребятам, какая опасность угрожала нам.

Мы собирались бежать из дома, как вдруг в деревне раздались крики «ура». Мы поняли, что это наши наступают. Подбежали к окну: наши пехотинцы, пригнувшись, перебегали от хаты к хате. Страх наш пропал. Мы пулей вылетели из дома и побежали навстречу. Бойцы, заметив нас, очень удивились и спросили, откуда мы взялись. Когда мы рассказали, они засмеялись: «Вот вояки, с одним мотоциклом село взяли!»

Тогда я вспомнил про того немца.

— Ребята, давайте посмотрим, где он, — сказал я.

Мы тихо подбежали к уборной. Я вырвался вперед и распахнул дверь.

Передо мной стоял тот самый немец. Заметив, что нас трое, он поднял руки. Я быстро схватил лежащий у его ног пистолет. Он был не заряжен. Перепуганный немец одной рукой достал из кармана фотокарточку и подал мне. На фото была женщина с ребенком. Я подумал, что это его жена.

— Ком, — крикнул я.

Немец вышел. Мы привели его к мотоциклу. Я и Васька остались сторожить, а Колька побежал искать наших бойцов. Скоро он вернулся вместе со старшим лейтенантом. Мы передали ему немца. Старший лейтенант вынул из планшетки блокнот и записал, что такие-то воспитанники такой-то части задержали немецкого офицера.

Мы приехали в часть и доложили полковнику о своих похождениях. Полковник рассердился, что мы поехали без разрешения, и приказал отобрать у нас мотоцикл. В наказание нам дали по пять суток гауптвахты. Мы отсидели как миленькие. А когда срок наказания кончился, мы были удивлены: нам была объявлена благодарность и возвращен мотоцикл.

Юрий Мамочкин (1930 г.)

Летом 1943 года на нашу деревню Новоселье Пропойского района напали немцы. Окружили, выгнали людей на площадь посреди деревни. Разделили всех нас на две группы — в одной молодежь, в другой старики с детьми.

Молодых девушек и ребят погрузили в автомашины и вывезли из деревни. Стариков и женщин с детьми загнали в колхозные сараи, где лежала солома, облитая керосином. Двери заколотили, кругом расставили пулеметы. Сараи подожгли.

Стоны, проклятье, плач детей и женщин слышались среди треска огня и выстрелов. Кое-кто пытался выскочить из огня, но немцы расстреливали каждого.

Мама была во дворе и заметила немцев, когда те забегали в соседние хаты. Под полом у нас было устроено убежище, и мы вдвоем спрятались там. Я слышал, как немцы ломали и опрокидывали все в хате. В нескольких местах взрывали пол, но убежища так и не нашли. Наконец немцы оставили нашу хату. Мы сидели молча и прислушивались к шуму. Слышно было, как вдали по-прежнему звучала стрельба, плакали люди, трещал огонь. Пугал пожар — могла загореться и наша хата.

Под вечер, когда стало тихо, мы вышли из убежища. Сараи, в которых сжигали людей, догорали. С пожарища валил черный едкий дым. Кучи трупов валялись на площади. Многие, видимо, пытались убегать. Тела их были окровавлены и валялись там, где людей настигла пуля. В двух колодцах были потоплены дети, а сверху накидан разный хлам. Живыми из всей деревни осталось только десять человек.

— Теперь нам, сынок, жить здесь нельзя, — сказала мама, — пойдем к партизанам.

Мы хотели идти к партизанам с оружием. Мама сказала, что в деревне Ракосец (за два километра) в хате дяди Змитрока немцы устроили склад оружия.

— Ты знаешь его хату, — говорила она. — Эта хата выходит окнами в огород. Часовой стоит возле забора, у крыльца или на крыльце. Ты подползи к окну, залезь в хату и возьми оружие.

На следующий день я встретился со своим другом Васей, который остался в живых, потому что спрятался в колхозной кузнице за горновым мехом. Я рассказал ему о своих планах, и он согласился идти со мной.

В гарнизон мы вышли в полдень. Прошли рожь и по картофельному полю поползли к хате. Подняли головы из картофеля, послушали, посмотрели — никого кругом не было. Мы подползли к хате. Стекла в окнах были прикреплены гвоздями. Я вырвал их, вынул стекло, отцепил крючки и открыл окно. Быстро и тихо мы вскочили в хату. Около стены стояло много винтовок. Посредине хаты в двух больших штабелях были сложены ящики. В каждом ящике лежало по четыре мины, в других были снаряды. Один ящик без крышки был наполовину заполнен патронами. Мы взяли по две винтовки, набили за пазуху патронов и выскочили. Я вставил стекло и воткнул гвозди на место.

Во дворе было тихо. Солнце сильно припекало. Вокруг, как и прежде, никого не было. Я пожалел, что мы поспешили и взяли мало винтовок, но решил, что можно будет прийти еще раз… Проползли по картофельному полю, пригнувшись, выбежали на тропинку, которая шла к нашей деревне.

С Васей мы не были соседями. Я жил в конце деревни, а он в центре. Когда мы дошли до нашей хаты, я спросил у него:

— Что ты будешь делать со своими винтовками?

— А ты что будешь делать? — спросил он.

— Они мне нужны. Я не для себя… Я их передам партизанам. Но этого мало. Может, еще раз сходим?..

— Хорошо, — согласился Вася.

— Пойдем к нам, — пригласил я.

Мама дала нам пообедать. Мы ели и рассказывали ей, как достали оружие. Она вздохнула и сказала:

— Молодцы, ребята, только никому про это не говорите.

— Нет! — ответили мы дружно.

Оружие и патроны она сложила в большой мешок и обмотала его веревкой.

Под вечер мама понесла оружие в отряд и вернулась только ночью, когда я спал. Назавтра я спросил маму, что сказал командир.

— Сказал, чтоб мы собирали оружие, — ответила она.

— А скоро ли мы пойдем к партизанам?

— До зимы будем жить здесь. Я получила задание, буду разведчицей. Станет опаснее, перейдем к ним. Я рассказала командиру, что это оружие достал ты. Он похвалил тебя и просил еще достать.

Мне было очень приятно, и я сказал:

— Мамочка, если просил сам командир, то еще не раз схожу…

— Хорошо, хорошо, только будь осторожным.

Мы ходили еще дважды и принесли восемь винтовок и около тысячи патронов. Мы так же тихо подползали, вынимали стекло и опять его вставляли на место. Но делали это не днем, а вечером.

В четвертый раз мы решили идти днем. Солнце сильно жгло, от такой жары нас разморило. Вокруг — ни души. Мы предполагали, что немцы где-либо спят в тени. Так оно и было.

Как и всегда, мы подползли к окну, тихо открыли его и вскочили. Все было на своем месте. Поглядели в окна — на улице никого. Решили осмотреться получше. Ничего особенного: у стены стоят прежние винтовки, столько же патронов и два штабеля снарядов-мин посреди хаты. Но — что это?.. В углу стоят нары, накрытые одеялом. А рядом на небольшой вешалке два френча. На каждом френче висит по кобуре. «Видимо, наганы», — подумал я. Расстегнул кобуры, сунул один наган за пазуху, а второй дал Васе. Набрали мы патронов, прихватили две винтовки и выскочили в окно.