Как только машина проехала во двор, зазвенел звонок на обед. Немцы быстро разобрали свои шинели, оружие и подались в казарму. Ребята тоже ушли со двора. На улице Толя тихо сказал:

— Мы видели все и следили за всем, что делалось на дворе…

— Когда немцы узнают, что пропал револьвер, начнут искать, спрашивать, кто взял. Скажете, что ничего не видели и не знаете, — сказал товарищам Володя.

На углу улицы он остановил друзей и прошептал:

— Пока немцы не хватились, револьвер нужно забрать. Вы наблюдайте, а я пойду.

Брат подошел к выбитой доске, просунул руку в щель и вытащил револьвер. Спрятал в карман и махнул друзьям — дескать, идите прямо, а сам пошел по другой улице. Он спрятал револьвер под тротуаром, напротив нашего дома.

На следующий день маму погнали копать окопы. Я и Володя остались дома. Мы играли с младшими детыми. В сенях раздался стук, и в хату вошли три немца. Начали расспрашивать про револьвер. Володя отвечал:

— Я ничего не знаю…

Немцы перерыли в хате все вещи, но оружия не нашли. Это обозлило их. Они набросились на Володю и избили его до крови. И это им не помогло — брат твердил одно и то же:

— Ничего не знаю… Никакого револьвера я не видал.

Я и жалел брата и гордился, что он такой смелый и стойкий. Немцы забрали Володю и повели. Офицер, допрашивавший его, сначала хотел взять лаской. Он сказал, что если Володя признается и вернет револьвер, то сейчас же будет отпущен домой с подарком. Но старания немца были напрасны: Володя повторял одно и то же. Тогда его начали пытать. Били плетками до потери сознания, отливали холодной водой и опять били. Голого сажали в холодную. Когда и это не помогло, собрали вместе трех мальчиков и начали говорить, что они один одного выдали. Осталось выяснить, кто из трех виноват. Немцы внимательно следили за мальчиками. Те стояли молча перед палачами, и каждый на хитрости немцев отвечал:

— Я-то не брал, а если кто брал или видел, пусть скажет.

Немцы убедились, что ничего от ребят не добьются. Отпустили Толю, Алеся, а Володю продолжали мучить. Но никакие пытки не могли сломить его упорство. Немцам надоело возиться с ним, и они решили прикончить брата.

Его повели в камеру смерти. Он вошел туда и увидел двух немцев, которые держали большой мешок. Володя сразу догадался обо всем. Так немцы расправлялись с партизанами, которые отказывались отвечать на допросах: завязывали человека в мешок в бросали под лед в Днепр.

Брат остановился у дверей. К нему подскочили два жандарма. Один схватил за руки, с силой заломил их назад, второй — за ноги. Подняли и сунули в мешок. Володя громко заплакал и попробовал дернуть ногой, но от сильного удара сапогом в бок охнул и затих. Его подняли, вынесли на улицу и бросили в машину. Через несколько минут грузовик отъехал.

Володя лежал в машине, и ему казалось, что в кузове, кроме него, никого больше нет.

Умирать Володе не хотелось, и он начал думать, как бы ему выбраться из мешка. Но что мог он сделать голыми руками? Вдруг в голову пришла смелая мысль: зубы! Он собрал в комок ткань мешка и начал быстро жевать ее. Сначала прогрыз небольшую дырку, просунул в нее пальцы обеих рук и принялся с силой рвать мешок. Когда дыра сделалась больше, брат просунул ногу и две руки, натужился, и мешок подался. Потом Володя высунул голову и посмотрел по сторонам. В кузове, действительно, никого не было. Это его обрадовало. Володя сбросил с себя мешок, ухватился руками за борт, изловчился и выпрыгнул из машины — под откос, в снег.

Неподалеку был лес, и Володя пополз к нему. Руки окоченели от холода, но он не обращал на это внимания. Ему не терпелось добраться до лесной чащи, спрятаться от злого врага — немца.

С полкилометра прополз Володя, когда услышал тяжелый топот лошадиных ног. Он оглянулся. По дороге ехал полицейский на коне. Заметив ползущего человека, погнался. Володя хотел подняться и бежать, но сильный удар плетью сбил его с ног.

Полицейский пригнал Володю в Шклов и сдал в комендатуру. Его посадили в тюрьму, допрашивали — кто он такой и откуда. Володя не признался. Через несколько дней его перевели в концлагерь. Вместе с другими его гоняли копать окопы около города.

Я часто носил ему передачу. Во время наших встреч он рассказывал, как немцы издевались над ним в гестапо и как спасся от смерти. Однажды сказал мне, где спрятал револьвер. Я отыскал его и через Володиных товарищей передал дяде Маньковскому.

В лагере Володя пробыл до прихода Красной Армии. Отступая, немцы вывезли его в Германию. Что там случилось с ним, я не знаю.

Коля Кайкулин (1931 г.)

г. Шклов.

Наша деревня называлась Грани. Расположена она была недалеко от города Полоцка. Помню, как мама с папой ездили туда на базар и привозили оттуда мне вкусные баранки и конфеты. Мне шел седьмой год, и я был один у родителей. Правда, был еще старший брат, Василий, но он служил в Красной Армии.

Я хорошо не понимал, что случилось, но заметил, как тревожно говорили взрослые о войне, о немцах, потом про каких-то партизан. Я прислушивался, расспрашивал и мало-помалу стал догадываться, в чем дело.

Как-то раз ночью в окно к нам постучали. Я проснулся и увидел, что отец подошел к окну и сказал кому-то: «Сейчас, сейчас…» И потом открыл дверь. В темную нашу хату зашло много людей. Все говорили шепотом. Я догадался, что это партизаны. Мама поднялась, завесила окно одеялом и зажгла коптилку. Папа начал быстро собираться. Мама помогала ему. Положила в мешок чистую рубашку, портянки, потом собрала хлеб, сало. Когда все было готово, папа поцеловал бабушку в руку и голову. Обнял и поцеловал маму.

— Жди, вернемся с победой, — сказал он ей. — Расти сына.

Потом подошел ко мне, взял меня на руки и крепко прижал к груди. Все это произошло очень быстро, но я все же спросил:

— Куда ты, папа?

— Защищать родину от фашистов, сынок, — ответил он.

Все вышли из хаты. Мы с мамой погасили огонь и, обнявшись, долго сидели около окна. Смотрели на ту стежку, что поворачивала в лес, — по ней ушел наш папа с незнакомыми людьми.

Мама сказала, что сегодня ночью все наши мужчины ушли к партизанам, потому что завтра немцы погонят людей на работу. А кто хочет служить врагу? А там в лесу много партизан, и они будут помогать нашей армии. Когда немцев прогонят, все вернутся домой.

Но отец мой больше уже не вернулся…

Прошло некоторое время — и вдруг в нашей деревне начали рваться снаряды: обстреливали из Полоцка. В небе появились самолеты и стали нас бомбить. Люди бросились в поле, в лес, а некоторые искали убежища дома.

Снаряды гудят, дома горят, люди мечутся, а моя мама упала в сенях и не двигается. Я кинулся к ней, но она мне и слова не смогла сказать — умерла.

Бабушка сказала, что нужно бежать в лес, в окопы. Она так растерялась, что не знала, что делать. Мне пришло в голову взять с собой корову и окорок свинины. Я завязал корове полотенце за рога, и мы побежали. Все вокруг оглушительно гремело.

Только подошли к окопу, как недалеко разорвался снаряд и осколком ранило корову. Она замычала и упала. Но нам было не до нее. Мы спрятались в окоп и в ужасе почувствовали, как от взрывов дрожит вся земля.

Когда стало тихо, мы выбрались наверх. Над деревней стоял черный дым. Я подумал, что мама не умерла, а упала в обмороке, и побежал домой. Там уже были немцы. Наша хата не горела.

Я вбежал в сени и увидел, что мама лежит, как и раньше, на полу мертвая.

Немцы поймали девять партизанских семей, загнали в сарай и подожгли. Я забыл свое горе, когда увидал такой ужас.

Закончив свое страшное дело, немцы уехали.

Люди из лесу начали собираться около нашей хаты. Пришла и моя бабушка с раненой коровой. Обнявшись, мы долго плакали. Теперь у меня из родных и близких осталась одна только бабушка.

Соседи помогли похоронить маму. Говорили, что она умерла от разрыва сердца.