По преданию, небольшая школа посвященных существовала в Оно[143], пригороде Иерусалима, неподалеку от горы Сион, и в Барселоне, находившейся в Арагонском королевстве. Сегодня это провинция Испании, но тогда, в XII в., эта территория представляла собой особую культурную общность, простиравшуюся от Барселоны до Прованса. Школа в Иерусалиме исчезла после захвата города крестоносцами в 1099 г. Однако основные идеи «Бахира» в иносказательной форме были представлены в одном из арабских трудов по алхимии, созданных в XI в. Труд этот, названный «Матерь царя» и надписанный именем некоего Абуфа-лаха, восходит к книге, приписываемой царю Соломону и называемой «Га-Маспен», что означает «Компас», или путеводная звезда. Анонимный арабский автор, укрывшийся за псевдонимом «Абуфалах», что на арабском «зеленом» арго означает «сын разума», включает в Третьи Врата своей сокровищницы отдельные места из книги «Га-Маспен». Любопытно, что сам автор не сознает этого.
Абуфалах — это арабоязычный еврей, писавший в Иерусалиме в период между исчезновением сумасшедшего халифа аль-Хакима и захватом города крестоносцами. Его алхимическое учение изложено достаточно подробно, но, увы, не отличается особой оригинальностью. Тем не менее Абуфалах рассказывает, где и как он изучал эти тайные науки. Он учился у некоего мудреца по имени Абу Артуш, возможно — в школе Оно, у которого имелась древняя книга, где рассказывалось, как царь Соломон овладел тайнами алхимии и получил в дар от царицы Савской некий драгоценный камень, с помощью коего мог совершать, и действительно совершал, трансмутации. Несколько изменив тон и манеру рассказа, Абуфалах сообщает, что египетская царица[144] владела частью древних тайных знаний и, возможно, была представительницей древней генеалогии или наследственности, но ей был необходим таинственный «образ [небес]», который был способен предсказывать будущее и обладал силой совершать трансмутации «из паров», то есть производить пресловутую материализацию идей, чтобы завершить Великий Труд. Как пишет Абуфалах, царь Соломон с радостью сообщил царице эти тайные знания.
Итак, мы видим, что всего за несколько лет до взятия в 1099 г. Иерусалима крестоносным воинством в городе трудится арабоязычный еврейский эзотерик, создавая труд об алхимии, которую он называет драгоценным камнем, позволяющим производить трансмутации, и о некой тайной книге, восходящей ко временам царя Соломона и основания Первого Храма. Автор жил в Иерусалиме и был связан с мистиками, изучавшими «Раза Рабба», промежуточный вариант книги «Бахир». А отсюда — всего полшага до документального доказательства тайны алхимии — той самой тайны, которую тамплиеры, по всей вероятности, обнаружили на развалинах Храма. Мы и не предполагали, сколь важное значение может иметь труд Абуфалаха, существующий ныне в одном-единственном экземпляре — манускрипте, хранящемся в Британском музее. Одном-единственном — за исключением того факта, что другой провансальский мистик, Рабби Шломо, работавший в русле поздней версии «Бахира» и живший в XIII в., воспользуется значительным фрагментом из него при составлении своего алхимического текста — «Врата Неба». Этот курьезный плагиат указывает на усвоение этой концепции в рамках традиции «Бахира» и утрату прямой связи с оригиналом, что было вызвано падением Иерусалима, а также постоянным стремлением завуалировать и скрыть источники информации.
Мы можем считать это явным проявлением тенденции тех, кто был причастен к созданию «Бахира», скрыть, замаскировать и запутать следы источников информации, которыми они пользовались. Как и в отношении франкмасонов, появившихся на несколько веков позже, единственный ключ, коим мы располагаем, — это серия метафорических легенд, в которых упоминаются сам Соломон и построенный им Храм, а также, разумеется, вполне реальные и загадочные рыцари Храма Соломона.
Падение Иерусалима знаменовало собой конец существования ранней школы «Бахира» в пригороде Иерусалима — Оно. Возможно, имевшаяся у них древняя книга и была одной из тех тайн, которые стали достоянием тамплиеров в первые годы XII в., наряду с неким «драгоценным камнем», которым в равной степени мог быть и Черный Камень аль-Хакима, и куда более древний и загадочный камень, который привезла в Иерусалим царица Савская. Вполне возможно, что именно эти открытия и находки и были теми самыми реликвиями, которые и были привезены в Труа в 1104 г. и вызвали такой переполох при дворе в Шампани. Для раскрытия этих тайн потребовалось создание ордена тамплиеров в 1118 г., узаконенного папой в 1128 г. К 1130 г., когда Яков I Арагонский даровал тамплиерам обширные владения в Провансе, Лангедоке и Арагоне, казалось, что тамплиеры становятся новой могущественной силой. А менее чем через два века это стало реальностью.
В те самые 1120— 1130-е годы, когда имел место быстрый рост влияния тамплиеров, группа мистиков — создателей предварительной версии «Бахира», работавших над текстом «Великой Тайны» в Испании, решила перебраться в Прованс. К 1150 г. значительная группа мудрецов поселилась в Провансе, обосновавшись в разных культурных центрах, включая Арль, Аи и Ним. В последующие два десятилетия их сочинения, пополнившие основной текст «Великой Тайны», оформились в тот самый «Бахир» дошедших до нас манускриптов. И то, что еще вчера было почти утраченным преданием, неожиданно расцвело пышным цветом, превратившись в живое духовное течение, во многом определившее будущие перспективы развития как иудейского, так и христианского мистицизма.
В период времени с 1130 по 1170 г. наблюдался активный подъем движения катаров, которые из едва тлевшего очага гностической мудрости превратились в крупнейшего духовного соперника ортодоксального христианства. В 1126 г., за два года до того дня, когда папа официально даровал тамплиерам легитимный статус, во всей ереси катаров был один-единственный мученик на весь Лангедок — Пьер де Брюи. А в 1167 г., спустя всего сорок лет, катары распространили свое влияние на весь этот регион, заняв большинство мест в совете Тулузы, дав всему движению свое имя — альбигойцы, или верные из Альби.
Не было ли внезапное возвышение катаров-альбигойцев связано с двумя другими факторами: появлением мудрецов круга «Бахира» и возникновением тамплиеров, которые, по сути, защищали весь этот обширный регион от всевластия римско-католической церкви? Нет, скопление столь большого числа иудейских мудрецов, мистиков, алхимиков и даже големистов (магов, стремившихся создать голема. — Прим. пер.) в связи с обнародованием тайного текста, который следует считать единственным реальным источником открытий на Храмовой горе в Иерусалиме, именно здесь, в силовом центре Европы, колыбели тамплиеров, просто невозможно назвать случайным. Но тогда, возможно, связующим звеном между катарами и тамплиерами были иудейские алхимики круга создателей «Бахира»?
Большинство ученых, подметивших синхронистический характер этих событий, от Гершом Шолема до Нейла Ашера Зильбермана, черпали свою информацию о катарах из книг яростных противников катаров и считали подобные связи между внешне столь разными традициями абсолютно невозможными и недопустимыми. Однако это отрицание не объясняет факт существования подобных связей.
Профессор Шуламит Шахат, еврейская исследовательница «Бахира», взявшая на себя труд выявить сохранившиеся фрагменты подлинных документов катаров, пришла к совершенно иным, неожиданным выводам. Профессор Шахат обнаружила, что сходство идейных установок авторов «Бахира» и катаров можно считать несравненно более существенным, чем мелкие различия между ними, — если, разумеется, не брать в расчет христианскую истерию и демагогию. И хотя профессор Шахат не сделала окончательных выводов на сей счет, есть один ключевой фактор, прямо свидетельствующий о том, что катары испытали на себе непосредственное влияние идей «Бахира».
Этот фактор — вышеупомянутая Шехина, именуемая в «Бахире» Божественным Присутствием и описываемая как свет, который светит даже во тьме. Ее красота сравнивается с прекрасным сосудом, наполненным драгоценными камнями, а ее основным атрибутом является своего рода космическая, всеобъемлющая материнская любовь, океан премудрости. В другом стихе сокровище Божественного Присутствия уподобляется прекрасной жемчужине, и через посредство целой серии сложных аллюзий и анаграмм на «зеленом языке» смысл этой фразы можно условно перевести как «Воплотите в жизнь труды ваши в сердце жемчужины[145], которая дает начало времени».
