Чего именно ожидал Урбан от собора в Клермоне, остается неясным. По всей видимости, он намеревался начать военную экспедицию, но такую, какая не имела бы ничего общего с кампанией, которую он не так давно санкционировал в Испании. Нет, задуманная им акция должна была представлять собой нечто совсем иное.

Урбан II, урожденный Эд де Шатийон-сюр-Марн, бывший приор Клюни, был человек достаточно широких взглядов, умелый организатор и искусный дипломат, убежденный сторонник программы церковных реформ, выдвинутой его предшественником — папой Григорием VII. Однако, в отличие от Григория, неутомимая деятельность которого затрагивала всех и вся, Урбан отличался особой гуманностью. Это был своего рода поп-звезда среди пап: высокий, стройный, доступный, отличавшийся подчеркнуто аристократическими манерами. Его главной целью было проведение широких реформ в Западной церкви и воссоединение[102] ее с Восточной (Православной) церковью ради восстановления истинно католического[103], единого вселенского христианства. В этом смысле просьба Алексея I о помощи представляла решающий прорыв в деле воссоединения церквей. На Урбана также сильное впечатление произвело движение «мир Божий», сторонники которого призывали устраивать во время войн между христианами перемирия в воскресные дни и праздники наиболее почитаемых святых. Он видел в призыве поднять оружие против «грешного племени, отпавшего от Бога» (так он назвал турок в своей речи перед толпами, собравшимися в Клермоне) (см. ил. 5.6), своего рода средство направить боевой дух европейских аристократов в более выгодное русло.

Утром во вторник 27 ноября 1095 г. в Клермоне собрались многотысячные толпы, горевшие желанием услышать обращение папы. Фанатики-монахи и странствующие проповедники разнесли весть об этом обращении за много месяцев до выступления папы. И когда долгожданный день наступил, собравшихся оказалось слишком много, так что кафедральный собор просто не смог вместить всех, и обращение было оглашено под открытым небом, на пустоши у восточных ворот Клермона. Когда толпы собрались у ворот, Урбан II поднялся на возвышение и обратился к своей пастве.

Четверо хронистов-современников донесли до нас слова Урбана. Один из них, Робер Монах, заявлял, что он лично присутствовал в Клермоне и слышал обращение, с которым выступил Урбан. Именно эту версию речи папы мы и взяли за основу нашего рассказа. Робер сообщает, что Урбан начал свое выступление призывом к франкам: «О племя франков! Народ, возлюбленный и избранный Господом!» Затем, согласно записи Робера, папа призвал верных прийти на помощь братьям на Востоке. Восточные христиане обращаются с мольбой о помощи: турки вторглись на исконно христианские земли, сея смерть и разрушения всюду, где ступала их нога. Урбан особо подчеркивал святость Иерусалима и тяжесть страданий паломников, дерзавших отправиться туда. Нарисовав мрачную картину ужасов, творящихся на Востоке, Урбан огласил свое воззвание: пусть христиане Запада поспешат спасти страждущих братьев. Пусть богатые и бедные, собравшись и объединившись, прекратят истреблять друг друга ради великого блага — истребления безбожных турок Это будет поистине делом Божиим, объявил Урбан, и всех погибших в этой самой святой из войн ждет полное прощение и отпущение прежних грехов. В таком деле нельзя медлить; пусть все будут готовы выступить в поход летом следующего года. Сам Бог поведет Своих воинов в бой.

Урбан произнес речь по-французски перед своими соотечественниками, а затем, перейдя на латынь, достиг таких высот красноречия, которые были уже недоступны для понимания хрониста. Однако главное, что поразило в речи Урбана, — это его неожиданный пафос. Фраза «Dieu le volt», то есть «этого хочет Бог», эхом прокатывалась по толпе задолго до того, как Урбан окончил свою речь. По окончании обращения папы епископ Ле Пюи пал к его ногам, умоляя о позволении присоединиться к походу. Его примеру последовали многие тысячи присутствовавших

Папа оказался захвачен врасплох. Никаких планов похода составлено не было, не говоря уже о подготовке к столь масштабным перемещениям масс, которые имели место зимой 1095–1996 гг. И пока Урбан вновь созывал своих епископов, чтобы отдать им распоряжения относительно подготовки к походу и сделать политические заявления, группы странствующих евангелистов уже начали свой долгий путь к Святой Земле. В первых рядах паломников шел и Петр Пустынник

Неоднозначная фигура Петра Пустынника, личность которого была загадкой даже для современников, была и остается тайной в истории Первого Крестового похода. Мы видим его в 1088 г., когда он передал послание патриарха Иерусалимского папе Урбану. Впоследствии многие ученые выражали сомнение в достоверности этой истории, объясняя это незнатностью и малозначительностью фигуры Петра. Однако в личности этого монаха, умевшего увлечь и повести за собой толпы верующих, есть нечто таинственное, свидетельствующее о его связях с высшими кругами и могущественных покровителях, стоявших за ним. Сопоставляя скудные фрагменты информации о Петре Пустыннике, можно составить представление о закулисных пружинах и интригах, стоявших за Крестовыми походами.

Петр Пустынник, по всей видимости, родился в середине XI в. в Пикардии, возможно — неподалеку от Амьена. Прежде чем стать монахом, Петр был мелкопоместным дворянином, получившим свой фьеф[104] от Евстахия Болонского, отца Годфруа (Годфрида) Бульонского, будущего христианского короля Иерусалима. Через некоторое время, после 1070 г., Петр вступил в монастырь в Арденнах, где в течение ряда лет выполнял обязанности учителя и наставника юного Годфруа. После 1080 г. Петр отправился в паломничество в Иерусалим, где и оставался вплоть до выполнения уже известной нам миссии и появления в 1088 г. в Риме. Далее о нем ничего не известно вплоть до зимы 1095 г., когда он выступил с призывом к началу Крестовых походов в Бурже, что в провинции Берри. Известно, что на соборе в Клермоне он не присутствовал.

Если вспомнить замыслы папы Сильвестра II и деятельность созданных им монастырей хронистов, таинственная личность и деятельность Петра приобретают более конкретные очертания. Петр вступил в единственную монашескую общину в Арденнах, находившуюся в Орвале, неподалеку от Стенэ, имевшего налаженные связи с династией Меровингов. Монастырю покровительствовала тетка и приемная мать Годфруа. Эта монашеская община была филиалом таинственного ордена хронистов в Калабрии, Северная Италия, который проявлял особый интерес к прослеживанию родословной герцогов Лорранских — семейства, к которому принадлежал Годфруа.

Если эти монахи принадлежали к конгрегации хронистов, учрежденной папой Сильвестром, тогда легко понять многие странные эпизоды и повороты в судьбе Петра, в частности его необычно длительное пребывание в Иерусалиме. Вполне возможно, он был переведен в резиденцию ордена, которая находилась за пределами самого города, при базилике, подаренной им безумным халифом аль-Хакимом. Это проливает свет на позднейшую дипломатическую миссию Петра, ибо только высокопоставленный член монашеского ордена, основанного лично самим папой, мог быть подходящей фигурой для столь важного поручения — передаче папе послания иерусалимского патриарха и в его лице — всей Восточной (Православной) церкви.