В основе гностицизма как учения лежит представление о конце света. Еще до того, как христианство предложило свою, принципиально новую мифологию, гностицизм разработал собственную уникальную эсхатологическую модель. В известном смысле гностики, как и современные христианские фундаменталисты, с нетерпением ожидают конца света.

Практически в каждой культуре существуют свои собственные версии мифа о всемирной катастрофе. Сопоставив друг с другом подобные мифы и предания, можно выявить сходные мотивы вселенского катаклизма в столь далеких и разных культурах, как культуры эскимосов Сибири, аборигенов Австралии, друидов Ирландии и племен шумаш в Северной Америке. Во многих традициях подобная катастрофа осмысляется как уход человека из мира Золотого века. В некоторых верованиях такой катаклизм воспринимается как кара богов за злодеяния и нечестие людей. Излюбленную гностиками смесь персидского зороастризма, иудейской эсхатологии и египетской космологии с изрядной долей древнегреческой философии вполне можно считать попыткой дать сводный синтез всех древних преданий о катаклизмах и свести их в некую универсальную апокалипсическую модель.

Помня о том, что ярлык «гностицизм» накрывает собой огромное множество самых разных и часто противоречащих друг другу систем религиозных представлений, можно попытаться «рассортировать» этот спиритуалистический калейдоскоп и обратиться к рассмотрению основ собственно гностической космологии, ее ядра. Базовые постулаты гностицизма включают в себя добрых и злых божеств, и в основе своей это радикальная дуалистическая система. Реальной движущей силой философии гностицизма является намеренно усложненный и, так сказать, экспериментальный вариант представлений о конце света.

Согласно одному из гностических мифов, при сотворении мира дух Света был заключен в темницу силами Тьмы. Этот свет, являвший собой эманацию Божественной сущности, был заключен в человеческие тела в виде отдельных искр света, которыми и являются наши души. Гностические секты были убеждены, что цель человеческой жизни — пройти тот же путь в обратном направлении, совершить трудное путешествие индивидуальной искры Божественного Света назад, к воссоединению с Первозданным Светом путем искупления и спасения. По мнению гностиков, мир и вся его история — это создания злобного Демиурга[29].

Этот Демиург — ложный бог, или злое начало, создавшее этот мир в качестве клетки для душ — частиц Божественного света.

После того как душа достигает спасения, она возвращается к источнику Божественного Света, который медленно, по мере возвращения в него все большего и большего числа душ, восстанавливает свою целостность. Впоследствии, когда все души вернутся к этому истоку, материальная Вселенная, достигнув своей полноты без Света, переступит грань конца и погибнет. Учитывая представления современной биологии об излучении света и способностях спирали ДНК в качестве носителя информации, а также применение этих знаний для построения голографической картины мира, описанной гностиками, подобная эсхатология света приобретает все большее «научное» значение. В этом смысле мы можем рассматривать ДНК как крошечные фрагменты такой голограммы, содержащие информацию о целом, ограниченную самой материей, которую они должны одушевлять, чтобы вернуться к Вселенскому Свету.

Таким образом, эта «эсхатология Света», представляющая собой некий синтез древнеегипетских, персидских и иудейских элементов, может рассматриваться в качестве универсальной первоосновы для многочисленных гностических традиций. К числу этих традиций относилась и новая мессианистическая форма иудаизма, впоследствии трансформировавшаяся в христианство.

Действительно, гностические секты свято верили, что именно они обладают сокровенным знанием об истинной природе Христа. Большинство из их адептов не верили в Христа как реального человека из плоти и крови, который страдал и умер на кресте. Для гностиков Христос был божественным вестником, существом ангелоподобного плана, принявшим облик человека. Он был послан, чтобы поведать людям тайные знания о пути возвращения к Свету, избавления из этого мира тьмы. В этом смысле понятно, что возвращение (Второе Пришествие) Христа, по мысли гностиков, будет не материальным, а духовным. Воскресение для них было метафорой духовного триумфа над смертью и поэтому считалось доступным для каждого.

Убежденность гностиков в необходимости прямого опыта спасения, индивидуально-личностного возвращения в Свет резко контрастировала с господствующими взглядами ортодоксальной церкви, согласно которым только апостолы, которым Иисус явился после Воскресения, имели дар принимать и передавать духовную власть. Гностики, так сказать, решили повысить ставки, провозгласив Марию Магдалину своего рода суперапостолом.

По мнению гностиков, Мария Магдалина, сестра Марфы и Лазаря, была женой Иисуса. Именно поэтому она удостоилась чести стать первой свидетельницей Воскресения. Гностики также считали Марию Магдалину источником наиболее таинственных мистериальных знаний. Многие гностические секты пошли еще дальше, утверждая, что Мария — мать, жена и сестра Богочеловека — на самом деле была все той же Исидой, царицей неба. В своей «Тайне соборов» Фулканелли привлекает наше внимание к этому аспекту, когда в весьма туманных выражениях сообщает, что Черные Мадонны в криптах крупнейших готических соборов представляют собой ипостасные реплики богини Исиды. Этот символ является наиболее важным звеном, связующим эзотерику христианства с Египтом.

Как и в мистериях Исиды, доминирующее место в раннем христианстве и алхимии занимали женщины. Наиболее знаменитой личностью среди женщин-алхимиков была Клеопатра, автор классического текста «Хризопейя», или «Искусство делать золото». В этом труде, а также в тексте «Пророчица Исида», входящем в состав свода «Кодекс Маркиана», относящегося к XI в., мы видим древнейшее изображение змеи Уробороса, кусающей свой хвост (ил. 3.1). Этот символ космического цикла изображается наполовину черным и наполовину белым[30]. Греческая надпись, окружающая его, гласит: «Сумма всей философии».

Действительно, поскольку теперь нам известна исключительная важность спирали ДНК в этом богословии света, змея, кусающая свой собственный хвост, становится мощной метафорой, символическим изображением ДНК, что, по мнению антрополога Джереми Нарби, создает целый «телевизионный поток» образов, восходящих непосредственно к самой ДНК На той же странице «Кодекса Маркиана» под изображением месяца, изогнувшегося в виде маленькой змейки, мы видим целый ряд восьмилучевых звезд. Этот образ напоминает гностический огдоад, группу небесных сил (здесь можно вспомнить древнеегипетский Нетере), представленную в виде восьмиугольника.

Являясь реминисценцией огдоада из Гермополиса, города, посвященного богу Тоту, или Тету, и гностических систем Васи-лида и Валентина, восьмилучевая звезда впоследствии стала специфическим символом Марии, матери Иисуса Христа. Для пифагорейцев этот знак символизировал возрождение космоса, будучи, по словам Эратосфена, «выражением двойной полярности элементов, создающей постоянство». Известный алхимик XVII в. Бэзил Валентайн (обратим внимание на сочетание в его имени имен Василида и Валентина) утверждал, что восьмилучевая звезда символизировала философский аспект ртути и завершение первого этапа Великого Труда.

В Новом Завете фигурирует достаточно много Марий, что иной раз становится источником путаницы. В их числе — Мария, мать Иисуса, Мария, сестра Марфы и Лазаря, Мария Магдалина, удостоившаяся первой увидеть Христа после Воскресения, и «другая» Мария, и т. д. Некоторые из этих Марий могли быть одним и тем же лицом, например Мария из Вифании и Мария Магдалина. Гностики упорно стремились избегать путаницы, сфокусировав все внимание на Марии Магдалине, которую они провозгласили женой и ближайшей спутницей Иисуса Христа. По свидетельству Евангелия Марии, одного из апокрифических текстов, найденных в 1947 г. в Наг-Хаммади, Иисус поведал ей все тайны, которые не пожелал открыть апостолам. Любопытно, что некоторые гностические секты, такие, например, как офиты[31], считали, что Мария Магдалина и видный автор алхимических текстов, живший в I в. н. э. и известный под именем Мария Еврейка, — одно и то же лицо (см. ил. 3.2).