Мартин был очарован, сам Юань взирал на все спокойно, с полусонным одобрением.
— Вы находите это очаровательным? — спросил он, когда актеры удалились.
— О да, сэр, — поспешно ответил Мартин, пока Виктория даже не успела открыть рот.
Юань встал.
— Пошли. У меня есть игрушки, которые понравятся тебе больше. — «Игрушки» оказались реликвиями разнообразных военных кампаний маршала. Как они попали в Ханькоу, оставалось для Виктории загадкой, поскольку дом Юаня находился явно не здесь, а некоторые экспонаты оказались довольно громоздкими. А Мартин был вновь очарован, когда ему позволили взять в руки и достать из ножен саблю маршала и осмотреть револьвер Юаня.
— Не тревожьтесь, Виктория, — успокоил Юань, — он не заряжен.
Затем им предложили посмотреть альбом с фотографиями, пригласили к богатому столу. За обедом пришлось выпить еще изрядное количество рисовой водки.
— Я буду солдатом, — заявил Мартин. — И хочу служить с вами, господин Юань.
Юань улыбнулся:
— К сожалению, это невозможно: я в отставке.
— Но вы же будете воевать вновь, если империя окажется в опасности.
— Если меня призовут, то конечно. А пока... я могу только пытаться как-то тешить себя. Тем не менее ты бы пошел со мной на войну, Мартин?
— А это возможно? — Глаза Мартина загорелись.
— Думаю, маршал говорит о своих воспоминаниях, — заметила Виктория.
Юань продолжал улыбаться:
— Солдат, даже в отставке, обязан всегда поддерживать свое тело здоровым, а ум — острым, Виктория. И, как правильно сказал Мартин, если меня позовут оборонять страну, я должен быть в готовности. Итак, завтра я иду на охоту. Возможно, Мартин захочет составить мне компанию.
— О, сэр, мне можно? — закричал Мартин.
— На охоту? — тревожно спросила Виктория.
— На птиц. Это всего лишь проверка умения владеть стрелковым оружием. Ты знаком с огнестрельным оружием, Мартин?
— Я стреляю по мишеням каждый день, сэр, — гордо ответил Мартин.
— Тогда очередным этапом должна стать стрельба по движущейся цели. Ты согласен?
— Разрешите, тетушка Вики? — взмолился Мартин.
Виктория не могла решиться. Отказать — значит выразить неблагодарность Юаню. Да и что страшного в охоте на птиц...
— Не беспокойтесь попусту, Виктория, — сказал Юань. — Я за ним хорошенько присмотрю. Я бы пригласил и вас, но, чтобы добраться до добычи, нам придется брести по болоту, иногда по грудь в воде. Сомневаюсь, что вам это понравилось бы.
— Уверена, что нет, — согласилась Виктория.
Они покинули дом Юаня вскоре после трапезы.
— Я никогда так не развлекался раньше, — сказал Мартин.
Виктория поняла, что он очень пьян: после рисовой водки им предложили сливовое вино. Ей хотелось собрать все мужество и спросить юношу: о чем он думал, что чувствовал при виде обнаженных девушек. Секс оставался той сферой, о которой она не осмеливалась с ним говорить. Она просто не знала, как это делать, и боялась, что сын может, в свою очередь, задать ей вопросы. Но Юань прав, Мартину уже шестнадцать, и он почти мужчина. По китайским стандартам он даже запаздывал в созревании: к настоящему моменту он должен был уже утратить девственность. Но она ему этого не позволяла, чересчур опекая сына. И вот на нее обрушивался кризис.
Однако не сегодня же вечером обдумывать это, решила она: Виктория тоже перебрала спиртного.
— Постарайся делать все так, как тебе скажет господин Юань завтра, — предупредила она Мартина.
Виктория удивлялась, почему ей никак не удается уснуть, особенно после всего выпитого. Просто она предчувствовала, что ее маленький сын вот-вот станет мужчиной. Неужели после единственного дня блужданий по болоту?
Охотники собирались отправиться на весь день. Ло Ляньли отдал поварам распоряжение приготовить еду Мартину с собой, и мальчик уже был в седле, когда прибыл Юань с экипировкой. Он помахал рукой Виктории, наблюдающей за ними с веранды, и всадники двинулись по улице к городской стене.
— Твоя тетя — очень красивая женщина, — заметил Юань. — И очень заботливо относится к своему племяннику.
— Иногда мне кажется, что она старается занять место моей родной матери, — согласился Мартин.
— Ты никогда не знал своей матери?
— Нет, сэр. Говорят, она умерла во время родов. Но моей настоящей матерью была Чжан Су.
— Ах, да. Как грустно. Ты очень по ней тоскуешь?
— Она была моей настоящей матерью, — с достоинством ответил Мартин.
— Ты прав, — согласился Юань. — Человек не должен забывать свою мать.
Все в Мартине ликовало. Знаменитый человек общался с ним как с равным. Именно в этом он нуждался. Вероятно, только по приезде в Ханькоу он начал наедине с собой пытаться оценить свое положение, свое место в реальной жизни.
Раньше он был слишком маленький, чтобы задумываться о своем месте в жизни. И ему исполнилось всего шесть лет, когда его «настоящая» мать умерла, а отец вернулся в Шанхай с бельгийской женщиной. Моника пожелала, чтобы он называл ее мамой тоже, и всегда была с ним очень добра. Но он все-таки считал ее тетей, как считал тетей Викторию.
Он также всегда считал ее не родной, а всего лишь игрушкой для отца. И ему в голову не приходило, что она может посягнуть на его положение или права в семье. Шли годы, и он начал понимать некоторые вещи. Это началось с рождением Джеймса. Мартин считал его братом, пока не услышал, как слуги обсуждали ситуацию и сошлись на том, что Джеймс — будущий хозяин Дома, потому что он чистокровный варвар.
Так впервые он осознал: полукровное происхождение в этом мире имеет значение. С этого момента, глядясь в зеркало, он обнаруживал все больше китайских черт в своем лице. И все больше в нем росло отчуждение в отношении тети Моники и ее сына.
Он полагал, что о его чувствах никто не догадывается, как вдруг его внезапно отправили в Ханькоу с тетей Викторией. Он не знал, что делать, кому верить. Отец однажды зашел к нему в комнату и сказал:
— Ты взрослеешь, Мартин. Я собираюсь послать тебя в Ханькоу учиться делу. С тобой поедет тетя Виктория. Она будет руководить конторой в Ханькоу.
Первой реакцией Мартина стала огромная радость. Ему было всего тринадцать, а отец уже обращался с ним как со взрослым. Только позже он догадался: его просто-напросто выпроводили из делового центра Дома Баррингтонов в один из самых удаленных филиалов. К тому же со временем до него дошло, что его фактически ничему не обучают. Тетушка Вики вела дела дома и в свободное время выступала в роли его гувернантки. А он оставался всего лишь побочным ребенком Баррингтонов, отодвинутым в сторонку.
Тетушка Вики была необычайно добра к нему. Слов нет, как он и сказал маршалу, она заботилась о нем так, как никто другой, разве только Чжан Су. Но его это почему-то даже раздражало. Тетушка Вики, несмотря на свою красоту и бесспорные грехи, — слуги просветили его, сообщив, что у нее любовник китаец, — оставалась бездетной, и все шло к тому, что она останется старой девой. Кроме того, юноше казалось, как последняя женщина, урожденная Баррингтон, она сожалела о том, что рыжая бельгийка занимается ее делами и попирает ее права. А возможно, она выполняла план отца удалить старшего сына из Шанхая и не подпускать его близко, пока не подрастет Джеймс.
Эти подозрения и вызванное ими негодование нарастали исподволь, по мере того, как рос сам Мартин. И постепенно в его душе зародилась ненависть к своей тетке. Она, казалось Мартину, старается не дать ему взрослеть, не дать почувствовать себя Баррингтоном. Он даже подумывал о побеге от нее и возвращении в Шанхай назло отцу. И если пока еще этого не сделал, то единственно из-за боязни разозлить Роберта Баррингтона. Но однажды, когда он повзрослеет... И вот сейчас рядом с ним человек, не менее знаменитый, чем его отец, да, кроме того, готовый обращаться с ним на равных.
Выехав из города, они направились в сторону болот, которые лежали у подножия холмов, простиравшихся на север и переходящих в горы. Юаня сопровождали многочисленные слуги. Выстроившись цепочкой, они первыми вошли на болота, крича и ударяя в барабаны. Мартин был еще больше польщен, обнаружив, что является единственным гостем, и почувствовал гордость, когда последовал за Юанем в грязную воду. За ними шли четверо слуг, держа над головой ружья и патроны. По мере продвижения вода поднималась выше и выше и теперь доходила им до груди. Мартин подумал, что сказала бы его тетка, если увидела их сейчас.
