- Так что, получается, мертвые уже пошли по земле? – Любовь Алексеевна кивнула, - В мире смертных наступает Конец Света?

 - Ну, не совсем так, - поспешила успокоить Алису старушка. К глазам девочки уже подступали слезы, - Во-первых, не вини себя в этом, ты тут не причем. Во-вторых, мы с тобой сможем остановить это безобразие, потому что Ришона еще не взошла на престол смертного царства, она все еще здесь в Аду, - зрачки Алисы расширились. Ей показалось, что она начала понимать, чего от нее хотят, - Именно, - подтвердила ее догадки бабушка, - Ты отправишься в Ад, найдешь и остановишь это отродье. А я тебе в этом помогу.

 Проезжая по дорогам еще не совсем мертвого, но изрядно раненного города, Егору явилась ужасная картина. Мертвые бродили по улицам, нападая на, в панике спасавших свою жизнь, живых, хватали их, валили на землю и жрали. Разрывали руками в клочья, глотали сочащуюся кровью плоть. Воздух прошибали звуки выстрелов, люди пытались отбиваться, но большинство попыток оказывались тщетны. То тут, то там возле тротуаров горели машины, некоторые же были просто разбиты в авариях с другими машинами, либо, просто о столб или стену. На выездах из города собирались огромные пробки. Машины забили и полосы встречного движения, Егору пришлось изрядно покрутиться дворами и вне дороги, чтобы выбраться на загородную трассу, которая, к счастью хоть как-то двигалась. УАЗ, неотступно следовавший за «девяткой» капитана полиции, преодолевал возникающие на пути преграды гораздо легче, нежели простая легковушка, пусть и в отличном состоянии. Благо, ВАЗ нигде не застрял и не задержал путь к спасению четы Митрофановых. Алешке было совсем плохо, он сидел на пассажирском сиденье, сжимая пораненную руку. Весь бледный, глаза мутные, слезы градом текут по щекам. Несколько раз Алешку тошнило прямо в ноги, от чего салон автомобиля наполнился непереносимой вонью, заставляя самого Егора сдерживать рвотные позывы. Но, деваться было некуда. Куда тут денешься с подводной лодки? Пришлось немного приоткрыть окно и закурить, будучи некурящим, чтобы хоть как-то заглушить тошнотворный запах. Егор прикурил сигарету и бросил тлеть в пепельницу. Алешке стало еще хуже, но по-другому его брат поступить не мог, некогда останавливаться. Да и знал Егор, что недолго его старшему брату осталось, в любую секунду обернуться нежитью может и придется добавить к запаху рвоты еще один не менее приятный – запах паленых мозгов и крови. Пистолет заблаговременно был снят с предохранителя.

 - Эх, и как же тебя угораздило так, а? – с тоской произнес Егор, глядя на изнывающего от боли и подскочившего жара брата.

 - Ты никада меня не лубил, - пробурчал, задыхаясь, Алешка. Егор посмотрел на него выпученными от страха глазами. Перед глазами встала картина из недавнего сна. Он вспомнил, что тогда последовало за этими словами, - Ты никада меня не лубил! – закричал Алешка и попытался вцепиться зубами в горло родного брата. Егор уже доставал из кобуры пистолет и локтем уперся в грудь набросившегося брата. Руки Алешки крепко схватили куртку Егора, машина юзом пошла по дороге, расталкивая ехавшие по бокам машины и лишь благодаря этому, еще не съехавшая в кювет. Родительский УАЗ засигналил. Что, они думают, Егор уснул? Или как тогда обозначить то, что они делают? Быть может Алексей Витальевич своим гудком пытается вразумить нерадивого сына? Типа «ай-ай, Алешка, не балуй»? Дуло пистолета уперлось в нос Алешки. Егор заглянул в побелевшие зрачки его глаз и не увидел в них собственного брата. Все что он видел, лишь голод и пустоту. Палец втопил курок, голова дернулась назад и упала на выставленный вперед локоть Егора. Капитан полиции выровнял машину, открыл пассажирскую дверь и молча вытолкнул бездыханное тело на дорогу. Из идущего позади УАЗа послышался протяжный страдальческий крик Зои Максимовны, но Егор ничего уже не мог сделать, слезы текли по щекам, перед глазами становилось мутно. Он все-таки не удержал рвоты и вывернул желчью на пассажирский коврик, туда, где и без него хватало крови, рвоты и мозгов. Алешка обратился и попытался съесть собственного брата. Он умудрился даже сказать ему что-то, хотя, Егору казалось, что это не возможно. А может и не говорил тот вовсе? Может быть его слова лишь вспомнились Егору в нужный момент, предвещая опасность? Он не знал ответа на эти вопросы. Он не хотел их задавать. Егор знал, что еще чуть-чуть, и он сойдет с ума и следующей пулей вышибет собственные мозги в потолок и без того загаженной кровью «девятки». Ему хотелось дико орать во все горло, рвать на голове волосы, кататься по земле, бежать куда глаза глядят, пока тело совсем не выбьется из сил и не рухнет на землю. Пока какой-нибудь мертвец не найдет его тело и не вгрызется зубами в его плоть. Егор не хотел больше жить, но что-то держало его, не давая сделать того, что могло бы поставить точку во всем этом нескончаемом кошмаре. В кармане завибрировал телефон. Егор посмотрел на дисплей – звонит отец. Он не стал поднимать трубку, просто нажал на сброс и поехал дальше. До деревни оставалось всего несколько километров, хотелось доехать до туда, не произнося ни единого слова.

 Наконец Егор увидел табличку, указывающую, что если повернуть на право, через три километра можно будет приехать в деревню Харино. А если повернуть налево, то через километр будет поселок Красное. Так и получалось, что надпись на табличке читалась не иначе, как «Красное Харино», что при иных обстоятельствах хоть чуть-чуть позабавило бы Егора. Однако, он оставил этот забавный момент без внимания и просто свернул на второстепенную дорогу, посигналив поворотником идущему позади УАЗу. Чем дальше от города отъезжали Митрофановы, тем меньше мертвецов появлялось в поле зрения. После того, как Егор свернул на второстепенку, мертвецов и вовсе не стало. Дачный сезон еще не открылся, а коренных жителей в деревне Харино давно не осталось. Можно было предположить, что из живых в деревне будут лишь родственники Вишневского, да Егор с семьей. Это немного успокаивало, хотя нужно было учесть, что домик в деревне – лишь первая остановка на пути к полной безопасности ... или неминуемой смерти, тут уж, как повезет. Дома Григория Егор никогда не видел, потому решил высмотреть его Ниву, стоящую во дворе. Искать долго не пришлось. Машина стояла во дворе домика, второго от дороги. Егор припарковался у шаткого забора и посигналил. Гриша, выйдя на звук из дома, широко улыбнулся и сделал руками приглашающий жест.

 - Что-то вы долго, - произнес он, здороваясь за руку с Егором и его отцом.

 - Долгая история, - буркнул Егор

 - А где брат?

 - Нет брата. Больше нет ...

 Егор с Григорием сидели на чердаке и несли вахту. Дом мало-мальски был готов к обороне, все окна забиты досками, продукты перенесены внутрь. Женщины хлопотали на кухне ужин, старшее поколение мужчин спало перед предстоящим дежурством. Откуда-то из домовых деревенских запасов Вишневский достал большой бутыль самогона. Из привезенной провизии были выужены две упаковки нарезки и головка лука. В стельку друзья напиваться не собирались, однако нервишки подлечить им не мешало. Боевые сто грамм для поддержания боевого же, мать его, духа только на пользу будут ... а лучше, все двести. Укорот Гриши лежал у его левого бедра, готовый в любой момент заплевать тяжелыми пулями любую нежить на расстоянии ... ну, по технической характеристике, до пятисот метров, однако Вишневский сомневался, что разглядит в вечерних сумерках мертвеца на таком солидном расстоянии. Да и не стоит открывать огонь заблаговременно, можно беду накликать. Захочет мертвец мимо пройти, не заметит живых, а Гриша ему в след «Эй, мы тут! Нас много, а патронов мало! Зови братву!». Так что, дальше ста метров даже и думать забыть о стрельбе надо. О том же и старикам будет сказано. Если с толком рассудить, то именно молодому поколению надо бы ночью вахту тянуть. Но, уж сильно соскучились что-то друзья друг по другу. Сильно поболтать хотелось, да и отходящий адреналин Егору бы все равно уснуть не дал. Так что, сам Бог велел, как говорится. Старики у обоих полицейских были боевые, служивые. Да и самогончику им плеснуть не забудут. Только совсем чуть-чуть. Не из жадности, а чтоб не заснули на посту, или деревенских мертвяков не перебудили. Вдруг песню спеть захотят, или в меткости поупражняться. Да, мало ли что?