Местность с холма просматривалась очень хорошо. Даже никого увеличительной трубы не надо было. Утро было ясным и солнечным. В такой день хорошо отправиться к реке или на берег моря, насладиться последними теплыми деньками уходящего лета. Так нет же, у нас сегодня великая битва народов, которая с высокой долей вероятности попадет в местные анналы. Однако о том, как это будет описано, целиком и полностью зависит от исхода сражения. Историю, как известно, пишут победители.

Скэлдинг Рагнар и магистр иезуитов стояли тут же, рядом со мной, и напряженно всматривались вдаль. Магистр подслеповато щурился — видимо, сказывалось усердное сидение за книгами при тусклом свете свечи или масляной лампы. Рагнар книжек, по-видимому, не читал и, скорее всего, вообще читать не умел, что, в общем-то, не сильно отразилось на его умственных способностях. Человек это был смелый, открытый, жестокий, ну а про его наследственную болезнь я уже рассказывал. Для воина его народа такое только во благо.

Первое сомнение в победе над крестовым воинством появилось у меня тогда, когда я увидел, как войска Мэнгера начинают строиться в боевые порядки. Да, ничего не скажешь, хорошо поработали пропагандисты папы Иннокентия IV. Много, очень много народу придется нам сегодня убить. И что самое страшное: до полудня, когда, по расчетом доктора Фаустиано, должен бы настать локальный конец света, надо было еще дожить.

Однако я возлагал надежды не только на чудеса и знамения, но больше всего на дисциплину. Ранним утром я в сопровождении приближенных объехал все военные лагеря и как следует напугал всех командиров. Для усиления эффекта устрашения за моей спиной все время маячил дон Лумо и зловеще вращал глазами. И как это у него получается: строить такие зловещие гримасы? «За малейшее нарушение приказа, независимо от происхождения и положения в войске, ослушник подвергается жестокому наказанию без предупреждения».

Дабы не быть голословным, я сам лично отрубил головы двум десятникам, которые, мягко говоря, были малость нетрезвы с утра. Приказ есть приказ. Предупреждал, что никакого пьянства? Предупреждал. Получите.

Надо сказать, что рыцари наши южные никаких нареканий не получили. Видимо, все-таки это рыцарская честь, рыцарский этос, который только-только начинает складываться, сыграли весьма положительную роль. Каждому — от знатного предводителя своих вассалов до простого оруженосца — не хотелось опозориться перед королем и бросить тень на свой древний род. Молодцы рыцари! Хотя какие они рыцари по сути? Пока еще просто тяжеловооруженные конники.

Даже знаки различия только-только начали появляться, да и то потому что большинство моих рыцарей вместо уже ставшего почти традиционным хауберга[40] надели глухие шлемы. Чтобы хоть как-то отличаться от северных рыцарей, которые вооружены и защищены были примерно так же, многие начали рисовать на шлемах отличительные знаки: в основном — в тематике и цветах королевского стяга или стяга своего сюзерена.

Шлемы с забралами появятся намного позже, и тогда наука о гербах станет вещью серьезной и незаменимой. Опять же, если мы победим. А то может получиться, что эту самую рыцарскую идеологию будут развивать мэнгерцы под бдительным оком Святой матери Вселенской Церкви.

Я говорил мало, но очень проникновенно. Все, как обычно, вскидывали вперед и вверх руки, кричали: «УРА! СЛАВА КОРОЛЮ! ЮГ ВОССТАНЕТ!» Я же все больше напирал на то, что воля Божья, она, конечно, воля Божья, но вы всецело должны довериться государю и своим командирам и без приказа ни-ни.

На своем долгом веку я помнил немало сражений, где почти победившая сторона проигрывала в пух и прах только от того, что упоенные победой воины начинали спонтанно преследовать врага, рассеивая силы. Одна надежда на то, что враг думает задавить нас числом и на дисциплину ему в общем и целом наплевать. По крайней мере, у северных рыцарей с этим очень плохо. Когда воюет не войско — слаженный единый организм, — а толпа героев, каждый из которых жаждет отличиться, то победы ждать не приходится. Однако швейцарские наемники с их самострелами да алебардами вызывали у меня большИе опасения. Я буквально нутром чуял, что в этой битве последнее слово будет за пехотой, а не за конницей. Что делать, времена меняются. Или мы их меняем?

Еще одним фактором успешного ведения войны я всегда считал взаимодействие разных родов войск. Пока этого здесь не умели. Вернее, умели, да позабыли. Думаю, что деятелям Вселенской Церкви не к лицу читать труды язычников-ромеев. А стоило бы. Даже я, несмотря на страшную нехватку времени, открыл пару фолиантов аккурат как раз в поисках упоминаний о моем легендарном предшественнике.

Едва труд Гая Тарквиния Старшего «О родах войск, искусстве управления, и как надобно вести войну в укрепленных городах и на открытых пространствах, равно и на море» был выужен мною из недр библиотеки королевского дворца, так он тут же очутился под кроватью в моей опочивальне.

Это была переплетная в кожу не очень массивная книга с серебряными застежками. Написана она была, слава Богу, не на ромейской латыни, а на местном наречии, которое представляло собою гремучую смесь просторечной латыни, наречия басков с весомой примесью галльских слов и выражений. Так что, в принципе, жители Мэнгера и Сарана друг друга понимали, хотя некоторые слова и выражения казались им смешными. Но дело не в этом, а в том, что книга мне помогла вспомнить то, что я когда-то знал и умел. Пусть восхвалят Господа, что у них такой умный и просвещенный государь! Боже, я все чаще ловлю себя на мысли, что стал думать категориями моих подданных. С этим надо срочно что-то делать. Но только после войны.

Основное войско растянулось по фронту и выстроилось в четыре шеренги. Копейщики и щитоносцы, лучники, мечники и снова лучники. С холма мне были слышны звуки сигнальных рожков. Командиры подгоняют ополченцев, обзывая их ослиными ублюдками и тухлой селедкой. Это правильно! Ругательство — единственная форма команды, которая доходит до подчиненных без искажения. Куда послали, туда, стало быть, и иди. Но быстро.

Отсюда мне было плохо видно, достаточно ли плотно сомкнуты ряды. Прочно ли уперты длинные копья. Хорошо ли щитоносцы прикрывают копейщиков. Но будем надеяться, что учения, равно как и показательные казни провинившихся, не прошли для ополчения даром. Так. Пыль столбом — это на моих ополченцев несется доблестная конница рыцарей Христовых. Блестят на солнцах кольчуги, хауберги, шлемы, окованные железом щиты и наконечники копий.

— Да помогут нам могущественные асы. Тор и Один, Тюр и Магни, я призываю вас! — начинает вслух молиться скэлдинг. Самое главное: он так привык говорить на нашем наречии, что поминает своих родных богов на чужом языке.

— Что ж, Рагнар Олафсон, нам пригодится любая помощь. Смотри в оба: как только я скажу, не мешкая выдвигай своих людей!

— Да, государь. — Рагнар напряженно всматривается вдаль.

Магистр иезуитов спокоен. Поверх кольчуги белоснежная котта с восьмиконечным черным крестом. Восемь сторон света. Восемь языков, на которые было переведено Евангелие. Губы сжаты — если и молится, то только про себя. Под мои знамена он привел около сотни рыцарей, не считая оруженосцев и сержантов. Остальные — люди не военные и к битве мало пригодные, но от этого не менее ценные. Если мы победим…

Первый залп лучников выкосил немного. В основном пострадали те рыцари, что потеряли коней. Однако в двух или трех местах конники врезались в ряд копейщиков, и тут с флангов ударила наша конница. Ударила не совсем вовремя, зато слаженно, с обоих флангов одновременно. Копейщики чуть отступили и сомкнули ряды. Вражеская конница откатилась словно морская волна. Что ж, первую, пробную атаку мы отбили. Посмотрим, что будет дальше.