А дальше происходило вот что. Мэнгерские рыцари отступили под защиту своих стрелков. Наши преследовать их не стали. Перегруппировавшись, северяне стали выдвигаться медленнее и под прикрытием стрелков. С холма мне не было видно боевой порядок мэнгерской пехоты, но я приблизительно представлял себе его. Впереди опытные наемные алебардисты, скорее всего с поддержкой стрелков. Что ж, и этого я ожидал. Я махнул рукой, подзывая трубача.

Три коротких и один длинный. Я слышу, как эхом сигнал передается дальше. «Держать строй. Правому крылу конницы обходить пеший строй врага сбоку, левому — атаковать алебардистов».

Все-таки их больше, чем я думал: и пеших, и конных. Пока одна часть наших всадников ломает строй вражеской пехоты, остальные отвлекают мэнгерцев и уводят их в сторону. Молодцы! В ходе этого маневра, который мы разбирали заранее, часть вражеской конницы должна напороться на копейщиков, которые начинают медленно выдвигаться вперед. В это же самое время мэнгерские алебардисты перестраиваются, и их стрелки, осыпая нас градом болтов из самострелов, заставляют саранскую конницу отступить.

Дальше разглядеть что-то очень трудно. Единственно, что обнадеживает, — моя пехота по-прежнему держит строй. Бой конницы рассыпается на отдельные поединки, а между тем пешие построения начинают сближаться. Я подымаю голову вверх и смотрю на солнце. Небо чистое и ясное. Внизу ревет кроваво-железная река. Неужели доктор ошибся! Сколько еще могут продержаться наши? Я вижу, как ломается строй, как уже мечники третьей шеренги вступают в бой, а лучники последней отходят все дальше и дальше. Стрелять нет никакого смысла, все смешалось. И вдруг я почувствовал, как на солнце начала наползать тень. Доктор — молодчина!

Я даю распоряжение магистру и скэлдингу трубить выдвижение. Магистр машет рукой своему трубачу. Рагнар снимает с пояса огромный витой рог. Звук густой и громкий. Скэлдинг задирает голову вверх, будто бы не понимая, что произойдет. Хотя я сто раз объяснял ему про солнце и луну, он все равно живет в мире своих асов, троллей, валькирий и ледяных великанов.

— Ничего не бойтесь, ничему не удивляйтесь и следуйте за мной! Мы победим!

Глаза скэлдинга смотрят теперь вперед, но видят скорее всего то, что недоступно иным взорам. Он надевает шлем. Полумаска, защищающая лицо, сделана в виде морды оскаленного медведя. Я вспоминаю сцену в тронном зале. Своих бы не перерезал! Звенят два меча, выскользнувших из ножен как две ядовитых змеи. Ярл острова Бьерн по прозвищу Два Меча становится медведем. Оруженосец подает мне мой рогатый шлем.

Я начинаю медленно спускаться с холма. Как и было договорено, первой за мной идет гвардия. Я оборачиваюсь назад и вижу королевский стяг. Красное и черное, и оскаленная пасть волка сжимает огненно-красное солнце.

— Да, хозяин! Я к вашим услугам, — звучит в голове приятный женский голос. Уж я так настроил эту штуку. Женский голос — это всегда приятно.

— Активизировать систему личной защиты, выдвинуть боевые единицы через… — Я прикидываю расстояние до шеренг. — Через две минуты.

Я быстрым шагом спускаюсь с холма и начинаю считать. Раз, два… Пятнадцать. Слышу, как позади движется гвардия. Рагнар в упоении трубит в рог, видимо, ему это просто нравится.

Сто пять, сто шесть… А тем временем на поле боя медленно опускается тьма. Нет, не тьма. Тень. Тень снаружи и тень во мне. Вокруг меня начинает медленно сгущаться воздух, приобретая очертания полупрозрачных фигур в доспехах и с мечами. Это они на вид полупрозрачные, а рубить будут получше живых. Ограничение только одно: время. Не более восьми минут. Далее нужно класть мою реликвию на солнце — сутки заряжаться.

Несмотря на то, что воины наши были предупреждены, вою было немало. Мои лучники, отступившие почти к самому холму, с криками разбегались от моих «призраков». Солнце почти скрылось. Сквозь узкую прорезь в шлеме я мог видеть только то, что происходит впереди. Что ж, то, что я видел, мне нравилось. Воины-тени шли через живых воинов даже не как нож сквозь масло, а как нож сквозь воду, с легкостью перерубая пополам тела, закованные в железо. Десятники, частично знакомые с замыслом, но не знавшие, что конкретно они увидят, еще когда протрубили рога, стали уводить своих людей с моего пути.

Меч мой уже был обнажен, и я только ждал случая отправить кого-то на тот свет. «За короля! За Саран!» Это вопили мои гвардейцы, успевшие меня догнать. Вокруг царил полнейший хаос, луна полностью закрыла солнце, слышались крики ужаса и крики смерти. Я снова, как встарь, чувствовал это волшебное, щемящее чувство: опьянение боем — опьянение чужой болью, кровью и смертью.

За свои долгие скитания я попробовал множество удовольствий, иные из которых и пробовать-то не стоило. Но даже сама соблазнительная женщина никогда не даст мужчине того, что дает ему запах пота, железа и крови. Это в нас, это всегда в нас, даже если мы никогда не берем в руки оружия. Зверь спит, как страшный медведь в Рагнаре. Вот он, кстати, рубится по левую руку и, надо сказать, рубится весьма славно, издавая при этом медвежий рык.

Бедные мэнгерцы! Затмение, чудище в рогатом шлеме, воины-тени, не знающие смерти, да еще этот медведь с двумя лезвиями… Что ж, мы прорубаемся вперед, медленно, но верно.

Свет постепенно возвращается в мир, но это уже не важно. Мэнгерцы дрогнули, но пока не побежали. Меня все больше и больше охватывает упоение боя. Как давно я не участвовал в подобной большой бойне! Сражением это трудно назвать. Я будто чувствовал себя всеми своими воинами одновременно. Каждым, кто рубил врага и сам падал сраженным. Здесь я впервые отчетливо чувствую себя одним целым со своим народом. Меня все больше захватывает упоение боя, и я уже сам начинаю что-то кричать.

Меч входит в брешь между шлемом и кольчугой, кровь обрызгивает меня с ног до головы. Вороненая сталь и кровь врага. Цвета королевского стяга. Мой предшественник был прав, помещая их на стяг. Я уже не иду, я будто бы лечу по полю боя, хотя это мне только кажется. Врубаюсь в саму гущу, не чувствуя ни боли, ни усталости. Только дикую безудержную радость и счастье.

— САРАН! САРАН! ЗА ГОСУДАРЯ! ЮГ ВОССТАНЕТ! — последнее, что я слышу, перед тем как окунуться во тьму.

Я не могу двигаться и мне тяжело дышать. Странно, что шлем до сих пор на мне. Голова болит, но не то чтобы очень сильно. Остатки заряда реликвия потратила, чтобы смягчить силовыми полем удар. Интересно, чем меня так огрели? Я собираюсь с силами и делаю мощный рывок. С первого раза не очень-то получилось. Но со второй попытки я сбрасываю с себя мертвое тело или то, что можно условно назвать телом. По большому счету, это просто куски человеческого мяса вперемешку с покореженным железом. Кожаный ремешок давит на подбородок.

— Государь! — ко мне подбегает один из гвардейцев, — Мы победили, государь!

— Я безмерно рад, — слышу я свой глухой голос. — Помоги мне снять шлем.

Воздух! Много, много воздуха, напоенного кровью. И еще какой-то смутно знакомых запах. Птицы. Падальщики. Ну как же без них?

— Государь! Мы думали, что вы погибли! Мы… — он от волнения говорит и говорит. Не может остановиться.

Я наслаждаюсь свободой от шлема, который, кстати сказать, лежит у моих ног. Один рог оторван, на другой наколота окровавленная кисть. Картина, достойная того, чтобы ее запечатлеть на века.

— Где Рагнар и магистр? — останавливаю я излияние гвардейца.

— Они живы, государь. Магистр ранен, но не серьезно. На ярле даже царапины нет, он же берсерк!

— Ну да, — я киваю. — Вот что, позови кого-нибудь из командиров, кого найдешь на этом кладбище. А я пока сяду, отдышусь. Хотя погоди, стой. Подойди сюда.

Гвардеец, несмотря на усталость, становится по стойке смирно. Я озираюсь в поисках своего меча и не нахожу его.

— Дай мне свой меч и преклони колено.

Гвардеец прекрасно понимает, в чем тут дело, и не мешкает.