Вообще-то внуку ее величества королевы было не много лет. Согласно официальным сообщениям, он только что окончил учебу в кадетском корпусе и в ближайшее время собирался поступить в Кембридж. Но существо, примостившееся на обитом камчатным штофом диване, казалось стариком. Бледная кожа герцога была покрыта пигментными пятнами, тусклые волосы поседели. Взгляд, казалось, выражал сожаление, хотя Сара и не могла точно определить, о чем именно сожалел его высочество.

— Леди Кинкейд, полагаю? — спросил внук королевы.

Голос его дрожал, а руки, что не укрылось от Сары, наделенной недюжинным даром наблюдения, тряслись. На столике возле дивана стояло несколько пузырьков, обычно используемых аптекарями для микстур и капель, из чего можно было заключить, что герцог страдал каким-то недугом. Правда, Сара полагала, что дядя непременно сказал бы ей, если бы внук королевы был серьезно болен…

Она присела в поклоне, как того требовал этикет. Хотя дядя объяснил, что ко двору необходимо являться в подобающей одежде, на ней было одно из ее старомодных платьев узкого покроя.

Скорее всего герцог и Квейл были уже знакомы, хотя между ними сквозил какой-то холодок, и не только потому, что герцог принадлежал к высшей касте. Посетителям указали место в кожаных креслах напротив дивана, и Сара с Квейлом сели. Когда Сара проходила мимо маленького столика, из одной бутылочки ей в нос ударил горьковатый запах, напомнивший что-то, случившееся много лет назад…

— Должен сказать вам, леди Кинкейд, — начал герцог, — я очень ценю ваш приезд в Лондон. Мне известно, как трудно вам было уехать из далекого Йоркшира, и, уверяю вас, ее величество и я это ценим.

— Вы очень любезны, ваше высочество, — ответила Сара. — Мой отец всегда считал честью возможность служить короне, он многим был ей обязан. Считайте мое присутствие в Лондоне вопросом семейной чести.

Герцог улыбнулся тускло, судя по всему, из последних сил.

— Вам известно, что я был знаком с вашим отцом? — спросил он.

— В самом деле?

— Да, представьте. Именно он пробудил во мне любовь к археологии и особенно к тайнам Древнего Египта. Страсть, которая, как видите, сохранилась и по сей день.

— Действительно, — кивнула Сара. — У вас прекрасные образцы, ваше высочество.

— То, что вы здесь видите, составляет лишь небольшую часть моей коллекции. Я с радостью проведу вас и покажу вам остальное.

— Леди Кинкейд, безусловно, сочтет это за честь, ваше высочество, — без приглашения вмешался в разговор Квейл, — но, пожалуйста, не забывайте, что необходимо обсудить более срочные вопросы.

Герцог снова выдавил слабую улыбку.

— Этот человек, — сказал он, — как угрызения совести. Всякий раз, как я подумаю о чем-то другом, он берет слово. Я не могу… — Он осекся, и его худое тело свели судороги. Руки затряслись еще сильнее, и Саре бросился в глаза перстень на пальце левой руки — печатка с изображением обелиска…

Вперед выступил один из слуг, почтительно стоявших в дверях приемной. Он поклонился.

— Ваше высочество, — тихо сказал он, — простите мое вторжение, но время.

— Разумеется, — еле слышно прошептал герцог. — Время принимать лекарство…

Слуга сделал шаг вперед, взял один из пузырьков, накапал что-то на кусок сахара и протянул хозяину. Внук королевы проглотил его и закрыл глаза. Уже через секунду его состояние заметно улучшилось, руки несколько успокоились.

Хотя Сара и не изучала медицину, она знала, что не существует лекарства, оказывающего такое моментальное действие, если только симптомы болезни, в свою очередь, не вызваны каким-либо препаратом. Внезапно она осознала, что это был за горьковатый запах — настойка опия. Альберт Виктор, герцог Кларенс и Эйвондейл, внук ее величества королевы, принимал опиаты и был наркоманом… Сара глубоко вздохнула и приложила все усилия, чтобы ее ужаса от совершенно неожиданного для нее открытия не заметили. Она спросила себя, известно ли об этом Мортимеру Лейдону, лейб-медику королевской семьи.

Сара посмотрела на Квейла, но тот сделал вид, что крайне заинтересован висевшим на стене фрагментом древнеегипетского рельефа, изображавшим бога Сухоса с крокодильей головой. Недуг герцога был, судя по всему, секретом Полишинеля, который из вежливости не замечали, и Сара решила держать себя так же.

— Теперь лучше, — только и сказал герцог, кивнув слуге, в ответ на что тот поклонился и удалился. Когда его высочество снова открыл глаза, у него был точно такой же стеклянный взгляд, как у моряков, которых Сара видела в Шанхае и Сингапуре. — Так на чем мы остановились?

То, что речь шла о его репутации и чести, а может быть, и о положении всей страны, герцога, кажется, не волновало. «Возможно, — подумала Сара, — он просто не понимает серьезности положения».

— Кольцо, что у вас на пальце, ваше высочество, — сказала она, указав на левую руку герцога, — очень красивое…

— Не правда ли? — Герцог приподнял руку. — Я очень горжусь им. Мне преподнесла его «Египетская лига», членом и почетным председателем которой я являюсь. Это собрание выдающихся джентльменов, посвятивших себя раскрытию тайн минувшего. В известной степени причина того, что вы здесь, леди Кинкейд, кроется именно в них. На кольце изображена Игла Клеопатры — эмблема нашего сообщества. Вы ведь знаете Иглу Клеопатры, леди Кинкейд?

— Разумеется, — быстро ответила Сара, — хотя памятник между мостом Ватерлоо и вокзалом Чаринг-Кросс не имеет ничего общего ни с какой иглой, ни с царицей Клеопатрой. Это просто древнеегипетский обелиск из древнего города Шмун, датирующийся 1500 годом до Рождества Христова и подаренный пашой Мухаммедом-Али ее королевскому величеству.

— Верно. — Герцог Кларенс благожелательно кивнул. — Вы прекрасно информированы, леди Кинкейд. Но знали ли вы, что во время перевозки обелиска из Египта в Англию погибли шестеро моряков?

— Нет, — призналась Сара, — этого я не знала.

— А это, увы, так. Некоторые утверждают поэтому, что на обелиске лежит проклятие, и считают, что ему вообще не следовало покидать пески пустыни.

— Подобные суеверия широко распространены даже в наше время. А что вы об этом думаете, ваше высочество?

— Что я об этом думаю? — улыбнулся герцог. — Я думаю, что прогресс и наука существуют для того, чтобы раз и навсегда уничтожить на земле невежество и мрачные суеверия.

— Замечательная точка зрения, в самом деле, — кивнула Сара. — Однако реальность часто выглядит иначе. Возьмите, к примеру, хотя бы нищие кварталы этого города. Бедность там царит ужасающая, и как много еще людей, не умеющих ни читать, ни писать. Мрачные суеверия и темные слухи находят там благодатную почву, особенно когда случаются чудовищные преступления и на людей нападает страх…

— Леди Кинкейд намекает на преступления в Уайтчепеле, — снова дерзко вмешался инспектор Квейл. — Ваше высочество, конечно, помнит, что за это время в Ист-Энде произошло второе убийство. И к сожалению, голоса тех, кто объясняет убийства каким-то заговором, звучали все громче.

— Заговор. — Герцог втянул воздух. — Больше ничего не приходит в головы этим несчастным идиотам?

— Простите, ваше высочество, но положение серьезное. На улицах Ист-Энда растет число так называемых ораторов, преисполненных ненависти к королевскому дому. Убийцу срочно нужно найти.

— Это я понимаю, мистер Квейл. По этой причине мы и послали за леди Кинкейд. Ей удастся то, что пока не удалось сотрудникам Скотланд-Ярда.

— Я сделаю все от меня зависящее, ваше высочество, — пообещала Сара, — и все же позволю себе заметить, я не криминалист. Моя сфера — археология…

— И именно в ней ключ к решению загадки, — быстро добавил герцог. — Неужели вы не понимаете, что все это связано?

— Каким образом? Что вы имеете в виду?

— Вот что я имею в виду. — Внук королевы поднял руку, на которой тускло сверкал перстень. — Иглу Клеопатры и шестерых погибших тогда моряков. История повторяется, Сара, вы этого не понимаете?

— История повторяется? — Сара не очень удивилась тому, что герцог назвал ее по имени. — Что именно вы хотите сказать, ваше высочество?