— Уф, да? — сказал мой новый-не-очень-хороший друг, давая мне конверт с билетом на «Евростар». — Выдерите ей волосы; такие стервы очень переживают, когда у них выдираешь волосы, — уверенно добавил он.

— Спасибо… — сказала я, медленно пятясь из кассы.

Вернувшись на платформу, я вдруг вспомнила, как сильно мне надо в туалет. А когда вспомнила, мне сразу же безотлагательно понадобилось его посетить. К счастью, туалеты были сразу у кассы, и, к еще большему счастью, туда не было очереди. Я возблагодарила Бога за то, что существуют дамские комнаты, и поспешила туда. Облегчение.

Помыв руки, я ощутила непреодолимое желание посмотреть на себя в огромное, ярко освещенное зеркало, и мне пришлось признать, что кассир был прав: выгляжу я ужасно. Даже хуже, чем в поезде. Так у меня не получится победить в схватке Энджел против Солен, даже с рекомендованным выдиранием волос. До поезда оставалось еще двадцать минут, и их надо было провести с пользой.

Мой мудрый разум подсказал, что существует только одно место, куда мне стоит отправиться. И уже спустя несколько секунд я сидела в «Кларинс», в «Бутс»[80], рассказывая визажистке упрощенную версию событий и позволяя ей наносить на мою кожу всякие лосьоны, кремы и тонну косметики. Я подумала: раз уж я начала гнуть палку с этой корпоративной карточкой, то почему бы недогнуть ее, заплатив еще и за макияж (он был очень щадящий), а потом быстренько пробежалась по отделам и купила сухой шампунь, щетку для волос и резинки для волос. Ничего подобного я еще никогда не делала в одиночку, без Дженни, Эрин и маленькой армии парикмахеров. Заскочив в супермаркет и сделав запасы конфет, которыми можно было бы накормить весь поезд, я поняла, что уже почти девять, и побежала обратно. Дважды потеряв туфлю.

Я пришла к стойке регистрации, как раз когда объявили посадку на поезд в девять тридцать, жалея, что у меня нет времени, чтобы еще раз позвонить Алексу, жалея, что у меня нет времени пойти и купить кроссовки, и жалея, что я вела себя так глупо и вообще приехала в Лондон. Держа паспорт с билетом в одной руке и запихивая конфеты в рот другой, я провела билеты по слоту регистрационного автомата и последовала за слегка обиженного вида служащим к ожидавшему поезду.

Я сделала это.

Путешествие назад в Париж было ужасно медленным, но зато у меня появилась возможность что-нибудь сделать с волосами. К тому времени как наконец вырвалась из этого поезда на Северном вокзале, я создала нечто авангардистское при помощи ободка а-ля Алиса в Зазеркалье и сухого шампуня, также известного как лучшее изобретение человечества после хлеба, нарезанного ломтиками. Хотя сухой шампунь должен поменяться местами с нарезанным хлебом в списке необходимых вещей, потому что экономит женщинам гораздо больше времени.

Шофер такси, видимо, понял, что я спешу, хотя и не понял, куда именно. Я повторила название гостиницы на своем отвратительном французском трижды, прежде чем решила написать его на обратной стороне чека из «Бутс», после чего водитель фыркнул, надулся и нехотя тронулся. Движение было даже хуже, чем с утра. Париж проснулся и теперь наслаждался суетливым воскресным днем. Честно — ну почему все не могут сидеть по кафешкам и есть печенье, когда мне надо проехать по городу, сердито думала я, горя от нетерпения поскорее добраться до гостиницы.

Каким-то чудом мы прибыли на рю Амелот, а я так ни разу и не выскочила из машины и не убила ни одного туриста, который посчитал возможным перейти улицу перед моим такси, когда у нас уже загорелся зеленый, да и водитель не убил меня за то, что я каждый раз орала из окна на несчастных туристов. Это была веселая поездка. Я кинула водителю деньги — наверное, слишком много, а может, и наоборот, — выпрыгнула из машины и вбежала в гостиницу.

— Мадемуазель Кларк? — Ален поднял голову в изумлении, когда я пролетала мимо стола администратора. — Вы не поехали в Лондон?

— Поехала, — отозвалась я, тыкая в кнопку лифта, — но мои планы немного изменились. А вы, случайно, не знаете, мой молодой человек, э-э, месье Рейдеше здесь?

— По-моему, месье Рейд уехал некоторое время назад, — сказал Ален, глядя на меня в очень большом замешательстве. Вполне объяснимом.

— Вот черт! — Двери лифта открылись, но у меня не было времени подниматься наверх. Если он уже едет на фестиваль, то мне надо отправляться туда сейчас же.

— Могу ли я сделать для вас что-нибудь сегодня? — спросил Ален. Судя по выражению его лица, он пожалел о том, что произнес эти слова, в тот самый момент, как они вылетели из его рта.

— Понимаете, Ален, — я попыталась изобразить ту же улыбку «умоляю, помогите», которая так эффективно подействовала на служащего в «Евростаре», — мне надо добраться до Арраса. Вообще-то я должна была быть гам еще давно, но вместо этого напортачила и уехала в Лондон.

— Это большая проблема. — Ален кивнул, чтобы показать, что понимает, и это впечатлило меня невероятно.

— Правда? Но дело в том, что я не знаю, как добраться до Арраса. Там будет фестиваль, и мне надо срочно туда попасть. Вы можете помочь?

— Поезд отходит от Северного вокзала, и, кажется, следующий — в четыре двадцать. — Он сморщил нос и, сам того не зная, стал очень похож на экстраординарного консьержа Дженни Лопес. — Весь путь займет примерно час. А потом вы сможете дойти до главной площади пешком.

— Да я только что вернулась с чертова Северного вокзала! — Я вцепилась в стол администратора, чтобы не впасть в панику. — Слишком поздно. А на такси будет дорого?

— Очень дорого.

— Очень?

— Очень.

— Черт.

Я прижалась к столешнице и стала ждать, пока на меня снизойдет озарение. Я ждала, ждала и ждала. И…

— Вероятно, я мог бы помочь, — неохотно сказал Ален. — Я мог бы отвезти вас в Аррас.

— Охренеть! — Мое лицо сияло ярче рождественской елки. — В смысле — правда? Вы уверены? Потому что это было бы здорово. — Где-то в глубине души я понимала, что он предложил из вежливости, но я была в слишком большом отчаянии, чтобы так же вежливо отказаться.

— Я живу в Аррасе, — сказал он, жестом подзывая другого консьержа и быстро объясняясь по-французски. — Я скоро уезжаю и могу подвезти вас на фестиваль.

— Если вам нетрудно, то план просто отличный. — Я подождала, пока он выйдет из-за стола, и приобняла его. Но по тому, как он напрягся, поняла, что это уже слишком. — Извините.

— Пойдемте. — Он покраснел и указал в сторону двери.

Дорогой Ален вежливо выслушивал мою историю. Я как раз рассказывала о том, как увидела Алекса и Солен вместе, энергично размахивая руками и едва не подскакивая на сиденье, когда поняла, что Ален скорее всего просто использовал меня, чтобы смыться с работы в полдень. Его плотно сжатые челюсти и белые костяшки пальцев, крепко сжимавших руль, говорили о том, что ему в моей компании некомфортно. Наверное, не надо мне было есть два пакета конфет и шоколад по пути из Лондона. Сахарный передоз — это даже хуже, чем шампанское на ходу с утра.

— И в общем, мне просто надо переговорить с моим парнем, так что спасибо за все, — сказала я, обрывая свой рассказ и стараясь сидеть смирно. Я украдкой посмотрела на выражение его лица: мне было интересно, не проснется ли в нем любопытство и не захочет ли он узнать, что было дальше. Издав еле слышный вздох облегчения, Ален стал спокойно смотреть на дорогу, ослабив захват руля, и нагнулся над рычагом переключения скоростей, чтобы включить радио. Громко.

Мне удалось сидеть спокойно и держать рот на замке до конца пути, в основном чтобы не докучать Алену. С каждой минутой, проведенной нами в тишине, его плечи опускались на дюйм и становились более расслабленными в отличие от начала поездки, когда они были подняты и прижаты чуть не к самым ушам. Прошло двадцать минут, в течение которых мы слушали отвратительное французское радио (никогда бы не подумала, что Ален обожает кантри), и мы наконец подъехали к воротам, у которых толпились люди, пришедшие на фестиваль.