Я заметила, что девочки возвращаются в вагон, вооруженные диетической колой и еще большим количеством «Харибо». Спорю, они на этом и существуют. Понятно теперь, почему у них такое гипервозбужденное состояние: химикаты и сахар. Я закрыла глаза и заняла свою позицию у окна, считая секунды до того момента, как поезд остановится в Сан-Панкрасе. Мне надо многое обдумать, а время бежит.

После того как мы с Сашей и Таней обменялись номерами (слишком поздно я поняла, что сказала им настоящий, потому что была растеряна, чтобы придумать фальшивый) и я пообещала «перетереть с народом с журнала», чтобы им завели блоги, я пронеслась через таможенный терминал, как пробка из бутылки, и стала как мертвая посреди крытого перрона перед таксофоном. Вместо того чтобы взяться за трубку, я подняла голову в поисках вдохновения. Но вместо нисходящего божественного света я увидела самый большой в мире бар с шампанским.

— Вы что, в самом деле открыты? — спросила я, плюхаясь на высокий стул и изумленно озираясь по сторонам. — Так рано?

— Открыты. — Девушка за стойкой вежливо улыбнулась и поставила передо мной бокал, который был отполирован до блеска. — Мы работаем с семи — и с семи уже забиты под завязку.

— Не могу поверить, что люди сидят здесь и у всех на глазах пьют шампанское в семь утра.

Это и правда было необычно. Никогда не видела, чтобы в одном месте было собрано такое количество разных сортов шампанского. А я повидала множество бутылок шампанского, проведя под одной крышей с Ураганом по имени Дженни самое лучшее время в году.

— Что ж, — девушка коротко улыбнулась, — могу я вам что-нибудь предложить?

— О, хм, да, — сказала я, не зная, что мне заказать. Она ведь не станет делать мне чашку чаю, правильно? Я взяла карту шампанских вин, полностью осознавая, что под воздействием этого напитка я не способна принимать трезвые решения, но в то же время настроившись избегать принятия каких бы то ни было решений как можно более продолжительное время. Я ж не пью «Белую молнию»[76] под детской горкой в парке. Я собираюсь получить наслаждение, цивилизованно и элегантно потягивая шампанское из бокала. В восемь двадцать две утра. — Начнем с «Тайтингера».

— Конечно. — Девушка со знанием дела наполнила мой бокал и продолжила полировать бокалы.

Как-то чудно. Если бы я одна сидела в нью-йоркском баре, бармен обязательно завел бы со мной какой-нибудь разговор — это входит в профессию. Если ты не хочешь общаться, он сразу поймет намек (улыбка и кивок после его первой неоригинальной шутки), но попытается обязательно. Но сегодня, к счастью, был тот день, когда меня радовал британский сервис.

Я смотрела, как пузырьки лопаются на поверхности бокала, сначала быстро, а потом все медленнее, один за другим. Бух-бух-бух. Я сделала глоток. Очень вкусно. Хотя я такого обычно не делала в это время суток, но никогда не поздно получить новый опыт. Я припомнила, когда в последний раз пила (слишком много) шампанское. На свадьбе Эрин. Алекс тогда был такой внимательный, такой обходительный. Сидел и часами выслушивал всякий треп на финансовую тему с улыбкой на лице только потому, что хотел быть рядом со мной. Хотя потом он получил, конечно, свое вознаграждение, подумала я, невольно улыбнувшись. Я впервые подумала, что мы с ним тоже когда-нибудь могли бы сделать это. То есть пойти под венец. Со всем остальным и так был порядок. А до свадьбы Эрин было еще одно большое событие с шампанским — свадьба Луизы. Хотя оно оказалось не таким уж романтическим.

— Вот черт, что я здесь делаю? — спросила я себя во весь голос.

Девушка за стойкой взглянула на меня с тревожным выражением лица, которое попыталась превратить в улыбку, но слишком медленно. У меня не хватило сил, чтобы ответить ей лучезарной улыбкой, поэтому я смяла лицо и стала тереть глаза.

— Можно чек? — спросила я. — В смысле счет?

— Конечно, мадам. — Она передала мне небольшой счет на серебряном блюдце, не замечая чертиков, которые появились в моих глазах при слове «мадам». Ну сколько можно?

Я сначала бросила на блюдце свою кредитку и только потом минуты две суетилась, стараясь вспомнить, как пользоваться смарт-картами для расчета. Я подняла бокал с шампанским, готовая начать неторопливо потягивать его — совсем как классическая леди, — и поставила назад на стойку. Так. Просто скажи «нет». Прежде чем успела передумать, я поднялась, схватила сумку и бросилась назад к эскалаторам, а потом так же быстро поднялась.

Встав перед явно редко используемым таксофоном, я восхитилась тем, что он принимает кредитки, и сняла трубку. Подкрепив свою смелость шампанским, я набила первый номер и закрыла глаза в ожидании соединения.

— Привет, это Алекс, — ворвался его автоответчик, не дав линии прогудеть ни разу. — Оставьте сообщение, если хотите, только знаете, я эту штуку никогда не проверяю.

— Алекс, надеюсь, ты это услышишь, потому что мне надо с тобой поговорить, — затараторила я после сигнала. — Э-э, ты, наверное, на пути на фестиваль и все такое, но, черт, мне очень надо поговорить с тобой. Только у меня нет телефона. Так что я сама тебе перезвоню. Только — ну да, перезвоню. Я тебе позвоню позже.

Повесив трубку, я оглядела станцию. Всего половина девятого утра, а на платформе столько народу. Моя голова никак не могла уяснить, что я впервые за целый год оказалась в Англии. Слева был «В.Г.Смит», справа — «Фойлз» и — о! — «Маркс энд Спенсер». Тоска по дому, которая время от времени нападала на меня в Париже, теперь абсолютно добила меня. Повсюду слышался британский акцент, то и дело виднелись футболки всевозможных футбольных клубов — а не только «Манчестер юнайтед», как в Нью-Йорке. Ощущение более чем необычное. Все до боли знакомо, но совершенно ново. Впрочем, было много такого, что можно найти в любом уголке мира, — стаканчики «Старбакс» у каждого в руке, те же белые ободки в тщательно взлохмаченных косматых волосах и узкие джинсы. Но от этого было ни холодно ни жарко. От этого не хотелось остаться. Единственное, чего мне хотелось наверняка, это в туалет.

Взяв трубку в руки во второй раз, я снова провела карту по слоту на аппарате. Звук набора номера перешел в гудок, а гудок — в щелчок и ответ.

— Алло?

— Луиза?

— Энджел?

Я улыбнулась, услышав ее голос, — до чего же это было приятно.

— Да, хм, я, я в Лондоне…

— Детка, это замечательно! — пискнула Луиза в трубку. — Аннет! Это Энджел, она в Лондоне! Она едет домой!

— Черт, Лу, ты говоришь с моей мамой? — испуганно взвизгнула я. — Какого черта она…

— Да, сейчас передам ей трубку, Энджел, тут твоя мама, — сказала она, ее голос стих и заменился голосом рассерженной до чертиков Аннет Кларк.

— Энджел? Это твоя мама, — объявила она совершенно напрасно. — Где ты?

— Я… — И мои губы тут же зловеще искривились сами собой. — Я в Париже.

— А почему высветился лондонский номер?

Проклятие.

— То есть я была в Париже. Я в Сан-Панкрасе, — призналась я. Она смотрит слишком много «Инспектора Морса»[77].

— Ну так тебе надо сейчас в Ватерлоо, — сказала она, как будто я глупая. — Ты помнишь, как сюда добраться? Есть такие специальные карточки, по которым можно сесть на поезд, «Ойстерс», кажется. У тебя есть деньги? Ты можешь купить одну карточку?

— Мам, «Ойстерс» существуют уже давно, — вздохнула я. — У меня есть карточка. И я знаю, как проехать от Сан-Панкраса до Ватерлоо.

— Можно подумать, я в курсе твоих дел, — сердито ответила она. — Ты месяцами напролет развлекалась в своей чертовой Америке и ни словом мне не обмолвилась, что собираешься сюда. Отец приехал бы за тобой и забрал домой, знаешь ли.

— Я знаю, — отозвалась я. Если бы отец сейчас подкатил на своем «форд-фокусе», это было бы слишком. Он прямиком отвез бы меня в центр реабилитации. — Ноя вообще-то не собираюсь домой.