— Я не лгала, мы не дружим. — Виржини бежала рядом со мной. Не было смысла отрываться от нее — она все равно двигалась слишком быстро. — Она узнала, что я послала резюме, и спросила, не хочу ли я помочь вам со статьей. Мне действительно нравится ваш блог, он меня вдохновляет.

— И какая же его часть вдохновила тебя на подставу? — поинтересовалась я, наконец останавливаясь. Но потому, что заблудилась, а не потому, что хотела ее выслушать. В Нью-Йорке потеряться гораздо сложнее. Париж, может, и красивый, но найти здесь нужную дорогу невероятно сложно!

— Во-первых, я поверила, что буду помогать вам со статьей, поэтому и согласилась, — затараторила она. — Но после того как согласилась, я поговорила с Сисси, и она сказала, что ваша начальница беспокоится, что «Белль» только испортит вам карьеру, и не хочет, чтобы вы занимались этим, но вы сказали, что все равно будете, и тогда она сказала Сисси, что уволит вас.

— И ты поверила?

— «Белль» ни на кого не влияет хорошо, — призналась Виржини. — И особенно на замечательных людей.

— Ты знаешь, что я хотела сказать? — засмеялась я. — Я собиралась сказать, какая ты замечательная, хоть и работаешь в «Белль». Что же я за дура?!

— Я знаю, что поступила некрасиво, — сказала она как ни в чем не бывало. — Но я хочу работать в Нью-Йорке больше всего на свете. А Сисси говорила мне, что вы настоящая дрянь, поэтому мне не было стыдно. До того как мы познакомились.

— Сисси сказала, что я дрянь… — ошеломленно повторила я. — Мда — чья бы корова мычала.

— Простите, я не понимаю. — Виржини потянулась, чтобы взять меня под руку. — Но я знаю, что вы не дрянь. Это я дрянь, но я все равно могу помочь вам со статьей. Мне очень жаль, я поступила плохо, но я ужасно хочу вернуться в Нью-Йорк.

— Мне не нужна твоя помощь, — солгала я, уверенная в обратном. — Статья получилась просто отпадная, и можешь не стараться вернуть себе мое доверие — ты попалась. Вы обе облажались, ты и Сисси — гребаная Спенсер.

— «Отпадная» — это недостаточно для «Белль», — сообщила Виржини. — Прошу вас, позвольте мне помочь. Я вела себя очень глупо, что помогала Сисси, я знаю. Я чувствую себя просто ужасно.

— И поделом, — сказала я, убирая ее руку от себя. — Ты подписала договор с сатаной. Надеюсь, он ухватит тебя за задницу.

Уверенная, что направляюсь куда надо, я бросила Виржини посреди улицы и полубегом-полушагом рванула назад в гостиницу.

Спустя двадцать минут и два неправильных поворота я наконец оказалась у стола администратора гостиницы. Я стояла с высунутым языком и делала вид, что мне очень надо изучить флаеры местного «Диснейленда», приводя свое дыхание в норму. Ален был за столом, смотрел на меня и улыбался, но в его глазах читался ужас. Еще бы — ведь я, наверное, выглядела страшновато, с размазанным макияжем и пожелтевшим фонарем, но хотя бы трезвая. То есть фактически я была пьяна, только совсем не ощущала этого. Я не знала, что чувствовала.

— Bonsoir, Mademoiselle[68] Кларк, — сказал Ален после весьма затянувшейся неуклюжей паузы. — Как вы чувствуете себя сегодня вечером?

— Я в порядке, — ответила я, роясь в сумке в поисках ключа от номера. Потому что, в отличие от всего остального на этом свете, моя сумка никогда меня не подводила. — Наверное, в порядке.

— Могу я вам что-нибудь принести? — спросил он, чуть оживившись.

— Нет, спасибо, — сказала я, отыскав ключ и победно подняв его, попутно сбрасывая то, что к нему прицепилось.

— D’accord. — Он улыбнулся и уставился на свой монитор или просто хотел отвести от меня взгляд.

Я нагнулась и подняла какую-то бумагу, отлипшую от моего ключа, чтобы Ален не добавил пункт «нарушительница санитарных правил» к своему списку моих приключений, в которых уже значилось: «пьяница», «сумасшедшая» и «эксгибиционистка». Но это оказалась не просто бумага, а письмо, которое дала мне Луиза. Я надорвала его и извлекла фотографию. Это был чудесный снимок: мы с ней на ее свадьбе. Мы стояли у сада, после церемонии, и она убирала прядь выбившихся волос мне за ухо, а я держала наши с ней букеты. Как обычно, она выглядела собранной и безупречной, а я — как нетерпеливый ходунок. Вся эта торжественность явно не по мне; она могла с таким же успехом плевать на свой платок и вытирать мне лицо от мороженого. Солнце нещадно палило у нас за спиной, едва не касаясь светлых волос Луизы и отражаясь от моего обручального кольца. Я была обручена. Но самое странное то, что мы обе улыбались. Мы были счастливы. Очень-очень счастливы.

Я присела на один из прозрачных стульев в холле и стала смотреть на фото. Я даже не была похожа на себя: как бы пристально ни вглядывалась, никак не могла отыскать себя в той девушке. Она казалась спокойной и расслабленной, и единственное, о чем думала, долго ли сможет продержаться на четырехдюймовых каблуках. Конечно, в тот момент она даже не подозревала, что ее жених уже через пару часов будет кувыркаться со своей партнершей по теннису на заднем сиденье их машины. И до этого осталось недолго. Я провела пальцем по фотографии, остановившись на моем кольце с бриллиантом. Надо же, я была обручена. И даже собиралась замуж. Теперь это казалось мне каким-то неведомым словом из мира взрослых. Сунув фото в конверт, пока оно не успело причинить больше неприятностей, я безучастно взглянула на пол. Это было всего год назад. Завтра будет год, а казалось, что прошла вечность.

— Мадемуазель Кларк? — Ален стоял возле меня с коробкой салфеток, прежде чем я успела осознать, что плачу.

— Ален, у вас есть расписание «Евростара»? — спросила я, вытирая слезы тыльной стороной ладони и стараясь в то же время утереть нос. — На сегодня?

— Кажется, последний поезд уже ушел, — ответил он, доставая салфетку за салфеткой. Начиная плакать, я обычно не могу остановиться. — Вы хотите, чтобы я посмотрел расписание на завтра?

— Да, пожалуйста, — сказала я, небрежно пихая конверт назад в сумку. Ален скрылся за компьютером, и я услышала отдаленные клацающие звуки. Я спокойно сидела на стуле, а крупные градины-слезы скатывались по моим щекам и падали на пол. Я совсем не знала, что мне делать, но надо было делать хоть что-нибудь.

— Первый поезд отправляется завтра в половине восьмого. Есть свободные места — вам забронировать билет?

Я посмотрела на свою сумку и вцепилась в конверт. Я не стала доставать фотографию, а только посмотрела на витиеватый почерк Луизы на коричневой бумаге. Надпись гласила: «Для Энджел», — а после стояло столько поцелуев, что у нее даже почти закончилась паста в ручке. Луиза всегда бурно выражала свои эмоции.

— Да, забронируйте, пожалуйста. — Я вышла из забытья и взглянула на Алена. — И пожалуйста, закажите мне такси, чтобы я могла успеть вовремя.

— Ну разумеется. — Он коротко кивнул. — Разбудить вас утром?

— Нет-нет, я встану сама, не беспокойтесь, — сказала я, вспоминая, как пользоваться ногами. — Спасибо, Ален.

— Когда вы намерены вернуться в Париж? — спросил он, продолжая печатать. О расторопность, имя тебе Ален.

— Хм, не стоит беспокоиться об этом. — Мне стало как-то не по себе, когда я это сказала. — Я решу это там.

Ален взглянул на меня, уже без опаски, зато с явной озабоченностью.

— И вам нужен только один билет?

Я кивнула. Слова снова куда-то подевались.

— D’accord, ваш билет забронирован на семь тридцать, такси заберет вас в шесть из холла, а я распечатаю все необходимое к утру. Мне включить это в счет за номер?

— Хм, нет, вот, возьмите. — Я вручила ему корпоративную кредитку. Надо пользоваться, пока она есть.

— Все забронировано, — подтвердил Ален, отдавая карточку назад. — Bonsoir, Mademoiselle.

Я изобразила маленькую натянутую улыбку и пошла в номер, всю дорогу держась за коричневый конверт.

Оказавшись в безопасном номере, я разделась — все казалось засаленным и заношенным. Порывшись под своей подушкой в темноте, я вытащила футболку и шорты Алекса, в которых спала, и молча натянула их. Сегодня комната казалась огромной. Я включила лампу около кровати и открыла ящик стола. Там лежал мой паспорт. Я достала его и бросила в сумку. Ах ты, моя сумочка. Да, похоже, это единственная хорошая вещь, которая случилась со мной за прошедший год. Я достала чистое белье, футболку и леггинсы, которые доставили из гостиничной прачечной, и повесила на спинку стула. При всем том, что мое сердце было разбито после утраты стольких красивых вещей, образ жизни минималистки имел свои плюсы: не надо думать, что надеть.