— Типа того. — Голос Алекса сошел на нет, и он притворился спящим. Такое ощущение, что он хотел, чтобы я его ненавидела. Или чтобы хотя бы попыталась.
— Угу, — пробормотал он, махнув мне левой рукой.
Идиот.
Проходя через гостиничный парк и направляясь в сторону стойки администрации, я занервничала перед встречей с Виржини. Что, если она окажется до умопомрачения сексуальной и до умопомрачения крутой, как девочки из бара прошлым вечером? Она работала во французском «Белль», так что никак не могла быть, ну, нормальной. В тот же самый момент, как ступила в холл, я поняла, что не заметить ее было бы невозможно. На невидимом стуле «Перспекс» от Филиппа Старка просторно устроилась Дюймовочка с гривой каштановых волнистых волос, в черных джинсах, таких обтягивающих, словно они были ее второй кожей, черных балетках и длинной светлой джинсовой рубашке с облегающим черным бархатным жилетом, но больше всего в глаза бросалось ее уныло-безразличное выражение лица. Было почти отрадно видеть наглядное доказательство постоянства «Белль» в выборе персонала по всему миру. Люди с потрясающей внешностью? Еще бы. Слишком крутые по сравнению со всеми остальными? Куда деваться.
— Привет. Виржини? — осведомилась я, неуверенно протягивая руку, и в моем взгляде читалось: «Пожми мою руку и не смотри на меня как на сумасшедшую». С секунду она смотрела на меня именно так, но потом, словно опомнившись, схватила мою ладонь обеими руками.
— О, вы Энджел Кларк! Ну конечно, я же видела ваши фотографии, это вы! — зафонтанировала она, и ее рукопожатие перелилось в череду объятий и воздушных поцелуев. — Я Виржини Окуан, и я безумно рада помогать вам.
Я слегка отстранилась, не зная, как реагировать. Унылая девушка из «Белль» внезапно превратилась в преданного щенка, который смотрел влюбленными глазами и не мог стоять спокойно. Она слегка переминалась с ноги на ногу, не переставая мне улыбаться.
— Э-э, привет, — сказала я, не желая расстраивать ее. — Ты уже завтракала? Может быть, поедим?
— Нет, не завтракала. А что бы вы хотели? — спросила Виржини, становясь вдруг очень серьезной. — Завтрак — это очень важно. Мы сегодня заняты, да?
— Да? — произнесла я, позволяя ей утащить меня из холла. — И я бы хотела кофе.
Она моментально встала как вкопанная.
— Только кофе? О, Энджел, вы уже поступаете так по-американски. Но вам обязательно надо поесть. Пойдемте за мной.
Всю дорогу, пока мы шли по узкой мостовой, Виржини трещала без умолку. К счастью для меня, балбески с культурным критинизмом, она достаточно хорошо говорила по-английски, в основном благодаря тому, что год провела на стажировке в американском отделении «Белль»; там же она наткнулась и на мой блог.
— Я как раз начала читать его перед самым возвращением в Париж, — объясняла она, заворачивая еще за один крутой поворот и выходя на прекрасное открытое пространство, обрамленное рядами впечатляющих построек. — Это площадь Вогезов, очень старая и очень красивая. Здесь жили многие знаменитости. Вы знаете писателя Виктора Гюго? А кардинала Ришелье? Надеюсь, однажды здесь буду жить и я. Эго моя мечта.
— Виктор Гюго, который написал «Отверженных»? — воскликнула я, бросая восхищенный взгляд на один из фонтанов и красивые деревья на площади. — Да ну?!
— «Отверженных»? Вы любите читать его книги? — спросила Виржини. — Виктора Гюго?
— Скажем так, да, — ответила я, надеясь, что она не пустится в серьезную дискуссию о французской литературе. Я, как любитель музыкального театра, окажусь на лопатках в два счета. — Мечта — это замечательно. Если ты хочешь здесь жить, я уверена, будешь. А большинство девушек из американского «Белль» в своих мечтах уже живут в собственных дворцах на Парк-авеню. Выпьем кофе?
Кроме вас, — сказала она, останавливая меня и усаживая на небольшой стульчик возле кофейни под живописной аркой. Для такой крошечки-хаврошечки она была очень сильной. Я все больше и больше убеждалась в том, что она — воплощенная Скрэппи Ду[28]. — У вас жизнь, о которой другим остается только мечтать. Я каждый день читаю ваш блог, и это так захватывающе! Вы покидаете Лондон, отправляетесь в Нью-Йорк, находите работу, встречаетесь с интересными людьми, берете интервью у знаменитостей, едете в Лос-Анджелес, в Париж. Я не поверила своим ушам, когда у нас стали подыскивать помощника для вас. Я так обрадовалась!
— Ну, в твоих устах это звучит гораздо более захватывающе, чем есть на самом деле, — сказала я, чувствуя себя грандиозным обманщиком. — Большую часть времени я провожу, пялясь в ноутбук. Серьезно.
— Но вы — мой кумир, — застенчиво добавила она, глядя на меня снизу вверх из-под копны своих неимоверно густых волос. Надо спросить, чем она моет голову. Хотела бы я, чтобы у меня была такая жизнь.
Я растерялась. В повседневной суете, пытаясь сладить то с одним, то с другим, мне не хватает времени, чтобы остановиться и взглянуть на свою жизнь со стороны. Кроме того, люди обычно переосмысливают свою жизнь, когда у них что-то не ладится, а не тогда, когда у них все хорошо. Я давно поняла: чтобы быть счастливой, надо просто зарыть голову в песок и не доставать ее оттуда из страха, что все перевернется вверх тормашками.
— Я уверена, у тебя интересная жизнь, Виржини. Ты живешь в Париже, работаешь в «Белль». — Я подумала о Сисси, которая так и застряла на месте ассистента Мэри на сайте «Лук», и почувствовала кратковременную жалость. — Я знаю огромное количество людей, которые бы с радостью занимались тем, чем занимаешься ты.
— Да, я в курсе, — сказала она, махая рукой официанту и делая заказ за нас обеих. — Я не хочу, чтобы вы думали, что я не ценю того, что имею. Я ценю, но не очень хочу писать для журнала «Белль». Я попросила о стажировке, потому что хотела увидеть Нью-Йорк, и была так рада, когда мне предложили работу, что согласилась на нее. Но мы не дружим с девушками из журнала. Я не разделяю их взгляды на моду, которая нравится им.
— Правда? — Я обрадовалась. Неужели, вопреки всему, она оказалась нормальной? Если не считать, конечно, этого обожания по отношению ко мне, к которому, я была уверена, скоро привыкну. — Что ж, это хорошо, потому что меня не назовешь поклонницей от-кутюр, а писать для них приходится. А у тебя неплохой опыт, я уверена.
— Это так, — согласилась она, беря багет из корзины с хлебом, которая стояла между нами, намазывая маслом и погружая его в кофе, на котором расплылись радужные следы и размякшие крошки хлеба. — Кроме того, я познакомилась с вами. Я очень рада, что мы станем друзьями.
— Мы не станем друзьями, если ты будешь продолжать в том же духе, — сострила я. — Это отвратительно.
— Да-а? — Виржини уронила хлеб на тарелку. - Простите меня. Я больше никогда не стану так делать.
— Боже ты мой, нет, прости, продолжай, — немедленно извинилась я. — Просто я не привыкла, что люди проявляют ко мне такие… чувства.
Она робко улыбнулась мне и взяла свой хлеб, осторожно отломила кусок, но не стала макать его в кофе, улыбнулась, взяла свою чашку и отвернулась. Господи я имею слишком много власти над этой девушкой.
Когда хлеб закончился, мы взялись за дело. За поедание pains au chocolat[29]. Ну и за обсуждение статьи.
— Ты в общих чертах знаешь, о чем должна быть статья? — спросила я. В ответ она кивнула, достав записную книжку и ручку. — Ну вот, у нас есть два дня, чтобы открыть секреты Парижа, все самые лучшие места для шопинга, бары, рестораны, всякое такое. Ты в курсе?
— Да, — чирикнула она, вскакивая со стула. Пошли!
— Так, успокойся и посиди минутку. — Я вдруг поняла, что вскинула руки вверх; пришлось сжать кулачки и быстро вернуть их на стол. — Это не совсем все, у меня ведь были всякие записи и вещи, но с мои багажом возникла проблема, поэтому теперь у меня ничего нет. Ни камеры. Ни одежды. Ни зарядки для ноутбука. Ничего.
