Машина плавно ехала через Камбрский лес, и труба Диззи Гиллеспи выпевала «Con Alma», окутывая салон. Пространство автомобиля словно обрело четвертое измерение, и оно стало доминировать над остальными тремя, подчиняя их своей магии, заставляя людей в машине молчать, отдавшись звукам и ощущениям.

Автомобиль будто плыл где-то, а рубиновый, влекущий огонек сигареты на длинном мундштуке в пальцах Николь стал маяком…

– Сэнди, мы приехали. Сэнди!

Сэнди слегка тряхнула головой: «Неужели заснула?»

Они вышли из машины. Прохладный, звонкий воздух ночного Брюсселя бодрил, сгоняя остатки сна. В нем чувствовался запах теплого хлеба и дорогих интерьеров, каминов и новой техники, нагретого за день камня, старых книг… и вдруг Сэнди поняла, что с удовольствием задержалась бы в этом городе, который раньше всегда казался ей сухим и чопорным.

Они оставили машину у Собора Богоматери на Саблон – любимой церкви Брейгеля. Ее готический силуэт с подсвеченными изнутри витражами стрельчатых окон возвышался над кафе с вынесенными на улицы столиками, магазинами с лучшим в мире шоколадом, лавками антикваров, сквером Мастеров с фигурами покровителей всех ремесел. Самая бельгийская из площадей не спала даже ночью.

– Красота какая! – Сэнди кружилась, разглядывая узоры собора, скульптуры на порталах, фламандские дома по периметру площади. – Брабантские кружева в камне!

– Замки на песке, – неожиданно сказала Николь. – Саблон в переводе – «Песчаная площадь». А начинается она, естественно, с «Гран де Сабль» – «Песчинки».

«Песчинка» встретила компанию улыбками черноволосых официантов в белых фартуках, аппетитными ароматами, звуками джаза и веселым гулом полуночных посетителей. Николь попросила, чтобы их посадили за столик на втором этаже, обязательно у окна. Леонард, получив, по всеобщему согласию, право на выбор напитков, сделал заказ.

– Коллеги, – обратился ко всем сразу и ни к кому в отдельности Мэттью, – прошу простить мое любопытство, но, учитывая откровенность, с которой мы обсуждаем в сегодняшней компании наши дела, я полагаю, что мои полномочия вынуждают меня задать вопрос, который, надеюсь, вы не сочтете бестактным.

– Мэттью, – сказал Лео, – я не все понял, но мне показалось, что вы хотите о чем-то спросить. Прошу вас, не стесняйтесь.

– Благодарю вас, Лео. Мой вопрос касается очаровательной Сэнди и вызван необходимостью информировать моего клиента. Правильно ли я понял, что Сэнди будет принимать непосредственное участие в поисках талисмана Атауальпы?

– Ну… – неопределенно протянул Лео. – Это еще не решено окончательно…

– Видите ли, Мэттью, – пришла на помощь Николь, – Сэнди сейчас очень занята другим нашим делом в Соединенных Штатах и, похоже, не сможет уделять достаточно времени и тому и другому.

– Да, к сожалению это так, – через силу согласилась Сэнди, непроизвольно бросив умоляющий взгляд на Николь и Леонарда. – Я бы очень хотела освободиться, но, видимо, это не получится… В любом случае, вы можете быть уверены, что будет сохранена полная конфиденциальность.

– Мы уже говорили вам, Мэттью, – снова заговорила Николь, – что в наших расследованиях нет случайных людей. И если мы в самом начале очередной авантюры встретились с вами, значит, так угодно Дзидо. Или провидению… То же касается присутствия здесь Сэнди. Это не фатализм, а, скорее, умение уловить гармонию, по законам которой организован наш мир.

Глубокий голос Николь почти выпевал фразы, и эта манера речи убаюкивала, подобно маятнику гипнотизера, внушая спокойствие и безмятежность, растворяясь в общей атмосфере, будто наполняя ее мистической силой, оживлявшей тени и фантазии.

– Благодарю вас, я полностью удовлетворен, – кивая, сказал Мэттью, внимательно выслушав всех троих.

– Мэттью, а можно и мне поинтересоваться? – Сэнди, наконец, решилась задать вопрос, на который почему-то не отваживалась весь вечер.

– Если моих знаний хватит, с удовольствием отвечу на любой ваш вопрос, – англичанин вновь был воплощением любезности.

– Вы единственный человек, кто видел Аса. Скажите, кто он?

Сэнди заметила, как побелели костяшки пальцев Мэттью, сжимающих ножку бокала. Но ни один мускул не дрогнул на лице.

– Боюсь разочаровать вас, но я, так же, как и все присутствующие, не знаком с этим господином. Он позвонил мне, и предложил работу. Хорошо оплачиваемую работу в команде профессионалов. И я счел для себя возможным принять это предложение.

Почему-то Сэнди не верила бесстрастным словам англичанина.

– Но зачем ему нужно скрывать себя?

– Я не могу ответить на этот вопрос. В данном случае речь идет о работодателе. Моей обязанностью является выполнять свою работу, не задавая лишних вопросов.

– Хорошо. Но вы общались с ним больше всех. Насколько я понимаю, сейчас все общение с Асом происходит исключительно через вас. Мне бы очень хотелось понять, что это за человек. Если бы я попросила вас назвать одно, всего одно качество Аса, которое охарактеризовало бы его лучше всего, что бы вы назвали? Какой он? – по правде, Сэнди не надеялась на ответ, уверенная, что вновь удостоится лишь вежливых отговорок.

– Влюбленность.

Ответ Мэттью был полной неожиданностью для всех.

– Влюбленность?! Что вы имеете в виду? Он говорил о женщине? – Лео поперхнулся вином.

– Нет. Мое предположение строится на фразе, услышанной мною однажды от него: «Я хочу найти его ради любви». Но я не могу однозначно утверждать, что это дама. Ас – человек, совершенно, насколько я могу судить, лишенный романтического пафоса, и вполне возможно, что это фанатичная любовь к идее, цели или вещи, и слово «влюбленность» я употребил именно в этом смысле, – Мэттью замолчал.

– А что? Мне нравится. Влюбленный Ас. Красиво! – сказала Николь, задумчиво глядя на площадь за окном.

* * *

Через полчаса, распрощавшись с Мэттью, они втроем, решив все же воздать должное Гран-Пляс, шли по затихшей, наконец, площади к отелю «Амиго», где остановилась Сэнди.

– Это был чудесный вечер, – сказала она. – И я хотела попросить… Можно будет узнать, как идут поиски? Через две недели Артур собирается по делам в Париж, а у меня там несколько встреч с художниками. Словом, – смущенно добавила она скороговоркой. – Может быть, мы окажемся там в одно время, хотя мы еще не решили. Мы могли бы приехать на день в Брюссель – здесь близко, и, если вы не возражаете, встретиться с вами…

– Будем рады! Звоните нам, когда окажетесь в Париже. Кстати, и нам, вероятно, нужно будет провести там некоторое время. У нас есть огромное желание убедить Бассанжа в качестве гонорара за найденный камень передать нам письмо Писарро. Надеемся, что он согласится на это. На любом аукционе письмо будет стоить немалых денег, но, конечно, не сравнится со стоимостью камня. А для нас его ценность в том, что оно доказывает существование талисмана. К счастью, Бассанж, кажется, не верит в то, что его можно найти.

Прохладный ночной воздух и договоренность о скорой встрече отодвинули усталость, и Сэнди вновь хотелось растянуть этот вечер, не заканчивать его, не перекочевывать еще немного в деловое обыденное завтра.

– Я слышала, где-то тут есть скульптура, возле которой загадывают желания.

– Точно. Вот она, под портиком «Звезды», – Николь указала на старинное здание.

– Это памятник Эверарду Серкласу. В XV веке, будучи вице-мэром, он защищал городские вольности Брюсселя от посягательств герцога Фламандского и поплатился жизнью. Горожане соорудили ему памятник таким образом, чтобы до него мог дотронуться каждый. Считается, что прикосновение к его руке приносит счастье и исполняет заветные желания.

Они подошли к памятнику. Отполированный до золотого блеска прикосновениями миллионов рук, перед ними лежал бронзовый человек. В ногах у фламандского героя расположилась собака. Она, в отличие от хозяина, казалась живой. Но эта живость пугала: разинув пасть в беззвучном лае, псина будто гнала их прочь. Сэнди закрыла глаза и прикоснулась к памятнику: