Через минуту Сэнди держала шкатулку в руках и... боялась ее открыть. У нее сложился какой-то свой образ талисмана, и было страшно, что реальность не будет соответствовать ему. Будет прозаичнее, проще, банальнее...

– Сэнди, ты здесь? – услышала она откуда-то издалека голос Артура и… открыла футляр.

На темном бархате лежала половина матово отсвечивающего массивного диска. Он был грубым и изящным, простым и изысканным одновременно. Лучи-протуберанцы расходились от его центра по окружности, два-три из них были немного погнуты, сам диск имел царапины и вмятины, но они никак не портили впечатления, а лишь дополняли странную силу, исходившую от талисмана. Почти по центру горела голубым глазом бирюзовая вставка, обрамленная филигранной золотой вязью.

– Он совершенно такой, – тихо сказала Сэнди, проводя пальцами по шероховатой поверхности.

Франсиско тяжело поднялся. Он чувствовал себя уже совсем стариком. Все его невероятные желания сбылись – он стал благородным доном и богатым человеком, испытал такие приключения, которые не снились ему даже в самых красочных снах, он был наделен властью и окружен почетом, но… Но что-то в его прошлом не давало ему покоя, все чаще заставляя просыпаться среди ночи или порождая беспричинные вспышки гнева днем.

Диего посмеялся бы над этим. Он был очень храбрым человеком, этот Диего де Альмагро. Писарро уважал его за упорство и решительность. Однако с тех пор, как к Франсиско присоединились его братья, они стали его самыми близкими людьми, только с их правами он считался, только их интересами руководствовался. А Диего остался в стороне.

Еще в Панаме Альмагро выразил неудовольствие своим скромным назначением по королевскому эдикту, данному в Толедо. Он согласился продолжить предприятие только после того, как ему было обещано звание маршала и должность губернатора земель, лежащих к югу от владений Писарро. Но тогда еще никто не предполагал, что их разногласиям суждено будет превратиться в беспощадную войну.

Диего зажил жизнью, которую вел и Франсиско, и все остальные военачальники, добившиеся славы и денег. Но ему хотелось большего. Камнем раздора стал талисман… Диего посягнул на власть братьев Писарро. Зачем? Неужели ему было мало того, что он имел?

Это постыдное судилище, которое Писарро был вынужден устроить над маршалом... Наверное, можно было найти какое-то другое решение, может быть, просто пойти к нему в камеру и поговорить, как когда-то, у костра в лагере… Ему же передавали, что Альмагро просит об аудиенции, что он надеется на помилование. Но Писарро проигнорировал эти мольбы. В конце концов, каждому приходится отвечать за свои поступки. Диего не должен был так поступать, не должен был идти против старого друга. Отбиваться от вожака стаи… А он сделал это. И был задушен.

И теперь каждую ночь что-то врывалось в сон, как ожог, и не давало дышать, как будто душили тебя самого, а не кого-то, там, тогда… И не хватает воздуха. Вечно здесь не хватает воздуха! Проклятая высота, кажется, что ты привыкаешь к ней, но в старости она возвращается и уже не покидает тебя.

Он вышел в сад своего дворца. Там по его приказу были высажены растения, привезенные из родной Испании. Но они довольно плохо приживались на чужой почве...

Вдруг его одиночество было нарушено влетевшим, как ветер, черноглазым мальчуганом – его младшим сыном Франсиско. Он схватился за руку отца и пытался спрятаться от преследовавших его брата и сестры:

– Отец! Отец! Они хотят, чтобы я был свиньей! А я не хочу играть в нее!

Старик прижал к себе коротко стриженую голову сына и вернулся на много лет назад, словно и не было всех последующих лет.

– Свинопас!

– Ублюдок!

Зажав уши, он со всех ног убегал от стаи орущих мальчишек, которые улюлюкали и кидались в него оскорблениями, словно камнями, метко попадающими в цель, но только не по телу, а прямо в сердце.

– Эй, ты и спишь со свиньями?

– Посмотрите, да у него свиное рыло выросло!

Гулкий смех сопровождал его до самого дома. Там мальчик кинулся на кровать, и позволил, наконец, своей ярости вырваться наружу. Он бил и кусал подушку, раздирал ее зубами, молотил ногами, издавая глухое рычание и осыпая несвязными проклятиями всех своих врагов, а также собственную мать, чья вина состояла лишь в том, что она родилась дочерью простолюдина. Удостоившись чести обратить на себя внимание знатного господина и родить ему сына, она оказалась недостаточно хороша для того, чтобы их отношения были узаконены и освящены церковью. Хотя Франсиско и носил фамилию отца, официально он являлся незаконнорожденным, бесправным и презираемым. В придачу ко всему, мальчугану приходилось помогать дяде, присматривая за свиньями – это то, что угнетало его больше всего, но давало возможность прокормить себя. Как он все это ненавидел, как хотелось ему отправиться в дальние страны, добыть себе оружием честь, славу и богатство, стать настоящим идальго, как его отец – чтобы никто не посмел сомневаться в его происхождении! Они еще услышат имя Франсиско Писарро, он взлетит на такую высоту, какой не достичь никому из их захудалой деревушки. Он добьется своего, чего бы ему это ни стоило!

– Слышали?! Везде рассказывают про этого Колумба. Только и разговоров, что о его путешествии! Говорят, что он плавал на край Земли, в страну вечного солнца, что там все из золота… – говорил за приоткрытой дверью комнаты сосед, заглянувший вечером к ним в дом.

Все сбылось.

В 1502 году он отправился к берегам новой, только что открытой европейцами части света, которой суждено было принести ему удачу, известность, неисчислимые богатства, и стать его проклятием, его концом, последним пристанищем беспокойной души.

Писарро знал, что должен был бы чувствовать себя счастливым – у него были жена, дочь, двое сыновей, унаследовавшие дикую индейскую отвагу и благородную испанскую кровь. Но там, далеко, за океаном, он все же оставил часть себя, там тоже был сын и та, другая женщина. В его памяти она оставалась молодой цветущей девушкой, с полевыми цветами в волосах, нежной белой кожей, мягким голосом и покладистым характером. Прекрасная Хасинта! Теперь уже, наверное, такая же старуха, как он сам, зато его сын, о котором она ему писала всего однажды, уже стал настоящим мужчиной. Скорее всего, он даже сделал его дедом.

Писарро решил не упоминать их в своем завещании. Он с грустью понимал, что им все равно ничего бы не досталось. Единственное, что он мог для них сделать – доказать свою неизменную любовь и преданность, несмотря на десятилетия разлуки, несмотря на брак с индианкой. Он нашел способ это сделать.

Вчера Франсиско вызвал слугу, обученного грамоте, и, подолгу думая над фразами, продиктовал ему письмо Хасинте.

Закончив с письмом, старик вызвал к себе своего самого доверенного человека, многие годы бывшего его личным телохранителем, и долго говорил с ним, плотно закрыв тяжелые двери своего кабинета. Затем медленно прошел в противоположный конец комнаты, и ключом, до того висевшим у него на шее, открыл ящик дубового секретера. Талисман должен будет принести им счастье. Пусть для него это уже невозможно. Слишком много грехов обременяют его душу... Но он расплатится за все сполна. Вопрос только в том, как скоро... Уже давно все твердили ему о заговоре и удивлялись его беспечности. Но от судьбы не уйдешь. Куда ему бежать? Да и зачем?

Спрятав под одеждой небольшую шкатулку, его человек поклонился и быстро вышел из комнаты. Писарро проводил его взглядом. Падший Ангел… Так все его называют между собой в последние годы. Бывший священник, отрекшийся от сана, теперь – холодный, но преданный убийца. Телохранитель. Ангел-Хранитель…

Писарро горько усмехнулся своим мыслям. Все сделано. Сейчас они – все трое его посланцев – должны уже быть в пути. Падший ангел-хранитель оставил того, кого так долго берег... Хватит.