— И так лишили нас развлечений! И еще изволь вкалывать каждое воскресенье!

Никакого понятия о чести семьи! Однако отец слишком боялся, что старшие примут «сказочный сюрприз» в штыки, чтобы пререкаться с ними. Он лишь вздыхал и срывал раздражение на жене и малыше. Пришлось урезать семейный бюджет, и всякий раз, когда старшим в чем-нибудь отказывали, они тоже в свою очередь вздыхали. «Да здравствует Бертжеваль!» — выкрикнул однажды сын, хлопнув дверью. И только малыш втайне от всех копил деньги, каждый вечер взвешивал в руке копилку, чтобы было на что обставить его комнату в «замке».

У каждого была там своя комната, но вся обстановка состояла из матрацев, положенных прямо на пол, расшатанных стульев и рекламных плакатов на стенах. А между тем парижская квартира постепенно пустела: большая часть мебели перекочевала в Шер, однако это дало возможность обставить лишь холл и гостиную, самые бесполезные из комнат: гостей в замке не бывало, ведь Бертжевали не знали никого в «краю своих предков».

Именно это выражение владелец замка употреблял всякий раз, когда кто-нибудь из друзей случайно заезжал в Бурж. Он говорил еще о «возвращении к истокам» и мало-помалу уверовал в легенду, которую сам сочинил, порывшись в архивах департамента. Не найдя там никаких следов Бертжевалей, он приписал себе родство с самыми знаменитыми фамилиями округи. Так, «во имя чести семьи» к его родне были причислены некий сенешаль, интендант провинции и даже архиепископ. «У нас были, знаете ли, кое-какие нелады с королевским двором, — говорил он с важным видом. — Как-нибудь, когда у вас будет время, я дам вам почитать полемику Боссюэ[9] с монсеньором де Бертжевалем. Тогда были, скажу я вам, жестокие времена!..»

И все же отсутствие родни в анналах департамента так огорчало хозяина замка, что однажды он, не называя своего имени, нанес визит архивариусу.

— А-а! Очень распространенное искажение! — заявил тот с отвратительной самоуверенностью знатока. — Вероятно, какой-нибудь служащий или писаришка из префектуры просто ошибся. А скорее всего, у него был такой неразборчивый почерк, что позднее прочли «т» там, где его и в помине не было.

У господина Бертжеваля пересохло в горле.

— Но как же! — робко возразил он. — Ведь уже много веков это имя… Я хочу сказать, что эта коммуна…

— Да что вы! Это поселение создано совсем недавно! В девятнадцатом веке наши власти принялись строить такие деревни где попало. Я подозреваю, — тут он наклонился к собеседнику, словно желая доверить ему важную тайну, — это делалось для того, чтобы оправдать постройку новых церквей по конкордату. И чего только не говорят о нашем славном государстве! — Он рассмеялся, но гость не поддержал его. — Уверяю вас, во всей округе вы не сыщете постройки, возведенной до 1830 года.

— Но замок…

— Какой замок? Ах, усадьба! Послушайте, я там не был, но у меня сложилось впечатление, что это одно из тех претенциозных строений, которые благодаря дурному романтическому вкусу, а еще больше — тугому кошельку, — он опять рассмеялся, — выросли, как грибы, по всей Франции, особенно в краях, где хватало камня и черепицы. Интересно было бы составить карту доходов буржуазии в прошлом веке. В школах висело бы новое учебное пособие рядом с картами рек и каналов, автомобильных и железных дорог… Во всяком случае, «замка» Бертжеваль нет в переписи 1867 года, а это о чем-то говорит…

«Вот болван! — подумал господин Бертжеваль. — Даже не видел замка, а разглагольствует, да еще с каким апломбом!» Однако больше всего он боялся, как бы этот знаток не вздумал явиться в замок.

Итак, Бертжеваль возник недавно и никакого интереса не представляет; коммуна, как сотни других, не имеющая исторического прошлого… Ну нет, как бы не так! И вот владелец замка спустился со своего холма в городок. Для начала он сказал жене, что отныне будет сам ходить за покупками, и нанес визиты всем окрестным лавочникам. Чтобы не пропустить ни одного, он покупал груши в одной лавке, яблоки в другой, и даже два эскалопа у одного мясника, а еще два — у другого.

— Как ты долго ходишь по магазинам! — ворчала Тереза.

— Надо же наконец завести знакомства…

Этому способствовала его фамилия.

— Скажите на милость! Альбер, ты слышал, как зовут господина! Какое совпадение!

— О нет, сударыня, это не совпадение, а возвращение.

И он рассказывал свою историю, вернее, легенду, с каждым разом веря в нее все больше и больше. Его рассказы льстили слушателям: они приобщали их скромный городок к той красивой жизни, которую показывали по телевизору в многосерийных фильмах на исторические темы. В их монотонные будни как будто ворвались «Три мушкетера», черно-белое существование окрасилось в яркие цвета. Иногда господин Бертжеваль решался даже упомянуть сенешаля, а для самых доверчивых — и архиепископа.

— Замок? — прошамкала одна старуха, мать галантерейщицы. — Его же при моем отце строили.

— Замолчи, мама, этого не может быть! Не обращайте внимания, сударь, в таком возрасте вечно все путают.

В лавках господин Бертжеваль встречал домохозяек. Вечерами, в промежутке между чтением «Франс суар» и телевизором они успевали сообщить мужьям местные новости. Вскоре все в городке всё знали. На воскресной мессе прихожане показывали друг другу Бертжевалей. Отец упросил старших детей ходить в церковь «ради чести семьи». Когда он произносил эти слова, воображение рисовало ему многовековую историю, персональные места в капелле Святого Причастия, капеллана, являвшегося к завтраку по воскресеньям, и монсеньора де Бертжеваля (1617–1693).

Приближались выборы в муниципальный совет, и господин Бертжеваль объявил домашним:

— Друзья настаивают, чтобы я выдвинул свою кандидатуру.

— Друзья?

— Да, у меня теперь много друзей в городке.

— Ты будешь муниципальным советником? Зачем тебе это? — спросил старший сын без всякого уважения.

— Это необходимая ступень для того, чтобы войти со временем в Генеральный совет.

— Ну и что?

Он даже не знал, что такое Генеральный совет, и отец пустился в объяснения, пожалуй, даже чересчур поспешно: «… А местные власти приобретают все большую самостоятельность, так что представляешь…»

— Придется принимать гостей, — вздохнула Тереза.

И вот были избраны кандидаты округа по списку, в который входил Бертжеваль Андре, «коммерческий служащий», а через месяц муниципальный совет назначил Андре Бетжеваля мэром.

Малыш увидел своего отца другими глазами. Воскресные дни в Бертжевале проходили теперь по-новому. Глава семьи почти не бывал дома, лишь изредка приходил из мэрии в сопровождении бородачей с деревенским выговором. Супруга мэра при этом только и делала, что подавала напитки и мыла стаканы. Старшие дети, уверенные в безнаказанности, совсем перестали приезжать.

Господин Бертжеваль еще не вошел в Генеральный совет, но уже проявил себя очень деятельным мэром. Жители городка были восхищены и даже слегка обеспокоены тем рвением, с каким он заботился об их благе. Выдвинутый ими кандидат, похоже, решил дать возможность «выдвинуться» всему городку! Не проходило недели, чтобы мэр не встречался с кем-нибудь из ответственных лиц в префектуре.

Надо сказать, что коммунам во Франции предоставлены весьма обширные права, однако финансы государства и департаментов сильно выигрывают от того, что большинство мэров об этом просто не знают. Но не таков был мэр Бертжеваля. Каждый день он внимательно прочитывал «Ведомости» — от даты выпуска до подписи наборщика. Это вызывало новые упреки жены: «Ты больше ничем не интересуешься». И действительно, он теперь не интересовался ничем, кроме Бертжеваля, но неужели Тереза не понимала, что все это делалось для поддержания «чести семьи»?

Со временем Бертжеваль стал разбираться в делах округа лучше, чем сами служащие префектуры. Вооружившись необходимыми бумагами, он являлся в кабинеты и требовал дотаций и субсидий в таких размерах, что, провожая его до дверей, очередной чиновник шептал ему на ухо: