Но почему его до сих пор нет? Неужели он приходил сегодня только на разведку?.. А вдруг садовник примет его за грабителя? Боже мой, надо его предупредить. Может, он ждет, что я открою окно?.. Нет, нет! Это все испортит. Как это будет выглядеть! Он прав (а какого цвета у него глаза — я забыла!) — он прав: нужно быть осторожным… „Когда девушку держат под замком, ее остается только выкрасть…“ Под замком! Если бы он знал… Когда же следующий бал? Кажется, скоро… Только бы он не надел маску! А то я не выдержу и расхохочусь… Теперь он уже знает сад и окрестности: сейчас он опять уйдет, но завтра… завтра… завтра…»

Прошло несколько минут, и две совы, которые, облюбовав эту крышу для своих забав, прилетали сюда каждую ночь в четверть первого, наконец снялись и, тяжело хлопая крыльями, улетели прочь.

переводчик Н. Хотинская

Темперамент Эмиля Бруарделя очень вредил его карьере: будучи чиновником, он позволял себе проявлять твердость характера там, где его коллеги ограничились бы недовольным ворчанием. Властный, дерзкий, вспыльчивый и далеко не глупый, Бруардель никогда бы не добился даже той ничтожной должности, которую занимал, если бы не его склонность — нет, даже страсть — к порядку. Все его действия были расписаны по минутам, и это было единственное достоинство, отмеченное в его личном деле в министерстве. Свои мечты, замыслы, вспышки гнева — все проявления его личности он ухитрялся втискивать в незыблемые рамки распорядка дня: подъем, приход в министерство, обед, обязательная сигара после еды, мытье рук и т. д. Он спал с девяти вечера до семи утра, а если недосыпал хотя бы пяти минут, то должен был во что бы то ни стало «наверстать» их в течение дня.

При таком образе жизни только два события должны были нарушить привычное течение его дней: выход на пенсию и смерть. Но случилось так, что однажды вечером он соблазнился пойти с приехавшими из провинции друзьями на спектакль, потом в кабаре, разгулялся и провел всю ночь вне дома. Когда же на следующее утро Эмиль Бруардель оказался у себя и часы пробили семь, то перед ним встала беспощадная дилемма: либо проспать весь день, либо, не выспавшись, идти на работу. Оба варианта были одинаково неприемлемы, он ни на что не мог решиться, а тело без его ведома приняло единственно возможное решение: он лег, заснул, но тут же встал, оделся и отправился в министерство: он стал сомнамбулой.

Человек с закрытыми глазами не обязательно спит, а спящий не обязательно закрывает глаза. Так бывает со многими сомнамбулами, так было и с Эмилем Бруарделем. С этого дня жизнь его перевернулась, и не в его силах было восстановить прежний распорядок: ночью он бодрствовал, днем спал с широко открытыми глазами и вел внешне обычный образ жизни. Впрочем, не совсем обычный. Ведь его мечты, замыслы, вспышки гнева оставались в его сновидениях. Властность, вспыльчивость, дерзость и ум могли проявляться отныне только ночью. Днем он был молчаливым, покорным, соглашался на все, как и полагается сомнамбуле. Именно это круто изменило его жизнь. Начальники, которые раньше не могли смириться с неуравновешенным характером Бруарделя, наконец заметили, что он несправедливо обойден, и стали быстро продвигать его по служебной лестнице. Карьера была головокружительной. Что он неглуп, знали и раньше, а теперь оказалось, что он к тому же покладист, скромен, не честолюбив: его стали ставить в пример. Сомнамбуле вручили академические пальмы и орден Почетного легиона: «Как? Неужели он до сих пор не получил?»

Вскоре о нем заговорили те деловые люди, которые вьются вокруг продажных чиновников, подобно мухам над мусорной ямой. Бруарделя сделали управляющим маленьким филиалом: его хотели проверить в деле. Спящий, естественно, согласился. На совещаниях он сидел с туманным взглядом и улыбкой на губах. «Слушай, он же нам очень подходит…» Его оценили в Тресте. Вскоре он стал заседать в трех, семи, двадцати советах; его избрали Президентом; он предоставлял слово и ставил вопросы на голосование в высшей степени корректно и совершенно бесстрастно. Поскольку Трест намеревался использовать его в морской торговле, то именно в этой области Эмиль Бруардель сделал карьеру. Кочегары, докеры, моряки, рискующие жизнью, — все отныне почтительно снимали шляпу при одном упоминании имени Президента Бруарделя. По мере его продвижения имя Президента Бруарделя присвоили сначала маленькому тральщику, затем буксиру, грузовому судну, и, наконец, самому большому пассажирскому кораблю в мире.

В Тресте решили, что люди с чувством долга, подобные Президенту Бруарделю, должны принимать непосредственное участие в управлении страной. Спящий согласился. Ему купили избирательный округ; он стал депутатом, сенатором, вице-президентом, затем президентом Верхней палаты Национального собрания и, наконец, как и полагается по логике вещей, Президентом Республики. Туманный взгляд и улыбка сомнамбулы великолепно выглядели на обложке журнала «Иллюстрасьон», на стенах школ и полицейских участков. Его редкие выступления были невыразительны; половина избирателей была разочарована, другая восторгалась: «Наконец-то у нас молчаливый президент, президент-мыслитель! Достаточно увидеть этот задумчивый взгляд, эту философскую улыбку… И притом, такая изысканность манер!» Как известно, со времен Феликса Фора ни один президент не умел носить фрак… Поэтому из Президента Бруарделя сделали экспортный товар. После визита этого человека, не менее элегантного и еще более молчаливого, чем сам английский король, французский Банк получил от правительства Великобритании долгожданный и весьма существенный кредит. А поскольку он был заранее растрачен, то Президента Бруарделя отправили в Америку. Именно это путешествие все погубило…

Ибо разница во времени между Новым и Старым Светом вернула Эмилю Бруарделю без его ведома ночь, которой ему не хватало. Отныне он бодрствовал днем и спал ночью: конец сомнамбулизму! Его личность, его смелость и острый ум проявились снова, вызвали тревогу и беспокойство. В парламентских и банковских кулуарах поползли слухи. Меньше чем через полгода Эмиль Бруардель, попавшись несколько раз в хорошо известные (всем, кроме него) ловушки, вынужден был уйти с поста Президента Республики, не был переизбран сенатором, потерпел поражение на парламентских выборах, был снят с должности управляющего и получил право уйти на пенсию.

переводчик И. Истратова

Его проводили до самого дома. Только из сочувствия? Возможно, друзья и вправду думали, что ему будет плохо одному… Но главное — расставшись с ним, они уже не казались себе счастливчиками, мимо которых смерть прошла стороной. А пока рядом был «бедный Альбер» с покрасневшими глазами, в черном костюме, они вдвойне ценили свое пресное благополучие.

Бедный Альбер в последний раз кивнул, в последний раз вздохнул, подняв очи горе, бессильно развел руками в дешевых черных перчатках и закрыл за друзьями дверь. Когда их шаги затихли, он отшвырнул дурацкую шляпу с черной лентой, поспешно сорвал перчатки, словно они жгли ему руки, и Расслабил мышцы лица, как клоун после выступления.

Он не сел, а почти лег в самое глубокое в гостиной кресло, но тут же снова вскочил и сдернул чехол, который не снимали ни зимой, ни летом, — может, эти чехлы и оберегают сиденья от пыли, но что толку, если они сами такого пыльно-серого цвета. Он придвинул друг к другу два обнаженных кресла, Уселся в одно положил ноги на другое и закурил…

— Лучшая сигарета за всю мою жизнь! — прошептал он, щурясь от удовольствия, будто кот на солнышке.

Альбер бы, верно, замурлыкал, если бы мог…

Фернанда умерла… И умерла первой! Вот что особенно приятно. Целых пятнадцать лет она твердила:

— Когда тебя не станет…

Сама себя жалела и других тоже хотела разжалобить. Но достаточно было обыкновенного насморка, обернувшегося гриппом, который перешел в пневмонию, — и вот супруг Фернанды стал «бедным Альбером». Впрочем, она всегда звала его так.