Такое утверждение вызвало негодование и привело к появлению «Ассоциаций собственной расы» во многих из 11 000 деревень страны. Их участники давали клятву, заявляя, что будут ей верны или обрекут себя на вечные муки ада: «Я буду трудиться ради самоуправления сердцем и душой и не уклоняться от своих обязанностей, даже если мне будут ломать кости и срывать с меня кожу»[2472].
Атины (участники ассоциаций) сопротивлялись налогообложению, выступали против легализованной продажи алкоголя и опиума и свободно совершали насилие. В 1923 г. британцы их запретили и установили систему двоевластия по индийской модели. Новый Законодательный совет был органом с широким представительством, избираемым домовладельцами, хотя имелись коммунальные и другие ограничения на членство. Несмотря на двух министров, отправляемых в Исполнительный совет губернатора, Законодательный совет имел строго ограниченную власть. Например, сам губернатор управлял племенными регионами и контролировал оборону, финансы, закон и порядок.
Этот привкус демократии едва ли удовлетворял общенациональный аппетит к свободе. Вероятно, главным достижением стало обеспечение нового поля для коррупции. Глубина ее оказалась огромной, а распространение повсеместным — как и в кабинете Авраама Линкольна, чей госсекретарь, по общему мнению, мог украсть все, кроме раскаленной докрасна печки.
Большинство людей с отвращением игнорировали выборы, а политическая агитация продолжалась. В конце 1920-х гг. она нашла выражение в таких органах, как Ассоциация Добама («Добама асайсьон»). Слово «добама» означало «мы — бирманцы». Копируя ирландскую «Шин Фейн», она начала бойкотировать западные сигареты, стиль причесок и одежды. Ее участники расхваливали достоинства манильских сигар. Они восхваляли красоту локонов агатового цвета, украшенных гирляндами ярких цветов -например, орхидей или жасмина. Они пели гимны добродетелям розовых лунги и пасох (видов юбок), пошитых из мандалейского шелка, а также гаунг-баунг из камчатной ткани (шарфов для ношения на голове), украшенных янтарем.
Мировая Великая депрессия вызвала падение цен на рис и поток лишений должников права выкупа заложенного имущества. Это привело к тому, что многие бирманские землевладельцы превратились в арендаторов. Это увеличило напряжение в стране—в частности, между различными группами населения. В мае 1930 г. Рангун сотрясали антииндийские бунты: за людьми на улицах охотились, словно за паразитами, женщин разрывали на куски. В конце года, когда Ганди устраивал марш к морю за солью, националистические страсти перешли в восстание. Лидером стал самопровозглашенный спаситель-король по имени Сая Сан, который взял себе титул галон раджа. Талон — это сказочная птица, которая при помощи деревенских магов (вейкса) и местных духов (нат) убьет британскую змею (нага).
Хотя галон раджа получил широкую поддержку, он оказался раздавлен мощными кольцами своего противника (змеи). Гонги, заговоры, амулеты и каббалистические знаки произвели мало впечатления на десять тысяч солдат империи, вооруженных пулеметами. Но смелость последователей Сая Сана была заразной, и их призыв оказался побудительным: «Бирма предназначена только для бирманцев. Еретики силой забрали короля Тибо и украли у него Бирму. Они уничтожили нашу расу и религию, а теперь они имеют наглость называть нас бунтовщиками»[2473].
Появились новые лидеры — в частности, два амбициозных юриста, которые защищали Сая Сана (безуспешно) во время судебного процесса, где ему предъявили обвинение в государственной измене. Это были яркий, выделяющийся, вестернизированный Ба May, и неотесанный У Сау, имевший гангстерский вид. Они оба стали премьер-министрами при британском правлении и попытались с ним покончить с азиатской помощью.
Старые антагонизмы сделались более ядовитыми. Националисты ругали иностранную надменность и высокомерие, типичным выражением которых были эксклюзивные анклавы вроде клубов «Пегу» и «Гихана». Еще больше раздражала расовая предвзятость закона. Когда пьяный британский офицер нанес серьезные увечья двум бирманским женщинам во время автомобильной аварии, приговор о тюремном заключении был отменен после апелляции. Судью Мориса Коллиса, который его вынес, перевели на другую работу.
Рассказ Коллиса об этом эпизоде вполне мог бы стать сюжетом классического рассказа Юлиана Макларена-Росса «Маленькая авария в Мадрасе». Там повторялся имперский приказ: «Эй, бой, принеси хозяину большую порцию бренди!»[2474]
Пока продолжала бушевать экономическая буря, националисты громили иностранный капитализм. Рангун изобиловал примерами его зла, он был чуть лучше Бомбея, Калькутты, Сингапура и Шанхая: «Яркое шоу наверху и сильно воняющий мир — внизу»[2475]. В центре города имелись здания в стиле «ар деко» и неоклассические офисы с коринфскими портиками. Однако белые магнаты отправлялись домой в роскошный пригород Золотая Долина, а рабочие с коричневой кожей жили в шумных трущобах рядом с пристанью. В районе дельты, где в сезон дождей Иравади несла больше воды, чем Темза за год, окрашивая океан в кирпично-красный цвет на сто миль, британцы не смогли даже построить должную канализационную систему. Дела даже ухудшились по сравнению с викторианскими временами, когда тысячи людей жили в лачугах на болотах, а «самая отвратительная грязь собиралась кучами или гнила в лужах у самых их дверей»[2476].
Никто не обращал внимание на физическое и нравственное здоровье бирмансцев. Образовательная система ухудшилась после правления Тибо, а в Рангуне имелась только одна публичная библиотека, которая тратила на книги в год 10 фунтов стерлингов. Поэтому в начале 1930-х гг. пылкие молодые радикалы различных политических убеждений (некоторые — марксисты) создали движение Такинов. Такин означало «сагиб», и бирманцы приняли титул в виде вызова своим колониальным хозяевам, против которых они проводили забастовки, бойкоты и демонстрации. Выдающимися такинами были У Ну (это самое известное имя первого премьер-министра свободной Бирмы) и Аун Сан, отец Аун Сан Су Чжи, лидера оппозиции, сегодня выступающей против военной хунты в стране.
Аун Сан был горячим революционером, готовым принять почти любой курс, чтобы порвать с империей. Чтобы их не превзошли и не обошли, старшие политики вроде Ба May ругали «расовое порабощение» своих соотечественников. Он объявлял, что «наша первая задача — это избавиться от великана-людоеда, который ездит на наших спинах».
«Великан-людоед» держался крепко, меняя захват в зависимости от того, как требовали обстоятельства. Ба May присутствовал на круглом столе в Лондоне в 1933 г., который организовало Министерство по делам Индии, чтобы успокоить непокорных и бунтующих бирманцев. Он нашел атмосферу официальной, холодной и даже враждебной, посчитав, что хозяева совершенно циничны в придумывании способов спасения империи: «А она, как они знали в глубине души, исторически обречена». Его рассказ об их тактике был характерно проницательным: «Колониальная власть столкнулась с повторяющейся время от времени колониальной дилеммой, пытаясь дать, но не давать, брать с видом дающего, двигаться вперед, однако в основных вещах оставаться там, где были. Чтобы разрешить эту дилемму как можно лучше, ей пришлось обратиться к обычным уловкам разделения, чтобы властвовать, и откладывания, чтобы нанести поражение. Власти придумывают поводы возможного отказа и условия, благодаря которым получится удачная сделка из того, что окажется пустышкой, когда будет отдано».
По Закону об управлении Индией от 1935 г. Великобритания давала Бирме величайшую степень самоуправления внутри империи (исключая доминионы). Страну отделили от Индии.
Бирма фактически получила больше, чем Индия, потому что, хотя две конституции были похожи, князья не давали работать Национальному собранию в Дели. В отличие от Индии, Рангун получил двухпалатный Парламент. А Палата представителей, перед которой отчитывался кабинет, выбиралась четвертью бирманского народа.
