– Ханна упоминала, что вы имеете дело с большим количеством самых разнообразных книг, если я правильно поняла.

– Да, можно сказать и так – с большим количеством самых разнообразных книг. В подвале под моей квартирой хранится по меньшей мере тысячи три томов, и это только один такой склад. Пожалуй, уместно назвать моего работодателя мистера Джиллимена книгоманьяком.

– Должно быть, у вас очень интересное занятие.

– Не знаю, интересное ли, но могу заверить, что это очень пыльное и вызывающее жажду занятие. Кроме того, оно действительно изнуряет и отнимает массу времени, поскольку мой начальник по мере возможности старается не пропускать ни одной распродажи. Он может пойти за одной конкретной книгой, а вернуться с пятьюдесятью или даже сотней.

– Раньше я много читала, когда выдавался досуг, конечно, – сказала Джейни. – Помню, заканчивая школу, я наслаждалась сочинениями Хью Уолпола, его «Хрониками Хэррисов».

– Ах, да, «Хроники Хэррисов». Его ведь посвятили в рыцари, не правда ли?

– О, неужели?

– Да; не знаю, за творчество или за заслуги на другом поприще, но он сочинил несколько отличных историй.

Ханна думала: «Хью Уолпол и “Хроники Хэррисов”...» Сомнительно, чтобы Дэвид когда-нибудь читал подобные романтичные книги. Ой, ей придётся выйти из комнаты, потому что если Джейни продолжит в том же духе, от смеха не удержаться. Но ведь это настоящая Джейни, отчего же так смешно?

Направившись к двери, Ханна посмотрела на Дэвида и сказала:

– Я оставлю вас, спуститесь потом сами, хорошо? Хочу посмотреть, почему младшие члены семьи притихли.

Она отметила, что сестра не сказала: «О, не уходи, Ханна», а только странно ей улыбнулась.

После того как дверь за Ханной закрылась, Джейни глубоко вздохнула. Затем снова заговорила, но не срывающимся на фальцет поставленным в монастыре голосом, а низким и серьёзным тоном:

– У нас немного времени: кто-нибудь из детей непременно войдёт, но я хочу кое-что у вас спросить.

Прежде чем она продолжила, Дэвид взял её за руку и сказал:

– Ответ – да: я серьезно отношусь к вашей сестре, очень серьезно. Как такое могло случиться всего за четыре дня, сам не знаю… видите ли, все произошло даже скорее – менее, чем за четыре минуты, наверное, с того момента как я впервые увидел Ханну. Да, я очень серьезно к ней отношусь.

– Так... так вы ее не обидите, я имею в виду... не используете её и не бросите?

– О, пожалуйста! У вас, конечно, не было достаточно времени, чтобы составить мнение обо мне, но я надеялся, что такого вы не предположите.

– Простите. Но я люблю Ханну и должна заботиться о ней. По сути она еще девушка, хоть и замужем за неким индивидом вот уже четыре года. Хамфри никогда не был с ней честен, как мне кажется. Тем не менее она настолько ему предана, что меня от этого буквально тошнит. В ее глазах он, знаете ли, ангельски добрый и на редкость рассудительный. Насколько я видела, с самого начала его доброта служила исключительно его личным целям, и мне очень интересно, к чему он собственно стремится, особенно учитывая их нынешний образ жизни. Она рассказывала вам что-нибудь о Хамфри, я имею в виду, личное?

– Нет… Она не рассказывала, но не затрудняйтесь, это сделал ваш муж.

– Ах, Боже мой! – Джейни зажмурилась на мгновение. – Вот и доверяй этому кладезю дипломатии, – она тихо засмеялась, – но до сих пор все, что узнавал Эдди, не шло дальше меня, и это знаменательно. Ах, если бы она встретила кого-то вроде вас с самого начала! Но теперь-то вы познакомились, и… вы ведь не позволите ей ускользнуть, правда? Знаете, у Ханны обостренная совестливость: она убеждена, что не должна совершать поступки, способные огорчить Хамфри. О-о! Хамфри. Я-то знаю, что сделала бы с этим хлыщом из Сити, выйди по-моему.

Дэвид засмеялся и сказал:

 – Что ж, жаль, что по-вашему не выходит; всё бы гораздо упростилось. Я твержу себе: «Не торопись», но сами видите результат — я сижу здесь, явившись за Ханной в чужой дом без приглашения только потому, что она не смогла встретиться со мной в условленном месте. И… Боже мой! Мысль о том, что не увижу ее до четверга...

– О да, четверг. Драгоценный Хамфри не может пропустить четверговую игру в бридж. Я бы еще поняла, если бы он уходил к женщине, но нет, дело в бридже.

– А потом он уезжает на выходные, чтобы побыть с мнимыми тетей и дядей…

– О, эти-то вполне реальные, – быстро вставила Джейни. – Хотелось бы, чтобы это было не так. Но нет, оба живы-живехоньки, и оба так же ограничены, как щелястый глаз ювелира.

– Что? – Дэвид прикусил нижнюю губу.

– Ах, это! – усмехнулась Джейни. – Щелястый глаз ювелира – это одно из выражений Эдди. Скорее всего, присловье его матери, потому что… – Джейни улыбнулась. – Ладно, я вам объясню, а то у Эдди это вполне может вырваться прилюдно. Видите ли, его матери частенько приходилось заглядывать в ломбард, как, полагаю, чуть не каждому в их квартале, и последним спасением для женщин было обручальное кольцо. Бедняжки наблюдали, как старый ростовщик прижимал к глазу увеличительное стекло, а иногда он поворачивался и ворчал: «Не пойдёт – камень закреплен ненадежно, а золота даже на зубную коронку не хватит». Тогда клиентки принимались вопить и умолять, пока закладчик не предлагал им хоть какие-то деньги, пусть даже ничтожные два шиллинга. Эти женщины, должно быть, претерпевали ужасные времена, но раз за разом выживали, и я ни разу не встретила среди них недовольную жизнью.

– Да, вы правы, пожалуй, в том, что они выглядят счастливыми. Те, кого встречал я, явно прошли через огонь, воду и медные трубы, но продолжали улыбаться.

– Да, именно таким путем мой Эдди и сумел достичь того, что имеет сейчас. Знаете, у него прекрасный овощной магазин, и он открывает ещё один.

– Рад за него. Мне приятно это слышать, понимаю, что вы заслуженно им гордитесь.

Джейни откровенно заметила:

– Знаю, вы говорите это просто из любезности, но правда в том, что я действительно им горжусь.

– Нет, я не бросаю слов на ветер и имел в виду именно то, что сказал. Всё так – вы гордитесь им, это понятно по каждому слову, сказанному вами о муже.

Когда Джейни неуклюже попыталась приподняться на локтях, Дэвид спросил:

– Что у вас болит? Позвоночник?

– Нет, – простонала она, – седалищный нерв. Всё, чего удалось добиться от доктора – совета отдохнуть, или поделать массаж, или попробовать холодные компрессы. Говорил, пакет замороженного гороха из холодильника должен принести облегчение. – Она рассмеялась и, откинувшись на подушку, пробормотала: – Ледяной горох меня только обморозил. К счастью, долго я не выдержала.

– Вы не поверите, – встрепенулся Дэвид,– если я скажу, что способен облегчить вашу боль в достаточной степени, чтобы по крайней мере вы смогли садиться?

– Да? У вас есть медицинская подготовка?

– Нет, но мой дедушка мучился от пояснично-крестцового радикулита, и наш старый врач показал бабушке, как облегчить боль, оказывая давление на определенные участки. Вы позволите мне попробовать?

– Ну…это… попробуйте, почему бы нет?

Он быстро встал:

– Вашему мужу придётся дать на это разрешение, а Ханна должна помочь вас перевернуть.

– Вы серьёзно?

– Да, серьёзно. Ведь это же совсем просто.

– Ну, если вы говорите, что можете облегчить боль, то начинайте. Идите на лестницу и позовите их.

Дэвид открыл дверь и крикнул, высунувшись на площадку:

– Эй, есть кто-нибудь?

Ханна и Эдди мигом вынырнули из кухни. Эдди поинтересовался:

– Что такое? В чём дело?

– Вы с Ханной можете подняться на минутку? – позвал Дэвид.

У подножия лестницы Ханна и Эдди обменялись быстрыми взглядами. Потом он толкнул свояченицу перед собой, и в мгновение ока они оказались в спальне.

– Он говорит, – кивнула Джейни в сторону Дэвида, – что может облегчить мою боль: мол, знает несколько фокусов.

– Нет, это не фокусы, а обыкновенное надавливание. Вы не против, чтобы я попробовал?