– Возможно ли, что у Хамфри есть любовница?

– О, нет! Нет! – Ханна покачала головой и рассмеялась. – За каждым его движением пристально следят. Думаю, что сами родственники за ним присматривают по мере сил, да и домоправительница – их домашнее сокровище – уж приглядит, чтобы Хамфри оставался в рамках. Мне кажется, что иногда пожилые супруги ведут себя довольно капризно, и когда экономка чувствует, что ей необходимо от них передохнуть, то просит Хамфри приехать на длинные выходные – как-то так. Именно поэтому он берет только две недели непрерывного отпуска, а еще две недели разбивает на дни, чтобы иногда добавлять к выходным и пятницу. Но раньше я никогда не видела, чтобы он возвращался оттуда таким раздраженным – пожалуй, почти несчастным, – как в прошлое воскресенье. И надо же такому случиться именно в то время, когда я чувствовала себя на вершине блаженства. – Ханна коснулась его щеки, и Дэвид схватил её за руку, пока она, широко улыбаясь, продолжала говорить: – Я обошлась с ним чуть ли не дерзко, а когда Хамфри похвалился новым клиентом, занимающимся скобяными товарами, нашла в себе смелость указать, что скобяные товары находятся примерно на том же уровне, что и овощные палатки и уличные торговцы.

– Серьезно?

– Да, и могу заверить, что я так переменилась благодаря вам, мистер Крейвентон. – Покивав, Ханна добавила: – Я все продолжаю гадать, почему раньше ни разу ему не возразила, хотя нельзя же обижать человека, который все время добр и заботлив… – На этих словах улыбка пропала с её лица, и она вздохнула: – В некотором смысле.

– Да, в некотором смысле, – повторил Дэвид.

Ханна внимательно посмотрела на него, но не стала развивать тему, потому что тихий внутренний голос бубнил: «Нет-нет, Джейни точно никогда никому об этом не расскажет, да и Эдди не поднимет этот вопрос, это даже не обсуждается». И Ханна быстро выпалила:

– Я думала, где бы нам встретиться на неделе – может, пообедаем вместе у Микки?

– О, да, отличная идея. Каждый день будем там обедать.

– Ах, нет! Это заметят! Миссис Фенвик приходит дважды в неделю, но… – Ханна поджала губы. – Я уже сказала Хамфри, что ищу работу.

– Правда?

– Да. И это тоже стало потрясением для него, бедняги. Знаешь, он этого не заслуживает, потому что он такой…

– Если еще раз скажешь о его доброте, у меня начнется истерика. Честно, я закричу во весь голос. Если человек предположительно так добр, как твой муж, но одновременно столь же жесток, подозреваю, что с ним что-то не так.

– Слушай, я не хочу это обсуждать, но на самом деле он не… мы не… мы больше не спим вместе.

– Знаю, дорогая, Эдди мне проболтался… О, не злись на него. Это случайно проскочило в разговоре. Он вовсе не собирался со мной откровенничать. Я могу сказать лишь, что твой Хамфри, должно быть, самый большой дурак в мире. – И снова Дэвид прижал её к себе и тихо произнес: – А я хочу любить тебя, по-настоящему любить. Понимаешь? И об этом не нужно говорить, просто так должно случиться – и поскорее.

Ханна ответила ему долгим взглядом, но не стала повторять «и поскорее» – тело помогло ей обойтись без слов.

* * *

Она приехала домой за пятнадцать минут до Хамфри и уже лежала в постели, когда он поднялся наверх, постучал в её дверь и позвал:

– Ты в порядке?

Ханна ответила:

– Да, но очень устала и решила лечь пораньше.

– И хорошо. И хорошо. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Хамфри.

Снова пришел четверг, и Ханна сидела на стуле напротив мистера Джиллимена с разинутым ртом и выпученными глазами, а издатель между тем говорил:

– Двести фунтов. Вам эта сумма кажется недостаточной?

Ханне пришлось сглотнуть, чтобы суметь закрыть рот, и, моргая, она ответила:

– Я… Простите, но я потрясена. Я… я ничего подобного не ожидала.

– А как много вы ожидали?

– О, даже не знаю. Пятьдесят?..

Мистер Джиллимен перевел поблескивающие глаза на Дэвида, стоявшего сбоку стола, и, усмехнувшись, произнес:

– И почему ты мне не намекнул, сколько она рассчитывает получить?

– Мы… мы об этом не говорили.

– Ты никогда не умел заниматься делом, а?

– Все зависит от того, сэр, о каком деле тут идет речь.

– О, перестань! – Джилли снова посмотрел на Ханну и сказал: – Ну что ж, две сотни фунтов, но вы получите их не сразу: половину при сдаче рукописи, то есть, сейчас, а остальное после выхода книги. Условия контракта: аванс в счет роялти[4], а если не удастся продать достаточно экземпляров, чтобы выйти на рентабельность, уверен, я найду для вас работу на одном из моих складов!

– Удивительные условия.

Мистер Джиллимен бросил взгляд на Дэвида.

– Что ты сказал? – нахмурился он.

– Ну, мне многим приходилось у тебя заниматься, но ни разу за процент с прибыли.

Ханна переводила взгляд с одного на другого: они пикировались так, как могли только друзья, но – двести фунтов! Что на это скажет Хамфри? Две сотни фунтов за её наивные детские стишки. Стоит ли ему рассказывать? Нет. Нет, она не станет. Ну, не сейчас, сначала нужно купить себе новой одежды: в последнее время она порядком обносилась, но никак не могла набраться духу и попросить у мужа денег. Слова Дэвида о её неподходящем наряде угодили не в бровь, а в глаз.

Внутренний голос настойчиво диктовал ей список неотложных покупок, но между тем в душе зародилось некое новое чувство, похожее на ликование. Перед глазами возник маленький бесенок, держащий в лапках эскиз наряда, который она видела этим же утром в витрине магазинчика в переулке, пока шла сюда от станции. Она ещё остановилась рассмотреть туалет: изысканный костюм с длинной юбкой, серо-стального цвета с сине-зеленой оторочкой, и в комплекте к нему до дрожи красивая блузка из мягкого шелка… Наряд выглядел таким шикарным, таким… непозволительно роскошным, что Ханна заставила себя уйти. Но теперь образ костюма маячил перед глазами, а бесенок выглядывал из-за рисунка и шептал: «Почему бы и нет? Ты же не знала, что получишь двести фунтов. На самом деле ты бы удивилась даже предложенной сотне».

Голос мистера Джиллимена развеял иллюзию, и бесенок с рисунком испарился. Старик обращался к Дэвиду:

– Сходи наверх к моей жене и скажи, что я присоединюсь к вам за кофе. Не понимаю, почему ты всегда убегаешь на перерыв и оставляешь меня тут работать в одиночку.

Брови Дэвида слегка дернулись вверх, и он живо кивнул:

– Да, сэр. – Прищелкнув каблуками, он развернулся кругом и быстро промаршировал из комнаты.

– Выпендрежник. – Джилли перевел взгляд на Ханну и добавил: – Догадались вы или нет, но кофе – это лишь предлог, чтобы заставить его на минутку оставить нас наедине. Я хотел кое-что у вас спросить.

Ханна вопросительно посмотрела на издателя и увидела, что в глазах старика уже не пляшут веселые искорки: он глядел на неё с серьезным видом. Улыбка исчезла с лица Ханны, и она тихо сказала:

– Да?

Мистер Джиллимен положил руки на стол и наклонился к Ханне:

– Наверное, вы подумаете: «чего он сует нос в чужой вопрос?», или даже «не его собачье дело» и тому подобное, но все же это в какой-то мере касается меня и моей жены. Видите ли, мы очень любим Дэвида. Он, наверное, рассказывал вам, что мы потеряли сына, так вот, Дэвид занял место Родни, хотя и намного старше его. Вдобавок он перенес весьма плачевный опыт брака и с тех пор все отношения, что у него завязывались, были скоротечны – обычно ограничивались одним походом в театр или ужином в ресторане. Но сейчас, судя по его рассказам, даже после столь непродолжительного знакомства, вы ему более чем просто симпатичны. Вы  замужняя женщина, миссис Дрейтон, но из тех крупиц, что мне удалось собрать, я понял, что ваш брак не назовешь счастливым. К чему я это: зная Дэвида, могу сказать, что ему нелегко мириться с вашей несвободой, а сам он, законно оформив раздельное проживание с супругой, до определенных пределов волен жить так, как захочет. Что я собирался спросить, и в ответ хочу услышать просто «да» или «нет»: являются ли эти отношения для вас просто развлечением, чтобы скрасить скуку, вроде как прежде её скрашивало написание вашей очаровательной книжицы? Итак, «да» или «нет»?