— У меня отпуск не догулян, — объяснила мама. — А в профкоме путевка горит в Адлер, вот я и решила отдохнуть немного.

— А я? — надулась дочка. — Что мне делать?

— Нюришна, ты что — маленькая? — рассердилась Татьяна Константиновна. — Сама не проживешь три недели? Я оставила пару тысяч, уж как-нибудь протянешь. Да у тебя и работа еще. Или мне отдать путевку тебе, а самой идти оболтусов твоих рисованию учить?

Дочь обиделась и ушла в свою комнату.

(«Ничего, скоро ты поймешь, для чего я уезжаю» — извинилась перед Аней Татьяна Константиновна, но не вслух, а так, для отчета самой себе.)

По междугородней дозвонилась на ближайший железнодорожный вокзал, который был в Солнцекамске. Там ей сообщили, что поезд до Санкт-Петербурга отправляется в ноль часов сорок пять минут по московскому времени от Перми-второй. Чтобы добраться к этому времени до Перми, нужно было выехать из Зари на пермском автобусе около трех часов дня. Автобус прибудет в Пермь примерно в восемь вечера по местному времени, придется шесть часов париться на вокзале, но это ничего страшного для такой решительной женщины, как Татьяна Константиновна.

Пятого апреля 2001 года, в четверг, Татьяна Константиновна Абрамова покинула свою квартиру с небольшим клетчатым чемоданом на колесиках, плотной капроновой сумой и дамской сумочкой через плечо. В чемодане были вещи и деньги на прожитье в Петербурге, в суме — деньги за гранатомет и еда в дорогу. В сумочке лежал гранатомет и энная сумма для текущих расходов. Маму сопровождала дочь.

Едва они вышли из подъезда, улицу сотряс подземный толчок. Потом еще один. Потом серия. Вскоре толчки слились в сплошную вибрацию асфальта и всей городской архитектуры, и Татьяна Константиновна вместе с Аней поспешили встать в угол, образуемый капитальными стенами их дома. И в распахнутую дверь своего подъезда они увидели совершенно дикую картину.

По улице мчался, сминая автомобили и автобусы, заблаговременно покинутые водителями и пассажирами, огромный паровоз, из трубы которого вырывались клубы густого черного дыма с ярко-белыми электрическими искрами. Паровоз был настолько огромен, что занимал собою чуть ли не всю проезжую часть. С гулом и ревом пронеслась эта махина мимо подъезда Татьяны Константиновны, и вдруг раздался зубовный скрежет начинающего тормозить состава.

Тормозил состав долго. Татьяна Константиновна успела насчитать не менее семидесяти пяти вагонов, потом сбилась со счета, а они все мелькали и мелькали перед глазами, правда, ощутимо замедляя свой ход. Воздух наполнился каким-то отвратительным запахом: скорей всего, это была смесь запахов пыли, в которую колеса искрошили асфальт, горелой резины, поскольку некоторые транспортные средства от удара взорвались, и теперь из покрышки смердели дай бог… точнее, не дай бог, и еще пахло сероводородом. Это от страха протухли в пакете со снедью вареные яйца.

Наконец сухо лязгнули тормозные колодки, и как раз перед подъездом Татьяны Константиновны оказалась распахнутая дверь в вагон. Проводник в бритвенно-остро отутюженных брюках и белой рубашке с золотой эмблемой министерства путей сообщения, а также в безумно дорогих лаковых штиблетах, которые Татьяна Константиновна уже где-то видела, опускал подножку.

— Просьба не задерживаться, — даже не поздоровался проводник. — Давайте вещи, я помогу.

Он выхватил из рук ошеломленной Татьяны Константиновны ее нехитрый багаж и внес в тамбур, умудрившись неуловимым движением извлечь кулек с протухшими яйцами и выбросить его вон.

— Побыстрее, сударыня, поезд не должен опаздывать, — поторопил он.

— Мама, что это? — широко распахнув глаза спросила Аннушка.

— Поезд до Адлера, видимо, — ответила мама. — Поцелуемся, что ли?

Они поцеловались. Аня сквозь слезы пожелала маме счастливого пути, мама тоже чуток всплакнула, пока поднималась в вагон.

— Будь умницей, — срывающимся голосом напутствовала она дочь. — Я скоро.

Разве могла Татьяна Константиновна знать, что никогда уже не вернется в Зарю? Нет, не могла.

Состав дернулся.

— Разрешите, я дверь закрою, — поинтересовался проводник у Татьяны Константиновны, и она молча уступила ему место у двери.

Поезд постепенно набирал ход. Анна осталась стоять у подъезда, и теперь перед глазами Татьяны Константиновны замелькали дома ее родного города. Не прошло и пяти минут, как Заря осталась где-то позади. Сине-зеленой полосой потянулась уральская парма.

— Итак, сударыня, настало время платить по счетам, — обратился к Татьяне Константиновне проводник, один в один похожий на коммивояжера.

Татьяна Константиновна взглянула на часы. Было ровно пятнадцать ноль-ноль.

— А сколько стоит билет?

— Стоимость билета взяла на себя наша транспортная компания, — сказал проводник. — Мне сообщили, что вы должны иметь при себе сумму, которую нужно перевести на счет некоего господина с саквояжем.

— Да, — согласилась Татьяна Константиновна, — но я, почему-то, думала, что вы — это он.

— Не имею чести знать этого господина, хотя не исключаю, что могу чем-то напоминать его.

— Вы похожи, как две капли воды. Если бы не ваши усы…

— Ни в коем случае. Это моя гордость. Итак — деньги.

Татьяна Константиновна открыла суму и передала сверток с деньгами проводнику.

— Пересчитывать не будем, мой клиент утверждает, что вы порядочный человек. Ваше купе предпоследнее.

С этими словами проводник исчез в недрах служебного купе, а Татьяне Константиновне не оставалось ничего, кроме как подхватить чемодан с сумой и направиться к своему месту.

На своем месте ее ждал сюрприз. Не то, чтобы уж совсем неприятный, но все же… Во-первых, купе было двухместным. Просторным, светлым, с удобными полками, с багажным отсеком и даже шкафчиком для одежды. Это относилось к приятной стороне дела. Во-вторых, в купе уже был пассажир. Мужчина. Вот это и было не совсем приятным обстоятельством.

— Здравствуйте, — приподнялся мужчина.

Мужчина был не особенно высок, но подтянут и собран, и тельняшка на его могучей грудной клетке почти трещала.

— Разрешите помочь? — спросил он.

— Да, пожалуйста, — несколько смущенно позволила Татьяна Константиновна.

Но то, что сделал в следующее мгновение ее сосед, повергло ее еще в большее смущение. Он помог ей в первую очередь снять плащ. К вещам он и не притронулся.

— Если вы желаете переодеться, я выйду, — продолжил мужчина после того, как повесил плащ Татьяны Константиновны в шкафчик.

— Если это вас не затруднит, — пролепетала Татьяна Константиновна.

Мужчина вышел.

Татьяна Константиновна тряхнула головой, чтобы избавиться от непонятной слабости, и тут же поняла, почему странный сосед не принялся засовывать вещи в багажный отсек. Тогда бы бедной женщине пришлось залезать наверх, доставать свои чемоданы, извлекать из них все необходимое и снова запихивать обратно.

Татьяна Константиновна скоренько переоделась, достала из пакета съестное, кружку, ложку, и выставила это хозяйство на стол. Суму она аккуратно свернула и засунула на дно чемодана. Привела себя в порядок и открыла дверь:

— Спасибо, я уже переоделась, — сказала она.

Мужчина вернулся и деловито водрузил закрытый уже чемодан Татьяны Константиновны в багажный отсек.

— Будем знакомиться? — предложил сосед.

— Татьяна, — представилась Татьяна Константиновна.

— А по отчеству?

— Можно и без отчества, — махнула рукой на формальности Татьяна.

— В таком случае меня зовут Владимир, можно просто Володя, — улыбнулся сосед. — Далеко едете?

— В Петербург, — ответила Татьяна и достала из пакета яблоко. — Будете?

— С удовольствием, — согласился Володя. — А я дальше, в Стокгольм.

— Да? — Татьяна удивилась. — А если не секрет — зачем?

— Наш сейнер сейчас там на ремонте. Потерпели крушение, заблудились, ближе всех Стокгольм оказался. Вот ребята там сейчас в порядок себя и приводят. А я во Владивостоке у своих гостил, из отпуска возвращаюсь.