Литмир - Электронная Библиотека

Немного погодя миссис Чалмерс взяла себя в руки и попросила воды. Тратвелл пошел за водой, а она нетерпеливо зашептала:

— Скажите, почему мама напустила на Рэнди полицию? Она не стала бы этого делать без серьезной причины.

— Вы правы. Он украл у нее фотографию Ника.

— Ту фотографию, которую я ей послала?

— Да.

— Зря я это сделала. Но я подумала: неужели хоть раз в жизни я не могу поступить по-человечески?

— Как видите — не могли. Ваш отец отнес фотографию Джин Траск и уговорил ее нанять Сиднея Хэрроу. Вот откуда все и пошло.

— Чего добивался старик?

— Денег вашего мужа, так же, как и все остальные.

— Кроме вас, конечно, — сказала она с издевкой.

— Да, кроме меня, — сказал я. — Деньги стоят слишком дорого.

Тратвелл принес воду в бумажном стаканчике и смотрел, как она пьет.

— Ну как, вы в состоянии предпринять небольшую поездку?

Она вздрогнула.

— Куда?

— В Смизерэмовскую клинику. Нам пора побеседовать с Ником.

Видно, ее эта перспектива нисколько не прельщала.

— Доктор Смизерэм не пустит вас к нему.

— Думаю, пустит. Вы мать Ника. Я его поверенный. Если доктор Смизерэм не пойдет нам навстречу, я к нему применю habeas corpus[12].

И хотя Тратвелл явно брал ее на пушку, она перепугалась.

— Нет, нет, пожалуйста, ради бога, не надо. Я переговорю с доктором Смизерэмом.

Проходя мимо секретарши, я спросил ее, не вернулась ли Бетти из лаборатории. Оказалось, нет. Я попросил передать Бетти, что буду в клинике.

Глава 35

Айрин Чалмерс отпустила Эмилио и втиснулась на переднее сиденье тратвелловского «кадиллака» между мной и адвокатом. Выйдя из машины, она направилась к больнице шаткой походкой, словно наркоманка. Тратвелл взял ее под руку и провел в приемную.

Мойра Смизерэм сидела за конторкой — точь-в-точь как в тот день, когда я увидел ее впервые. Мне показалось, с тех пор прошла целая вечность. Лицо ее постарело, помрачнело, а может, я стал лучше ее понимать — только и всего. Она перевела взгляд с Тратвелла на меня.

— Однако вы мне дали не слишком много времени.

— У нас его попросту больше нет.

— Нам необходимо переговорить с Ником, — сказал Тратвелл. — И миссис Чалмерс разделяет наше мнение.

— Вам придется обратиться за разрешением к доктору Смизерэму.

Мойра удалилась за мужем. Вскоре из внутренних покоев стремительно вышел свирепый Смизерэм; полы его белого халата развевались на ходу.

— А вас нелегко заставить капитулировать, — сказал он Тратвеллу.

— Меня вообще нельзя заставить капитулировать, старина. Мы приехали повидаться с Ником. И боюсь, вам не удастся нам помешать.

Повернувшись к Тратвеллу спиной, Смизерэм обратился к миссис Чалмерс:

— А вы как считаете?

— Пожалуй, вам лучше нас пропустить, доктор, — сказала она, не поднимая глаз.

— Значит, мистер Тратвелл снова стал вашим адвокатом?

— Да.

— Ну, а мистер Чалмерс, он поддержал ваше решение?

— Поддержит.

Смизерэм посмотрела на Айрин Чалмерс испытующе.

— Они на вас оказывают нажим, верно?

— Не тратьте зря времени, доктор, — сказал Тратвелл. — Мы хотим говорить не с вами, а с вашим пациентом.

Смизерэм не без труда сдержался:

— Хорошо.

Нас провели во внутренние покои, мы прошли коридором до второй двери. Она была заперта, и едва мы миновали ее, как ключ снова повернули в замке. За второй дверью открывалось отдельное крыло, комнат в восемь — десять. Первой от входа шла обитая войлоком комната, в которую помещали больных, пытавшихся покончить с собой. На войлочном полу сидела женщина и глядела сквозь толстую стеклянную дверь.

Ника поместили в комнате без дверей, представлявшей собой нечто среднее между спальней и гостиной. Ник сидел в кресле в ярком шерстяном халате. На коленях у него лежал раскрытый учебник, и по виду он был студент как студент. Заметив мать, он встал; на бледном лице резко выделялись горящие черные глаза. Темные очки лежали рядом на письменном столе.

— Здравствуй, мама, здравствуйте, мистер Тратвелл. — Взгляд его скользнул по нашим лицам, ни на ком не задержавшись. — А где папа? Где Бетти?

— Мы пришли не в гости, — сказал Тратвелл, — хоть и рады тебя видеть, Ник. Нам надо задать тебе кое-какие вопросы.

— Будьте предельно кратки, — сказал Смизерэм. — Садитесь, Ник.

Мойра взяла у него книгу, заложила закладкой и отошла к мужу; тот встал у порога. Айрин Чалмерс расположилась во втором кресле, мы с Тратвеллом устроились напротив Ника на односпальной кровати.

— Приступлю прямо к делу, — сказал Тратвелл. — Почти пятнадцать лет назад, еще ребенком, вы застрелили человека у железнодорожных складов.

Ник поднял на Смизерэма глаза и сказал тихо и горько:

— Так вы ему рассказали?

— Нет, — сказал Смизерэм.

— Вы взяли на себя непомерную ответственность, решив не предавать этот инцидент гласности, — обратился Тратвелл к доктору.

— Знаю. Но я защищал интересы восьмилетнего мальчика, над которым нависла угроза аутизма[13]. В человеческих отношениях далеко не всегда приходится руководствоваться законами. Но даже если исходить из законов, убийство это можно квалифицировать как оправданное, или непреднамеренное.

— Я приехал не для того, чтобы спорить с вами об этике или юриспруденции, доктор, — сказал Тратвелл устало.

— Тогда не извращайте моих намерений.

— А они, разумеется, чисты, как горные снега.

Доктор всей своей массой надвинулся на Тратвелла. Мойра схватила его за локоть.

— Расскажите мне об этом выстреле у путей. Он произошел случайно? — снова обратился Тратвелл к Нику.

— Не знаю.

— Тогда просто расскажите мне все как было. И прежде всего, как вы попали на склады?

Ник отвечал запинаясь, словно память его работала с перебоями, как телетайпный зуммер.

— Я шел из школы, а этот человек позвал меня прокатиться в его машине. Я знал, что нельзя садиться в чужие машины. Но он очень меня просил. И мне стало его жалко. Он был совсем старый и больной. Он меня все расспрашивал, кто моя мама да кто папа и когда и где я родился. А потом сказал, что он мой отец. Я не очень ему поверил, но мое любопытство он раззадорил, и я отправился с ним в бродяжий квартал. Он завел меня за заброшенное депо. Там догорал костер, мы подбросили в него веток и сели к огню. Он вытащил виски, отхлебнул прямо из бутылки и дал мне попробовать. Мне обожгло рот. Но он пил виски, как воду, быстро прикончил бутылку и сразу поглупел. Стал петь старые песни, расчувствовался. Говорил, что я его сын, его дорогой мальчик, что он скоро восстановится в своих законных правах, займет положение в обществе и позаботится обо мне. Потом стал меня тискать и целовать — и тут-то я в него и выстрелил. У него за пояс был заткнут револьвер. Так вот я вытащил револьвер и выстрелил в этого типа. Он умер.

Бледное лицо Ника оставалось спокойным, но я слышал его учащенное дыхание.

— Что вы сделали с револьвером? — спросил я.

— Ничего. Бросил там же, на складах, и пошел домой. Рассказал обо всем родителям. Сначала они мне не поверили. Потом в газетах напечатали про труп. Тогда они поверили и потащили меня к доктору Смизерэму. И с тех пор, — добавил он с разъедающей душу горечью, — мы с ним не разлучаемся. Не могу себе простить, что не явился тогда же в полицию, — сказал он и поглядел на мать; та отвернулась.

— Вы тогда еще не могли ничего решать, — сказал я. — А теперь давайте перейдем к убийству Сиднея Хэрроу.

— Господи, да неужто вы думаете, что и Хэрроу убил я?

— Вы сами так считали, помните?

По его глазам было видно, что он мучительно напрягает память.

— Я тогда не очень понимал, что со мной происходит. И что хуже всего, мне действительно хотелось убить Хэрроу. В тот вечер я явился в «Сансет», чтобы свести с ним счеты. Джин мне сказала, где он остановился. В номере его не оказалось. Я нашел его на берегу, в машине.

вернуться

12

Предписание о представлении арестованного в суд для рассмотрения законности ареста (лат.).

вернуться

13

Один из симптомов шизофрении.

44
{"b":"184621","o":1}