— Нам с Ником просто повезло. Хорошо было бы, если б и дальше фортуна не оставляла нас своими милостями.

— Что вы хотите этим сказать?

— Мне кажется, комнату Ника следовало бы охранять.

— Вы опасаетесь, что он опять убежит? — спросил Чалмерс.

— А это мысль! Но мне она не приходила в голову. Я имел в виду защиту Ника.

— У него круглосуточно дежурят сестры, — сказал доктор Смизерэм.

— Ему нужен вооруженный охранник. Совершено несколько убийств, и я думаю, мы должны сделать все, чтобы предотвратить еще одно. Я могу обеспечить трехсменную охрану за сто долларов в день, — обратился я к Чалмерсу.

— Ради бога, — сказал Чалмерс.

Я спустился вниз и позвонил в два места. Сначала в лос-анджелесскую службу охраны с конторой в Сан-Диего. Они пообещали, что через полчаса их охранник, Макленнан, явится в больницу. Потом вызвал «Хижины Кончиты» в Империал-Бич. Мне ответил приглушенный, встревоженный голос миссис Вильямс.

— Говорит Арчер. Скажите, Рэнди Шеперд вернулся?

— Нет и вряд ли вернется, — сказала она, понижая голос. — Не вы один им интересуетесь. Ему тут устроили засаду.

Ее слова обрадовали меня — что ж, одной заботой меньше.

— Спасибо, миссис Вильямс. Не переживайте.

— Легко вам говорить: не переживайте. Почему вы мне не сказали, что Сидней Хэрроу убит?

— Зачем вам было это знать?

— Теперь уж что говорить. Но как только они отсюда вытряхнутся, слово даю, тут же продам гостиницу.

Я пожелал ей удачи и вышел подышать свежим воздухом.

Вскоре ко мне присоединилась Мойра Смизерэм.

Она вынула сигарету из непочатой пачки и закурила, жадно затягиваясь, словно поспорила на пари выкурить ее как можно скорее.

— Вы не курите, нет?

— Бросил.

— Я тоже. Но в гневе курю.

— На кого вы гневаетесь?

— На кого же как не на Ральфа. Он сегодня ночует в больнице, чтобы в случае чего быть под рукой. Я могла бы с таким же успехом выйти замуж за монаха.

Я не очень поверил ее гневу, мне казалось, она маскирует им свои подлинные чувства. Я ждал, когда они прорвутся наружу. Отшвырнув сигарету, Мойра сказала:

— Ненавижу мотели. Вы не поедете сегодня в Пойнт?

— Нет, в Уэст-Лос-Анджелес. Могу забросить и вас по дороге.

— Вы очень добры, — ей передалось мое возбуждение, и формальная фраза не могла этого скрыть.

— Зачем вам в Уэст-Лос-Анджелес?

— Я там живу. Привык спать в собственной квартире. Единственная привычка, которую я пронес через всю жизнь.

— А я думала, вы не любите ничего привычного. За обедом вы сказали, что вам нравится вторгаться в жизнь других людей, а потом расставаться с ними навсегда.

— Верно. Особенно с людьми, которых я встречаю по работе.

— Вроде меня?

— Я не вас имел в виду.

— Вот как? А я думала, вы сформулировали свой главный жизненный принцип, — сказала она иронически, — которому неукоснительно следуете.

Из густой тени, окутывавшей стоянку, вышел стриженный ежиком высокий широкоплечий парень в темном костюме и направился к главному входу. Я окликнул его:

— Макленнан?

— Да, сэр.

Сказав Мойре, что скоро вернусь, я поднялся на лифте вместе с Макленнаном.

— Не впускайте к нему никого, кроме обслуживающего персонала, докторов, сестер и, конечно, близких родственников.

— А как я их узнаю?

— Я вам их покажу. Главное — следите за мужчинами, и неважно, в белых они халатах или нет. Не впускайте к нему ни единой души без поручительства знакомой сестры или доктора.

— Вы опасаетесь покушения?

— Такое возможно. Вы вооружены?

Макленнан отогнул пиджак — сбоку торчала рукоятка револьвера.

— От кого я должен его охранять?

— К сожалению, я и сам не знаю. У вас будет еще одна обязанность: следите, чтобы парень не убежал. Но ни в коем случае не стреляйте в него и вообще его не трогайте. В нем вся загвоздка.

— Понимаю, — ответил он с невозмутимостью, присущей большим мужчинам.

Я подвел его к двери палаты и попросил сиделку позвать Смизерэма. Доктор вышел, широко распахнув дверь, и я увидел Ника — он лежал на спине, глаза его были закрыты, по обе стороны кровати сидели родители. Они напоминали мне группу со старинного фриза, изображавшего жертвоприношение, только алтарь тут заменяла койка.

Дверь бесшумно захлопнулась. Я представил Макленнана доктору Смизерэму, тот смерил нас обоих усталым скучающим взглядом.

— Неужто все эти вылазки и тревоги и впрямь необходимы?

— По-моему, да.

— А по-моему, нет. Но как бы то ни было, я не допущу этого человека в палату.

— Его присутствие там было бы куда полезней.

— Полезней в случае чего?

— В случае покушения на жизнь Ника.

— Это просто смешно. Ник здесь в полной безопасности. Да и кому нужно его убивать?

— Спросите его.

— И не подумаю.

— А мне вы разрешите его спросить?

— Нет. Он сейчас не может...

— Ну, а когда он сможет?

— Никогда, если вы не перестанете измываться над ним.

— Выбирайте выражения, доктор. Вы что, хотите меня разозлить?

Смизерэм ехидно хихикнул.

— Если так, кажется, мне это удалось.

— Что вы хотите утаить, доктор?

Глаза его сузились, рот быстро задвигался:

— Я ничего не утаиваю, а настаиваю на защите интересов моего пациента, что является моим правом и моим долгом. И пока это в моих силах, я не допущу к нему никаких подонков ни сейчас, ни потом. Вы меня поняли?

— А как насчет меня? — сказал Макленнан. — Меня нанимают или снимают?

— Нанимают, — подавив раздражение, обратился я к Макленнану. — Но доктор Смизерэм не хочет пускать вас в палату, он требует, чтобы вы стояли в коридоре. Если вас будут спрашивать, по какому праву вы здесь находитесь, говорите, что охраняете Ника Чалмерса по поручению его родителей. Доктор Смизерэм или одна из сестер представят вас его родителям, когда выберут время.

— Жду не дождусь, — буркнул Макленнан.

Я не нашел Мойры ни перед госпиталем, ни в моей машине. В конце концов мне удалось отыскать ее на стоянке для машин персонала. Она сидела за рулем мужниного «кадиллака».

— Мне надоело ждать, — сказала она весело. — Вот я и решила проверить, хороший ли вы сыщик.

— Нашли время играть в прятки.

Ответ мой, должно быть, прозвучал грубо, потому что она закрыла глаза, помолчала и вылезла из «кадиллака».

— Я пошутила. А впрочем, мне и вправду захотелось проверить, будете ли вы меня искать.

— Я искал. Довольны?

Она подергала меня за руку.

— Все еще сердитесь?

— Не на вас. На вашего мерзкого мужа.

— Что еще натворил Ральф?

— Задирал нос, обозвал меня подонком. Но это, так сказать, в личном плане. Серьезней другое. Он решительно не хочет пускать меня к Нику — ни сейчас, ни потом. А за пять минут я мог бы многое выяснить.

— Надеюсь, вы не станете просить, чтобы я ходатайствовала за вас перед Ральфом?

— Нет.

— Мне никак не хотелось бы очутиться меж двух огней.

— Если вам этого не хочется, — сказал я, — прячьтесь получше.

Она искоса взглянула на меня, и этот взгляд вдруг выдал ее истинный характер — робкий, непостоянный и легкоранимый.

— Это правда? Вы действительно хотели со мной разминуться?

Я молча обнял ее — слова были ни к чему. Но она тут же высвободилась.

— Я могу ехать домой. А вы?

Я сказал, что могу, но без особой уверенности. Мое отношение к Смизерэму, в котором к злобе теперь примешивалась еще и подозрительность, влияло на отношение к его жене. А это наталкивало на малоприятные мысли: я подумывал, уж не воспользоваться ли мне Мойрой, чтобы отыграться на Смизерэме, а то и переиграть его. Я отгонял эти мысли, но они засели где-то в подсознании, как забиваются в темные углы шкодливые дети.

Мы ехали на север. Заметив, что я чем-то озабочен, Мойра сказала:

— Если вы устали, я могу сесть за руль.

— Дело не в усталости, — я постучал себя по лбу. — Мне надо кое-что обдумать, а мой компьютер — ранняя примитивная модель, он не говорит ни «да», ни «нет», а только «может быть».