— “Хопперз”, — повторяю я. Но мальчик уже исчез.

Вместо того, чтобы заглянуть в “Би Хайв”, я отвернулся и прошел мимо. Я ж умный чувак. Нет смысла нарываться на драку прям тут. Тем более, я иду за зарплатой. Конечно, мне бы хотелось разобраться с Франкенштейном здесь и сейчас, но время совсем неподходящее.

— Эй, — орет он.

Как я уже сказал, время было неподходящее. Я ломанулся как какой-нибудь бегун. Это было не то, чтобы правильно, но если бы я остановился, я бы выглядел полным придурком. Я слышал, как он бежит за мной. Звук был такой, будто от его шагов трескается асфальт. Он меня догонял.

Я припустил быстрее и начал насвистывать, типа я глухой и не слышу его ни хуя. Свистеть на такой скорости было напряжно. Я могу быстро пробежать ярдов сорок, но после этого все, сдыхаю. Я услышал его кряхтение у себя за спиной и понял, что у него дела обстоят так же. Я наклонил голову и ломанулся вперед со всей дури. Не то, чтобы я боялся Франкештейна, ниче такого. Просто разборки мне ни к чему. В конце улицы я свернул за угол и прошел несколько ярдов. У меня уже ноги подкашивались, так что двигался я чисто по инерции. Я заметил впереди переулок. Я почти разваливался на куски, когда туда добрался. А потом меня накрыло.

Я рухнул, больно долбанувшись об землю. Легкие работали с таким напрягом, что, казалось, сейчас взломают ребра и вылезут наружу. Нужно было двигать дальше. Если он все еще бежит за мной, может появиться в любую секунду. Я поднялся, вцепившись в старую проволочную ограду и высунул голову за угол. Франкенштейна не было.

Я согнулся пополам и блеванул.

Забавная штука — жизнь. Я не говорю, что я, типа, философ и все такое. Я правда думаю, что она забавная. Уржаться, бля.

Вот ты, типа на вершине мира. Все тебя считают самым крутым чуваком в городе. Ты можешь забивать на свою бабу неделями, а она все равно будет за тобой бегать. У тебя столько пива и сигарет, что ты ваще не знаешь, что с ними делать. И до кучи у тебя полторы сотни на кармане.

А потом?

Потом ты сидишь за деревом в каком-то переулке в Норберт-Грин, блюешь себе на ботинки и боишься выйти. У тебя раскурочена морда и нет двух зубов — и все из-за какого-то уебана-переростка. Плюс половина города видела, как тебе навешали пиздюлей. Твоя баба больше не желает с тобой общаться, а ты не хочешь ее видеть, потому что она теперь страшна как смертный грех. У тебя нет ни пива, ни сигарет. Ни одной поганой сигареты в кармане не завалялось, а ты пиздец как хочешь курить. И бабок тоже нет.

И какого хуя? Какого хуя твои дела пришли в такое поганое состояние?

Из-за этого пидора Ника Как-его-там, вот какого.

Но все-таки жизнь — не совсем дерьмо. У меня по-прежнему была работа, так ведь? И золотая инжекторная “Капри” 2,8 с виниловой крышей припаркована в квартале отсюда. Нужно только до нее добраться.

Я сидел и думал об этом почти целый час. Было уже пять часов, и начинало хотеться жрать. Если я тут еще задержусь, аж в Макфилде будет слышно, как у меня урчит в кишках. Я встал.

Я немного потоптался, ноги болели. Колени затекли, пиздец. Раньше я этого не замечал, но чувствовать-то чувствовал. Минут через десять все пришло в норму, и я тихо-мирно пошел по переулку, хотел выйти на “Би-Хайв” с другой стороны, чтобы не проходить еще раз мимо того места. Вокруг никого не было. В Норберт-Грин всегда так. Все торчат по домам, пока не припрет куда-то идти. Я прохилял до конца переулка и свернул налево.

Моя тачка стояла от меня ярдах в пятидесяти, и это порадовало меня до глубины души. Если в этом мире и можно на что рассчитывать, так это на свою тачку. Она всегда с тобой и для тебя, типа того. Может, не всегда заводится, но рядом всегда.

Но я знал, что она заведется нормально, не подкачает. Только не сегодня. И двух недель не прошло, как я ее отогнал в сервис и поставил форсированный движок. Так что теперь она даже лучше, чем новая. Ну была, когда я ее оставил. Мне оставалось до нее ярдов тридцать, когда я заметил, что эти суки прокололи покрышки.

Я говорил, что у меня с деньгами был полный голяк. Оказалось, что это не совсем так. У меня было 15 пенсов. Хотя этого все равно не хватило бы на автобус до дома. Даже если бы в Норберт-Грин ходили автобусы. Я попер пешком.

Терпеть не могу ходить. Это ниже моего достоинства. Но в тот момент у меня не было особого выбора. Ни одного механика не заманишь в Норберт-Грин. Здесь работают только местные механики, а им я свою “Капри” не доверю. Плюс, у меня в шесть работа. В обычное время я бы пришел, когда мне вздумается, я ж менеджер, все такое. Но с новым боссом лучше делать все как надо. Пока что.

Но проходя мимо кладбища по Шейр-роуд, я вдруг подумал. Как, блядь, я собираюсь выполнить поручение Дага, если чувак, которого меня наняли уделать, теперь мой босс? Никак, такие вот дела. Даже если бы я сам этого хотел. Даже если этот Ник Как-его-там окажется занозой в жопе, а я знал, что окажется. Надо что-то придумать. Без сигарет и пива я никак не могу.

Пока я добрался до Фрайер-стрит, замудохался как не знаю что. Если мне повезет хотя бы чутка, вечер в “Хопперз” будет тихим, я смогу посидеть в баре и перевести дух. Но надежда развеялась как утренний туман, когда я увидел толпу, которая ломилась внутрь. Какого хера? Времени ж только начало седьмого.

Я подошел к очереди и стал их всех расталкивать. Я ж, в конце концов, вышибала, а не хрен собачий. Че это за давка на входе? С чего вдруг очередь? Это я выяснил, когда подошел ближе. И тогда, сам не врубившись, че делаю, я пригнулся и свалил. Пошел дальше по Фрайер-стрит, курить хотелось до усрачки, и все думал о том, какого хуя Франкенштейн делает у дверей.

У моих дверей, блядь.

— Ладно, бля, успокойся, — сказал я себе. — Все. Просто выдохни и расслабься. Молодец. А теперь подумаем, че к чему, лады?

Но думать было сложно. Надо было покурить. Мне нужно было штук двадцать сигарет, по две штуки за раз. Плюс у меня тряслись руки. Так, наверное, и чувствуют себя старперы, решил я. А мне только тридцать… Не ваше, бля, дело, сколько мне. Я мужчина в самом расцвете сил, типа того. А руки трясутся из-за всего того дерьма, которое на меня навалилось в последнее время. Это больше, чем может выдержать пацан, это уже край. Мне нужно было выпить. Это успокоит нервы. Плюс я проголодался как последняя блядь.

Я двинул дальше.

— Пятнадцать пенсов? — переспросил он.

Я не стал заморачиваться отвечать. Он видел, сколько бабла лежит на прилавке. Мне что, посчитать за него? Наглое уебище.

— Что… э… — Он как-то не так на меня смотрел. Кажись, я его слегка запарил. Элвин — бизнесмен, он не позволит себя наебывать. — Ну и что тебе дать на пятнадцать пенсов?

Я вздохнул и покачал головой.

— Дай пакет чипсов. На чипсы должно хватить.

Он типа как улыбнулся и пожал плечами, а потом насыпал чипсов на бумагу.

— Пасиб, братан, — сказал я, забирая у него полновесную порцию чипсов. — Я у тебя в долгу.

— Это точно, Блэйки.

Я вышел из “Кебаба и Чипсов Элвина” и погреб обратно к Фрайер-стрит, закидывая в рот чипсы. Через минуту или около того, я смог уже нормально думать, но, как оказалось, это было не так уж и радостно. Какого хера мне делать с Франкенштейном, который стоит у моей двери? Если я хочу увидеть Ника Как-его-там, с Франкенштейном придется драться. Я знал, что могу его уебошить. Опыт подсказал, типа того. Он был здоровый, конечно, но у меня в запасе были кое-какие приемы.

— Здоров, Блэйк, — сказал проходивший мимо чувак, наверняка он перся в “Хопперз”.

— Здоров, Дэйв.

Я выкинул бумажку от чипсов в мусорку и вытер руки о штаны, поняв, что по-любому не одет для работы. Я был одет как обычный клиент.

— Эй, Дэйв, погодь.

Как маскировка это канало. Обычно, правда, я шифруюсь получше. Но без парика добиться большего было невозможно. Все равно придется рискнуть, чтобы прошмыгнуть внутрь.

Очередь уже почти рассосалась. Но я за квартал мог определить, что “Хопперз” забит под завязку. Я пошел вперед, изобразив странную походку и опустив голову.