А потом что-то прервало все его мысли. Ким свободной рукой сделал ему знак. На мгновение Артур вспомнил просьбу Кима: «Следи, чтобы копье всегда было у меня в руке… На которой перчатка. Не знаю, что там может произойти. И если начнется что-то странное — сорви с меня шлем…

Но сейчас это был другой знак.

— Он нашел, — тихо сказал Артур. Затем он дотронулся до свободной руки Кима: я тебя понял.

— Ну все. — Дора вдруг побледнела. — Нам надо идти к входным дверям. Как только он переступит порог, это начнется…

Артур смотрел на девочку, затем все же спросил:

— Что?

— Артур, прекрати, — запротестовал Олежа, потом он покосился на Дору, что, видимо, должно было обозначать: «Ты что, не видишь— ребенок и так смертельно напуган». — Смотри за Кимом, а о нас с малышкой не беспокойся…

Но Дора тяжело вздохнула и произнесла:

— Профессор найдет эту пещеру, хоть он все еще не верит мне до конца. Пещера сейчас притворяется, будто она Белая Комната, понимаете… ТО, ЧТО НАХОДИТСЯ ЗА ДВЕРЬЮ. Но… Он ее найдет. Маленькие Истории и Большие Истории совместятся. — Потом она тихо добавила: — И они придут сюда, им станет известен наш запах…

Ким повторил свой знак.

— Он показывает, что сейчас будет переступать, — быстро сказал Артур. — Я останусь здесь, а вы идите к дверям.

Дора кивнула. И тихо, чтобы никто не услышал, проговорила:

— Далекая Яблоня-Мама, сделай так, чтобы он успел найти ее и чтобы молоко нас не подвело.

А незадолго до этого Профессор Ким начал свое погружение в глубины виртуальной реальности, отправившись на поиски Белой Комнаты. Это была игра, не более чем увлекательная, великолепно сделанная игра, и Профессор Ким даже подумал, что, возможно, они ошиблись и эта программа им не подойдет. Может быть, у Робкопа в его суперкомпьютерных играх имелся какой-то секрет? Потом Профессор Ким вспомнил о Доре, о ее Яблоне-Маме, Маленьких и Больших Историях. «У нас есть что-то, что им очень не понравится, — говорила Дора, — корона Уснувшей Королевы и… копье. Это им очень не понравится. Потому что это— Большие Истории…» Пять лет назад копье уже не понравилось одному красивому темнокожему человеку… Наверное, стоит попробовать… Там, за пределами Игры, за пределами Мира, в котором, надев шлем, очутился Профессор Ким, находится Артур, и он следит за его знаками. Профессор Ким разжал пальцы и выпустил копье из рук. Ничего не изменилось. Игра по-прежнему предлагала ему множество увлекательных приключений, а за ними ждал приз. Белая Комната. Ничего не изменилось — игра была интересной и совсем не опасной. Скорее даже наоборот… Потому что теперь он уже был не один в этом холодном компьютерном мире. Нет, он был вовсе не один, и окружающее больше не выглядело таким искусственным. Профессор Ким сделал еще несколько шагов и убедился, что не ошибся, — здесь совершенно явственно ощущалось чье-то присутствие… Мимо проплыл какой-то шар. Потом еще один. Остановился, покачиваясь, и повис в воздухе — компьютерная луна?

Чье присутствие?! Чье присутствие здесь может ощущаться? Профессор Ким поднял руки к голове — вот шлем, а он просто просматривает что-то вроде кинофильма. Кто здесь может быть? Это такая же дикая мысль, как и предположение, что внутри вашего «я» может ощущаться чье-то присутствие… Потом Профессор Ким опустил руки: иногда можно пройти сквозь экран кинофильма. Или, например, сквозь зеркало. А что тут такого? Повисший в небе шар приблизился. Он совсем рядом, плывет к Профессору Киму. Похожий на полую модель Земли или какой-то другой планеты — весь в сетке меридианов. Большой детский мяч. Только не прыгает, а плавно приближается. Большой детский мяч. А сейчас начал разворачиваться. Ну наверное, это все-таки не мяч. Скорее всего это лицо. Живое лицо, нанесенное на сетку меридианов. И вот что интересно: Профессор Ким знает, чье это лицо. Он уже видел этого милого мальчика. Он видел, как что-то белое тускло светилось из-под век мальчика, выглядывающего из-за спины Робкопа, как чем-то белым переливались его глаза, большие глаза, только в них не было зрачков… А потом в газете «Московский комсомолец» в рубрике «Срочно в номер» появилась заметка: «Пятеро московских школьников нарвались на молнию». Да-да, сказал себе Профессор Ким, я видел этого мальчика. А сейчас шар с сеткой меридианов медленно поворачивался. Его лицо поворачивалось. Потому что оно искало тебя. И ты тоже можешь нарваться на молнию. Если сейчас посмотришь в эти глаза… Стоп! Там, с другой стороны, Артур… И копье. Профессор Ким протянул вперед руку в электронной перчатке, а лицо продолжало поворачиваться… Там, с другой стороны… И в следующую секунду у него в руке появилось копье. Шар дрогнул в воздухе и рассыпался, как разбившееся зеркало, на множество живых частиц. Он услышал игривый смех, и все растаяло.

— Ким, Ким, Ким, — пронеслось в воздухе. Совсем тихо. Как дыхание ветерка или шелест занавесок в Белой Комнате.

В это же время с другой стороны, в павильоне «Суперкомпьютерные игры», маленький, коренастый, смешной человечек, прозванный завсегдатаями Робкопом, вдруг резко поднялся из-за своего стола. Фрэнк Синатра снова пел о путниках в ночи, и в зале было полно народу. Робкоп как-то странно повел носом, затем раскрыл свой сейф. Он с грохотом высыпал на стол компакт-диски, чем немало испугал какого-то молодого человека, собирающегося расплачиваться, — в руке тот держал десятитысячную купюру.

— Я занят, — бросил Робкоп, не поднимая головы и не обращая внимания на реплику молодого человека: «Папаша, занят будешь дома…»

Он пересчитал компакт-диски с «Белой Комнатой» — вроде бы все было на месте. Потом стал раскрывать коробки. Его губы начали растягиваться в улыбке. Рука с десятитысячной купюрой медленно опустилась. Робкоп поднял голову — молодой человек сделал шаг назад. Что-то подсказало ему, что лучше сейчас уйти отсюда. Уйти как можно быстрее. Робкоп держал в руках раскрытую коробку с компакт-диском.

— Ах вот что, — проговорил Робкоп, и снова его губы скривила усмешка, так похожая на хищный оскал. — Вот оно что… интересно.

Глаза Робкопа сверкнули. Один компакт-диск был заменен. «Вольфганг Амадей Моцарт. «Волшебная флейта», — прочитал Робкоп.

— Значит — Амадеус?! — проговорил Робкоп, странно озираясь по сторонам. — Очень интересно.

Профессор Ким уже собирался пройти через Белую Дверь, как что-то остановило его. Это было бы очень просто. Это не может быть дверью, по крайней мере той Дверью, которая нужна ему. И перед глазами промелькнуло что-то, остановившее его сейчас. Очень знакомое…

После исчезновения шара окружающее опять приобрело некоторую нереальность и искусственность компьютерного изображения. И живой оставалась лишь Дверь в Белую Комнату. Профессор Ким видел, как внутри двери что-то пульсировало, волнообразно подкатывало к ее поверхности, иногда обнажая густую паутину набухших вен. Белая Дверь была наполнена чем-то жидким, живым и созревающим… Возможно, уже созревшим. И это была не та Дверь. Вовсе не та… Профессор Ким снова огляделся по сторонам — все, кроме этой дышащей двери, было имитацией, неживым компьютерным изображением. Но он видел что-то, напомнившее ему… Ведь память— НАВСЕГДА… Конечно, конечно, навсегда. Вокруг были какие-то холмы, в небе — расположение звезд, напомнившее ему… Конечно, навсегда. Яркое крыло Камила Коленкура! Вот почему он не сделал шаг в Белую Комнату. Там, в белом тумане, его ждало что-то созревающее, жидкое и живое. Это вовсе не та Дверь. Шар рассыпался на множество зеркальных осколков, но Профессор Ким уже понял, что он у цели, у точки, где пересекались все линии. Вот что было знакомым в очертании этих холмов. Горы… Далекое Эфиопское нагорье. Тот, кто свяжет Маленькие Истории и Большие Истории, сможет замкнуть круг. Конечно же, Дора, по крайней мере он попытается. И ты абсолютно права— эти истории очень похожи. И при всем желании эту схожесть очень трудно утаить.