Однажды ночью на остановке нас разбудили ужасные крики. Мы поспешили открыть двери вагона, набитого пленными. Азиаты, голодные как пираньи, дрались между собой, вырывая куски мяса чуть ли не изо рта. И это было человеческое мясо! Пленные дрались вокруг останков мертвого монгола, которого разрезали на куски с помощью жестянки от консервной банки. Наверняка некоторые пленные решили, что их обделили при раздаче мяса. Обглоданные кости они выбрасывали наружу через окошки. Эти окровавленные объедки валялись на насыпи вдоль вагона.

Мы позднее узнали, что сотни тысяч пленных, собранных таким образом, были вынуждены стоять на ногах до трех недель. Питались они лишь тем, что можно было найти рядом с путями. Многие из этих азиатов были привезены прямо из диких степей, они предпочитали глодать ребра калмыков или татар, но не умереть с голода. На одной из станций я видел, как несколько пленных рылись в земле. Они вытаскивали красных извивающихся червяков длиной около шести дюймов и глотали их. Эти пожиратели червяков даже причмокивали от удовольствия.

Однажды утром мы прибыли на реку Буг, но большой металлический мост лежал на дне реки. Нам пришлось выгружать весь свой багаж и расположиться лагерем в городе Первомайск.

Здесь мы получили очередные новости с фронта. Наступление больше не было столь стремительным, как могло показаться наблюдателям на железной дороге. Наоборот, продвижение немцев заметно замедлилось. Не была взята Москва, не был взят Ленинград, на фронте под Ростовом ситуация была довольно запутанной. Оптимизм все еще был очень велик, но кое о каких вещах люди предпочитали помалкивать. Немцы в Первомайске вскользь жаловались на трудности, которые испытывали дивизии, оказавшиеся в тысячах километров от границ Рейха.

Глядя на грязь, мы думали о бескрайнем месиве, которое отделяло наступающие армии от бывших баз. Лишь одна дорога связывала Первомайск с Днепром. Несколько грузовиков, пытавшихся проехать по ней, увязли в трясине по оси. Грязь была черной и густой, как смола. Самые сильные моторы оказывались бессильны.

Железнодорожные линии были не в лучшем состоянии. Судя по всему, их не ремонтировали с царских времен. Поезда ползли вперед мучительно медленно, рельсы поднимались и опускались, словно морские волны. Движение было умеренным, хотя вагоны переставляли на широкую колею очень быстро. Пересадка из одного состава в другой еще больше ухудшала положение. Когда мы прибыли к Бугу, нам пришлось пешком спуститься на дно долины, а затем снова подниматься, совершив обход в несколько километров по грязи. В качестве тропы использовалась сама река — люди маршировали по колено в воде. Так как все мосты были взорваны, всю помощь армиям на юге приходилось доставлять таким образом.

Наступая на восток, немецкие армии играли в азартную игру. Если бы затея Гитлера увенчалась скорой победой, положение на Восточном фронте удалось бы консолидировать относительно быстро. Немцы, всегда считавшиеся гениями организации, могли развернуть войска, чтобы наладить тыловые коммуникации, отремонтировать и улучшить железнодорожные линии, восстановить мосты — и все в течение считаных месяцев. Это помогло бы предотвратить катастрофу.

К несчастью для Рейха, война не закончилась так быстро, как рассчитывало Верховное командование. Дивизии еще пытались двигаться вперед, но осенние дожди сделали степь непроходимой. Боеприпасы, бензин, подкрепления тратили недели, чтобы преодолеть русские просторы.

Прикованная к месту армия очень уязвима. Приближалась зима. В 1812 году именно в это время года Наполеон был вынужден принять роковое решение об отступлении из Москвы.

Однако армии Рейха были намерены остаться в России. Причем это была не попытка удержать отдельный удаленный пункт, как было у французского императора. Вместо этого немцы собирались удержать фронт длиной 3000 километров от Белого до Черного моря.

Мы смотрели на пустые вокзалы, взорванные мосты, грузовики, утонувшие в грязи, и не могли не думать о сотнях тысяч солдат, сражающихся в России, которые намеревались совершить то, на что не отважился Наполеон: удержать позиции, несмотря ни на что, среди степей, имея перед собой врага, а позади пустыню. Ну а вдобавок с неба валил снег, и лед глодал их тела и души…

Тем не менее все верили в безошибочность германского Верховного командования, а потому мы не могли долго предаваться тяжелым мыслям. Война еще может закончиться до того, как наступят самые жестокие холода. Но даже если нет, все это предусмотрено, как всегда было ранее…

Мы пересекли затопленную долину Буга и погрузились в другой состав. Днем степь оставалась спокойной, однако ночью наши поезда обстреляли. Однажды утром мы заметили тела советских солдат вдоль насыпи. Когда-то они пытались атаковать, но теперь их скрюченные тела лежали в снегу.

Вода начала замерзать, и нам приходилось раскалывать лед в колодцах по утрам, чтобы умыться.

Мы ехали 17 дней, находясь по 40 человек в вагоне. Рано утром 2 ноября мы пересекли большой противотанковый ров, врезанный в красно-коричневый склон холма.

Поезд начал спускаться вдоль бесконечных стен сгоревших заводов. Это было чудесное зрелище: могучий голубой поток, купающийся в солнечных лучах, внезапно появился, сверкая, перед нашими глазами: это был Днепр, имевший ширину более километра.

Между Галицией и Днепром боев практически не было. После захвата города Лемберга бой на окружение Балты решил судьбу прекрасной украинской равнины, где росли кукуруза и пшеница, где стояли большие белые и голубые деревни, затерявшиеся среди тысяч вишневых деревьев. Немецкие танки без всяких проблем дошли до Днепропетровска.

Битва на окраинах города была жестокой. Только на одном кладбище возле вокзала появились более 600 немецких могил. Целые улицы были сожжены. Однако город был по-прежнему прекрасным. Проспект Карла Маркса, сразу переименованный в Адольф Гитлер штрассе, пересекал город из конца в конец, широкий, как Елисейские Поля.

Война перешагнула реку. Ее обличье, проявившееся, когда немецкие войска вошли в густонаселенные районы, имело вид скорее комический, чем трагический. Длинные ряды людей, мертвецки пьяные, лежали вдоль канав, по которым текли потоки водки, ведь большевики, отступая, разбили хранилище. Пьяные черпали алкоголь даже из грязи, а потом, упившись, валялись пузом кверху, ожидая прибытия победителей.

В Днепропетровске сталинский режим вел грандиозные строительные работы. На нас все это произвело впечатление еще в пригородах, когда мы увидели огромные кирпичные дома, построенные большевиками для рабочих. Они выглядели вполне современно. Здания были огромными, и их было очень много. Несомненно, что большевики делали кое-что для рабочих. Если нищета крестьян была ужасающей, рабочие, по крайней мере, получили кое-какие выгоды в новые времена.

Однако было необходимо посетить эти здания и рассмотреть их внимательно. Мы жили шесть месяцев в Донецком бассейне. У нас оказалось достаточно времени, чтобы проверить выводы, которые мы сделали, впервые войдя в Днепропетровск. Здания, столь внушительные издали, на самом деле оказались гигантским обманом для глупых туристов, которых привозил сюда «Интурист», и операторов документальных фильмов.

Если подойти поближе к этим зданиям, то чувствовалось ужасное зловоние, которое поднималось от гигантских луж грязи и дерьма, окружавших каждый дом. Вокруг них не было ни тротуаров, ни щебенки. Русская грязь была повсюду, и повсюду стены облупливались и трескались. Балконы шатались, цементные лестницы были выщерблены, хотя здания простояли всего несколько лет.

На каждом этаже имелись несколько квартир, которые были выбелены и располагали крошечными кухнями, рассчитанными на несколько семей. Электрические провода были собраны в пучки. Внутренние стены были сделаны из гипса и трескались при попытке забить в них гвоздь.

Как правило, в домах не было воды. Пролетарии, не умея пользоваться коммунальными удобствами, облегчались вокруг зданий, превратив район в огромную выгребную яму. На морозе дерьмо застыло, но при каждой оттепели снова начинало смердеть. И в результате эти многоэтажные дома были еще менее пригодны для жизни, чем жалкие избы, в которых, на богатейшей в Европе почве, прозябали в нищете миллионы русских крестьян. Они были одеты в лохмотья, ели из глиняных мисок грубыми ложками, вырезанными из дерева.