В июне немцы нанесли второй тяжелый удар, который расколол фронт русских надвое. Немецкие армии ринулись к Воронежу, захватили его и форсировали Дон, создав плацдарм на левом берегу реки.

Ближе к нам немцы форсировали Донец и заняли Крупянск. Наш фронт продвигался по другому берегу реки. Изюм был окружен через два дня после начала наступления. Были заняты исходные позиции для большого осеннего наступления.

Дивизии, которые наступали по степи, были отправлены обратно в тыл, чтобы немного отдохнуть (единственная неделя отдыха, которую мы получили за все время пребывания на Восточном фронте). Недолгий марш привел нас к месту отдыха в деревню в 30 километрах от Славянска.

Мы отдохнули очень хорошо. Была устроена торжественная церемония награждения Железными Крестами героев битвы на Донце. Генерал Рупп лично прибыл, чтобы вручить награды. Он командовал прославленной 97-й егерской дивизией, сформированной в Тироле. Среди этих солдат мы провели несколько незабываемых месяцев.

Мы получили все, о чем только могли мечтать. Дивизионный оркестр развлекал нас по утрам концертами, а вечером автобусы отвозили нас в кино.

Деревня была чистой, крестьяне мирными, небо золотым. Степь была украшена яркими цветами. Воздух гудел от песни миллионов трудолюбивых пчел. А высоко в небе звонко пели жаворонки.

Вдохновленные мыслями о предстоящем наступлении, мы носились верхом по степи, словно дикие казаки, вдыхая напоенный ароматами воздух. Лично я получил огромного пегого коричнево-белого коня, к которому было страшно подойти. Совершенно уверенный в будущем, я назвал его Кавказ. Он будет сопровождать меня, отважный зверь, и умрет там, пробитый двадцатью пулями в жарком бою.

Новости с фронтов вдохновляли.

Маршал Роммель загнал в ловушку и захватил 25 000 англичан в Тобруке. Его танки очистили побережье Ливии и прорвались к Эль-Аламейну. Мы ждали, столпившись вокруг полевой рации, бюллетеня, в котором будет объявлено о захвате Александрии.

Недалеко от нас немцы все туже стягивали кольцо вокруг Севастополя. Последний советский порт в Крыму был сильно укреплен, но его форты уничтожались один за другим авиацией и тяжелой артиллерией немцев.

Наконец город пал. В тот же вечер небо осветилось сотнями огней и все вокруг задрожало от рева моторов. Прославленная воздушная эскадра вернулась из-под Севастополя в наш сектор.

Прибыли пикировщики Геринга. Наступление было неизбежно.

Наш командир получил секретный приказ о том, что наступление начнется 9 июля.

Нам не пришлось ждать так долго, потому что случай ускорил операцию. В ночь с 6 на 7 июля немецкий патруль в секторе Славянска, проводивший поиск за линией фронта, был удивлен полным отсутствием активности противника. Они рискнули продвинуться подальше. Тишина казалась очень подозрительной. Один человек заглянул в блиндаж: он был пуст. Весь сектор был пуст. Русские исчезли, потихоньку снявшись с позиций.

Красных следовало догнать, поймать, навязать им бой и разгромить любой ценой. Иначе они подготовят нам ловушку.

Приказ двинуться дальше и атаковать был немедленно отдан всем дивизиям. Вечером 7 июля 1942 года валлонский легион двинулся вместе с целой армией юго-восточного фронта. Он остановится на пороге Азии у подножия Эльбруса.

Месяцы летнего наступления 1942 года были самым восхитительным временем во всей войне против Советского Союза.

Юг! Его потрясающие фрукты, его субтропическая растительность, его африканская жара, его огромные искрящиеся реки!

Каждый из нас верил, что в конце этого фантастического пути нас ждет победа. Красные даже не осмеливались появиться у нас на пути. Они драпали. И вот сотни тысяч солдат устремились в безумную погоню за ними.

К утру 8 июля наш легион прошел Славянск и вышел к парку, расположенному восточнее города. Гигантские деревья накрывали своей тенью развалины некогда роскошных зданий — бывших императорских дворцов. В их залах валялись туши лошадей, убитых большевиками, и груды сухого лошадиного помета.

Река Донец протекала юго-восточнее Славянска, и немецкие саперы уже натягивали тросы через нее и готовили паромную переправу.

На следующий день мы взобрались на холмы на правом берегу реки, с которых русские могли бы помешать нашей переправе. Их блиндажи были врезаны вглубь меловых холмов, сверкание которых просто слепило глаза. Эти позиции были построены очень умело, они господствовали над всеми подходами к реке и были окружены густой сетью проволочных заграждений.

Красные даже не забрали свое оружие и не взорвали ни одного укрытия. По какой-то загадочной причине они просто бросили позиции.

К наступлению ночи мы спустились на берег Донца, однако нам пришлось пропустить другие части, переправлявшиеся первыми.

Мы терпеливо ждали два дня и две ночи. Конвои с боеприпасами для танковых колонн были посланы вперед нас.

Паромы составляли, связывая вместе по полдюжины резиновых лодок и укладывая поверх доски. С одного берега на другой были протянуты тросы, и солдаты тащили паромы вдоль них.

Это было по-настоящему удивительное зрелище. Охваченные паникой мулы и лошади часто падали в воду между лодками, после этого приходилось обрезать тросы, так как животные начинали дико биться, выпучив глаза. Получив свободу, они плыли к противоположному берегу и добирались до него раньше паромов, громко фыркая. Их глаза радостно сверкали.

Песчаные откосы на другом берегу Донца делали высадку очень сложной. Вытаскивать машины на вершину откоса приходилось с помощью тракторов.

Мы установили наши небольшие палатки на травке и философически ждали, пока придет наш черед, развлекаясь ловлей рыбы, которая беззаботно плескалась в реке.

По прошествии двух дней, однако, мы начали беспокоиться, так как у нашей дивизии возникла реальная перспектива занять главный маршрут в нескольких километрах выше по Донцу. Время шло. Я отправился на другой берег реки, чтобы подготовить расположение в 7 километрах выше паромной переправы. Но то, что я увидел, меня ужаснуло. Грунтовая дорога просто исчезла! Сотни танков, грузовиков и повозок перепахали песчаную почву на глубину чуть ли не до метра. Танку, на котором я ехал, потребовалось несколько часов, чтобы преодолеть это расстояние, он то и дело вязнул в песке, с огромным трудом освобождался, чтобы продвинуться еще немного вперед. Песок был настолько мелким, что, ступив на него, человек немедленно погружался по колено.

Мы тащили несколько тяжело груженных повозок и маленьких железных тележек, на которых громоздились ящики с боеприпасами и стояли пулеметы.

Я нашел место для расквартирования, а потом стал ждать на краю деревни у перекрестка дорог. Я простоял на часах ровно 51 час и смертельно устал. В конце концов я уверился, что батальон просто сбился с дороги или вообще двинулся в другом направлении. Ему потребовалось два дня и две ночи, чтобы протащить свои машины через песчаную трясину, но боеприпасы пришлось нести на руках, ящик за ящиком.

Наконец мы выбрались на главную дорогу и сумели преодолеть целых 20 километров в колоссальном облаке пыли, которое подняли тысячи грузовиков, бензовозов и разномастных повозок всех видов. Наконец, измученные до предела, покрытые липким потом и грязные, ближе к вечеру мы остановились, и тут стало ясно, что мы отстаем от графика на три дня.

В шесть часов вечера мы снова двинулись в путь.

Целые две недели мы гнались за собственной дивизией.

Мы двигались по ночам по холмистой степи, покрытой голубыми цветами высотой по пояс, которые в лунном свете походили на белые камелии. Наконец мы пришли к нескольким мелким речкам, струящимся между сожженными избами. Русские взорвали все мосты, и нам пришлось несколько километров тащиться по прибрежным меловым долинам, сражаясь с липкой грязью, которая заставляла людей и лошадей исполнять какой-то дикий вальс.