Ужасные зимние метели дали советским войскам очевидное преимущество.

Русские использовали такую погоду. В этом им помогали их лыжи, их собаки, их сани, их мохнатые лошадки. Они были тепло одеты, чтобы не поддаваться холоду: шерстяные жилеты, валенки, которые не поддавались снегу, сухому, как толченое стекло. Они безусловно пользовались превосходством над тысячами мучающихся европейских солдат, которых бросили в опрометчивое наступление по снегу под ударами зимнего ветра, по льду, но без соответствующего обмундирования и без нужной подготовки.

Красные просачивались всюду. Их шпионы, замаскированные под обычных жителей, пробирались между нашими постами, попадали в промышленные центры и находили там сообщников. Огромное большинство крестьян игнорировало коммунизм, хотя и было вынуждено выполнять некоторые требования, но в городах советская пропаганда отравила молодых рабочих. Именно к ним обращались шпионы Красной Армии, преданные и отважные лидеры.

Я входил в расстрельный взвод, который должен был казнить двух человек, приговоренных военным трибуналом.

Когда мы вышли в степь, то построились в шеренгу. Двое осужденных, держа руки в карманах, не сказали ни слова. Наш залп бросил их на землю. Последовала минута тишины, когда стволы винтовок отдачей подбросило вверх. Один из двух коммунистов шевелился, словно цеплялся за остатки жизни. Его правая рука выскочила из кармана и поднялась в воздух над снегом, сжатая в кулак. И мы услышали крик, последний выкрик на немецком языке, который поняли все: «Хайль Сталин!»

И уже мертвец уронил руку на снег.

Эти люди тоже имели свои идеалы.

В целом русские, которых приговаривали к смертной казни, принимали свою судьбу с покорностью фаталистов, бледные, уронив руки.

Чтобы избежать волнений среди солдат и нанести удар по настроению народа, немцы решили вешать захваченных шпионов. Приговоренные русские выходили на место казни подавленные, с пустыми глазами. Они поднимались на стул, который, в свою очередь, стоял на столе. Там они стояли, не протестуя, и ни о чем не просили. Над ними висела петля, которую надевали на шею. Что было, то было. А затем… Удар опрокидывал стул, и трагедия заканчивалась.

Однажды немцам пришлось казнить одновременно пятерых приговоренных мужчин. Один из повешенных оборвал веревку и упал на землю. Он поднялся, не говоря ни слова, поставил стул обратно на стол и взобрался на него, чтобы дождаться, пока приготовят новую петлю.

В глубинах этих сердец жили восточный фатализм, детское неведение, а также давно выработанная привычка к страданиям и побоям. Они не восставали против смерти. Они пассивно принимали смерть, как принимали и все остальное: завшивевшую избу, кнут дворянства и коммунистическое рабство.

Вторая половина января 1942 года оказалась довольно напряженной. Большие массы советских войск пришли в движение. Советские самолеты бомбили нас три или четыре раза в день.

Мы все еще не понимали, что происходит.

Советские элитные соединения, переброшенные из Сибири, пересекли замерзшую реку Донец севернее нашего промышленного района. Они обошли с фланга немецкие укрепления и вышли к важным железнодорожным линиям, особенно ветке Киев — Полтава — Славгород. Они разгромили несколько тыловых складов, а потом повернули на запад. Русские и сибиряки глубоко прорвались в направлении Днепра. Противник угрожал отрезать всю Группу Армий «Юг». Они уже форсировали реку Самару. Некоторые подразделения казаков были замечены всего в 12 километрах от Днепропетровска.

Немецкое командование поспешно собрало силы для контрудара.

Контрнаступление, когда столбик термометра колеблется между 35 и 40 градусами ниже нуля!

Мы не сомневались в том, что нас ждет, и спешно приготовились к выступлению.

В ту же самую ночь нас сменили. В 04.00 мы уже шагали следом за повозками в жуткую метель, которая несла массы снега, совершенно ослепив нас.

Мы совершенно не знали, куда направляемся. Однако настал наш час славы и крови.

Если я правильно помню, это произошло 26 января 1942 года.

Мы не знали точно, насколько продвинулись сибирские войска на своих собачьих упряжках, ни казаки на своих низкорослых лошаденках, которые могли вынести все, что угодно.

Противник не мог быть слишком далеко. Это все, что нам требовалось знать. Мы, простые фронтовые солдаты, знали немного, и я знал не больше своих товарищей, так как был простым солдатом и жил вместе со своими товарищами, не имея контактов даже с командованием роты.

Нашей известной целью во второй раз стал район вокруг Гришино, находящегося в 60 километрах к северо-западу от Щербиновки. Несомненно, что во время марша мы находились довольно близко к противнику. Во время первой фазы перехода у нас был приказ по возможности срезать повороты.

Для начала нашей колонне потребовались четыре часа, чтобы подготовиться к маршу в условиях метели. Мы ничего не видели на десять метров впереди себя. Когда мы вышли в поле, метель обрушилась на нас со всех сторон. Дорога поднималась и опускалась, проходя по пологим холмам. Мы тащили с собой несколько Stahlwagen — стальных вагонов, весивших сотни килограммов. Они прекрасно подходили для мощеных и асфальтированных дорог Европы, но были абсолютно бесполезны в заснеженной обледенелой степи. Русские крестьяне использовали только сани или деревянные телеги с узкими, очень высокими колесами. Наши огромные катафалки с бренчанием неслись вниз по склонам, несмотря на тормоза. Некоторые лошади падали, вагоны переворачивались. На подъемах нам приходилось толкать их, каждый вагон по 20 человек сразу. В результате через несколько часов эти самые Stahlwagen застряли или лежали перевернутыми вдоль степной дороги.

Хотя первый отрезок марша составлял всего 12 километров, мы были вынуждены тяжко пахать всю ночь. Лишь в 18.00 на следующий день прибыли все наши припасы. Подойдя к деревне, мы застали там четверых сибиряков, которых убили в ходе короткой схватки.

В 05.00 на следующий день мы возобновили движение. Снежные вихри утихли, но мороз стал еще более жестоким. Ночью он обработал тропу, которая стала скользкой, как каток, но была припорошена снегом. Лошади просто не могли идти вперед. Несколько сломали ноги. К полудню мы продвинулись не более чем на километр.

Впереди нас лежала вторая долина, в которую метель намела огромное количество снега. Весь батальон был вынужден работать, копая в снегу траншею 50 метров длиной и 3 метра глубиной. Втащить Stahlwagen по крутому склону было адовой работой. Только в 21.00 мы сумели проделать это с первым из них. А всего за 16 часов мы прошли только 3 километра!

Мы загнали наших лошадей в сарай. Лишь несколько человек сумели найти там место и для себя. Крестьяне сообщили, что в 4 километрах дальше находится деревушка на другом конце небольшой лощины. И вот в свете луны мы снова вышли на дорогу. Временами снежные заносы доходили до пояса. Наконец мы добрались до нескольких изб, причем более жалких мы даже еще и не видели.

В 22.00 мы расселись на твердой утрамбованной земле в одной из хижин. В эту же комнату набились и гражданские, которые наверняка ожидали прихода сибиряков. Беременная молодая женщина, красная, как рак, переходила по кругу от мужика к мужику в свете керосинки. Она была одета только в длинную рубаху, спускавшуюся ниже пояса. Она вульгарно болтала и продолжала домашние дела, пока не закончила.

Затем она вскарабкалась на печку и сделала несколько громких замечаний, но мужчины, сделав свое дело, уже храпели. Шевелились животные. В избе воняло невообразимо.

В 06.00 мы вернулись к своим повозкам и снова нырнули в снег. С вершины плато мы могли видеть роту, которая застряла накануне ночью, пытаясь толкать свои металлические вагоны. Они так и не завершили подъем до наступления ночи.

Я был послан в патруль для поисков места расквартирования в направлении большого совхоза, который появился в 4 или 5 километрах на востоке. Мы отправились в путь в 15.00, использовав тройку, запряженную в сани.