— Псих! — больно пихнув его локтем в бок, прорычал Ругве. — Пусти меня за руль!

Машину чуть не занесло, это было плохо. Залман, не глядя, нанес короткий удар, и Ругве обмяк.

В свете фар мелькали застывшие складки и трещины дороги — все это пыльное, лунно-серое, почти нереальное. Автомобиль трясло.

— Разобьемся же, разобьемся… — вскрикивала позади Руфина.

— Он раньше работал в Трансматериковой! — истово, словно молитву, произнесла Ханелина. — Он нас вывезет…

После этого Руфина замолчала, а ее сын, наоборот, ожил и начал время от времени подавать реплики:

— Ух ты, круто! Классная езда!

Машина мчалась по темной дороге, и это было не страшно: все вокруг неподвижное, каким оно и должно быть. Страшное промелькнуло на последнем отрезке серпантина, около полуразвалившегося кирпичного домика с круглой башенкой вместо второго этажа. Вчера, когда проезжали мимо, возле домика стоял ярко раскрашенный микроавтобус, в каких катаются иноземные туристы, и рядом большая палатка. Все это и сейчас там было. Фары автобуса озаряли копошившуюся группу людей… Нет, не людей, иных существ.

Несколько женщин — грациозно-гибкие, узкобедрые, длинноногие. Казалось, они одеты в облегающие бархатные трико, и на лица натянуты маски из той же ткани. На самом деле это была не одежда, а шерсть, покрывающая их тела. На запястьях сверкали браслеты, серебрились в лунном свете кольчужные безрукавки, к поясам были прицеплены изогнутые мечи, кожаные штаны заправлены в шнурованные сапоги-мокасины.

Они обступили что-то, распростертое на земле, все еще шевелящееся, и, время от времени наклоняясь, отрывали куски когтистыми серыми руками. Глаза горят, рты измазаны кровью. Когда появился автомобиль, они встрепенулись, оскалили клыки. В капот ударил то ли дротик, то ли камень.

Залман не стал тормозить. Вмешиваться бесполезно, здесь уже никому не поможешь, а тех, кто сидит в машине, еще можно спасти.

— Ух ты, кесу кого-то жрут! — с глуповатым восторгом выпалил мальчишка.

— Господи, я и не поняла сначала, что они делают… — пролепетала Руфина. — Господи…

Шоссе, связывающее береговые укрепления с внутренними областями Танхалы, находилось в хорошем состоянии, военные за ним следили. Мчаться по нему в глубь полуострова, пока не кончится бензин, и поменьше смотреть по сторонам — на эти насмешливо подмигивающие бледные огоньки, догоняющие машину, и на студенистые лужицы голубоватого трупного свечения, растекшиеся по земле за обочинами, и на скользящие там, в темноте, мощные ползучие побеги, и на роящихся в воздухе медузников — целые стаи полупрозрачных куполов с пучками мохнатых черно-белых щупалец…

Ругве начал подавать признаки жизни.

— Следующая — Парковая, — пробубнил он, вяло толкнув Залмана влажной толстой рукой. — Пока двери не закроются, не поеду. Трамвай не задница, все не поместятся.

Слева от дороги начала сгущаться и набухать, двигаясь вровень с машиной, какая-то тень. Не разобрать, что это такое. Оно словно играло в догонялки — то забежит вперед, то отстанет, чтобы потом снова обогнать объект преследования.

А впереди на шоссе что-то лежит… Опрокинутый автомобиль, оплетенный протянувшимися из темноты побегами. Когда проносились мимо, Залман расслышал скрежет сминаемого металла.

Тень, которая гналась за машиной, оформилось в нечто более-менее определенное, но трудноописуемое. То ли восемь, то ли десять конечностей. Странно перекрученное продолговатое тело настолько невероятной топологии, что при попытке его рассмотреть возникает резь в глазах, а мозг работает с бешеной перегрузкой и в то же время вхолостую, как колеса на льду. Залман и не смотрел на это, разве что краем глаза. Ловушка.

Впереди словно змеи переползают через дорогу… Это болотные побеги сплетаются в преграду, чтобы поймать машину. Игра окончена.

Он понял, что не успеет проскочить, и все равно не стал гасить скорость. Лучше умереть сразу. На конце взметнувшегося вровень с лобовым стеклом стебля раскрылся темный бутон: огромный студенистый глаз, в зыбком омуте зрачка отражается лунный свет.

— А-а-у-у-а!.. — дурным голосом взвыл Ругве, как раз в этот момент очнувшийся.

Замлан успел заметить, как метнулись в стороны кошмарные побеги — и машина полетела дальше по шоссе, болотная жуть осталась позади.

— Па, ты напугал их! — дрожащим фальцетом выкрикнул мальчишка. — Ты круто заорал, они нас пропустили!

Ругве не ответил: он опять потерял сознание.

Нечисти становилось все меньше, потом она и вовсе исчезла.

Сколько еще ехали, Залман не помнил. Дальнейшее раздробилось на куски. Огни какого-то поселка, и машина уже не мчится, а стоит на месте, кто-то открывает дверцу, помогает ему выбраться. "Давайте сюда носилки!" В отдалении стреляют. Он сидит на полу в каком-то помещении вместе с другими гражданами, ожидающими эвакуации, стульев на всех не хватило. К нему подходит медсестра, чтобы обработать царапину на шее. Спрашивает, откуда взялась царапина, однако этого он не помнит. Медсестра расстегивает ему ворот и наклоняется, чтобы рассмотреть медальон на золотой цепочке. Подарок Сандры. "Если попадешь в полицию, или в больницу, или куда угодно — всем показывай этот медальон, понял?" — Сандра столько раз это повторяла, что он запомнил ее слова. Медсестра кого-то зовет. "Что же вы сразу не сказали?!" Залмана переводят в другое помещение, где народа поменьше и есть свободные кресла. Его усаживают, дают выпить кисловато-сладкого вина. Потом приходит человек с бумажкой и зачитывает список: первая партия эвакуируемых — на посадку в автобус. Услышав свое имя, Залман встает и послушно идет к двери. В кармане что-то мешает. Пистолет?.. Залман отдает его полицейскому:

— Извините, это не мое. Мне запрещено носить оружие из-за умственного расстройства. Я не помню, как он у меня оказался. Возьмите, пожалуйста.

— Двадцать шесть человек погибло и тридцать семь пропало без вести. Туристы думают, что Гиблая зона — это аттракцион специально для них, но у нас-то каждый школьник знает, что пятидесятикилометровая полоса вдоль границы Гиблой зоны — территория повышенного риска. Ночевать там останется только больной на голову турист или набитый дурак. Залман, какого черта ты вообще там делал? Да еще в такой омерзительной компании!

Сандра стояла возле стрельчатого окна апартаментов-люкс в танхалийской гостинице. На ней был длинный приталенный мундир из переливчато-зеленого бархата, с золотыми эполетами и позументами, лосины и высокие сапоги из золоченой кожи. Летняя форма Верховного Главнокомандующего, каковым является Властитель либо Властительница, в зависимости от времени года. Круглое загорелое лицо горело сердитым румянцем.

— А что насчет компании? — спросил Залман, честно пытаясь вспомнить, каким образом его занесло в окрестности Гиблой зоны.

— Ничего особенного, просто личности этого пошиба никогда мне не нравились. Так чем ты вместе с ними занимался на Рыдающей горе?

— Не помню.

— Как оттуда выехал, помнишь?

Он вздохнул и развел руками.

— Уму непостижимо, как ты сумел оттуда вырваться, да еще эту семейку придурков вывез! Наверное, ты на время очнулся и снова стал самим собой. Жаль, что меня не было рядом.

Сандра взяла с подоконника большой чеканный кубок, залпом осушила (апельсиновый сок, она соблюдала здоровую диету — положение обязывает) и направилась к двери, бросив на ходу:

— Пошли.

— Куда? — уточнил Залман уже в коридоре, когда их окружили военные и фрейлины, и стало ясно, что из этой процессии просто так не выберешься.

— Съездишь со мной в танхалийский бункер. Его давно стоило осмотреть, и раз уж мне пришлось незапланировано сюда приехать, сделаем это сегодня.

— Осмелюсь доложить, моя Летняя госпожа, в силу своего местоположения этот древний объект не имеет стратегического значения, — раскатисто произнес огромный важный генерал, который молчком оттер Залмана и пристроился справа от Властительницы.