— Конечно. Вшпомните шлова в-великого Киплинга. «Поштараемся понять, что р-рушшкий — очаровательный человек, пока он оштается в швоей р-рубашке. Как предштавитель Воштока, он обаятелен. И л-лишь когда он наштаивает на том, чтобы на него ш-шмотрели как на предштавителя шамого в-вошточного из западных народов, а не как на предштавителя шамого з-западного из вошточных, — он штановитшя этничешкой аномалией, ш к-которой чрезвычайно трудно иметь дело».

— Вы правы, мистер Черчилль, — вставил профессор Джойс. — Вспомним же и другие его великие мысли.

Черчилль налил коньяк в рюмку и залпом выпил. Я передал окуляр Бонду.

Профессор продекламировал:

— Браво! Т-Только Оркней, мыш Горн и з-звёзды шюда не очень подходят. Миштер Иден, а вы м-можете ещё что-нибудь прочитать нам?

— Я не уверен, что могу.

— Вы вшегда н-не уверены.

Профессор громко прочёл:

Черчилль добавил:

— Теперь предоставьте слово мне, — сказал профессор.

Я слышал, как Черчилль и Иден зааплодировали профессору Джойсу.

— Теперь предоштавьте мне вышказать в-великую мысль, — сказал Черчилль. — Нужна ли колонизированным нами штранам д-демократия? Д-Демократия — худшая форма правления, но ничего л-лучше человечештво пока не п-придумало.

— Мы уже слышали эти слова, сэр, — угрюмо ответил профессор. — Скажите что-нибудь пооригинальнее.

— Ш удовольштвием. Рушшкий н-н-народ будет жить плохо, но недолго[53].

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, ч-что рушшкий народ будет ашшимилирован, так же как и другие шлавяне, как и абишшинцы, буры, немцы, евреи, к-китайцы, кавказцы, и многие другие. Вешь мир штанет англо-шакшонским, г-гошпода! Вешь ц-цивилизованный мир штанет арийшким! Когда мы добьёмшя т-т-торжештва прогрешша, профешшор Джойш будет выращивать людей в п-пробирках! Если профессор Джойш добъётшя успеха, на нашу шторону п-перейдёт Шамбала, мы штанем неуязвимыми! Ш чего мы должны начать?

— Вы должны знать, сэр.

— Наплюём на п-пакт Идена — Молотова!

— Наплюём на пакт Идена — Риббентропа! — добавил профессор Джойс.

— Только не на Идена, — возразил робкий собеседник. — На меня-то зачем плевать?

— Мы не б-будем на ваш плевать, ушпокойтешь. Вы конфишковали у л-лондонцев «О, дивный новый мир»?

— Да, мистер Черчилль. Если вы всё верно продумали, они не догадаются о наших планах.

— Я вшё продумал. А теперь мы д-должны быть благодарны Гошподу Богу за то, что на оштрове Джойша нет аббата Фариа! — С этими словами Черчилль снова выпил порцию коньяка. Я уже видел это, так как окуляр снова был предоставлен мне. — Теперь мы в-взбодрим наши души перед шовершением штоль г-грандиозного замышла!

«Истинный ариец» взял рюмку в правую руку и начал отбивать левой рукой такт по столу. Профессор Джойс громко запел всем нам известную песню. Иден робко подпевал ему.

Песня была прервана шагами у входа в Комнату Кабинета.

— Я понимаю, что ты работаешь ночью, но пение в такой час переходит все границы, — сказал усталый женский голос.

— Да, ты права, Клемми, — ответил Черчилль. — Мы шкоро з-закончим.

— Совершенно верно. Пора ложиться спать, мистер Черчилль, — заметил профессор.

— Удивляюшь, как вы не заметили этого р-раньше. Я шам не думал о шне, так как, подобно Ш-Шерлоку Холмшу, шпошобен очень поздно ложитьшя шпать. З-Завтра я шозову парламент. Нужно задобрить П-Палату Общин. Я п-помню о шудьбе Уильяма Лэма.

Черчилль снова сделал жест в виде буквы V. Профессор потушил свет. Теперь нам оставалось лишь отправляться на Бейкер-стрит. Мы убрали шпионские инструменты и перелезли на наружную сторону. По пути обратно меня заинтересовали два вопроса.

— Кто такой мистер Иден? — спросил я Бонда.

— Энтони Иден — министр иностранных дел и будущий премьер-министр.

— Что означает жест, который показали эти люди?

— Знак «V» означает «победа».

— У меня тоже есть вопрос, — добавил Холмс. — Ватсон не совсем прав, утверждая, что я знаю лишь самое необходимое для профессии. Но я был бы признателен, если бы вы напомнили мне, кто такой Уильям Лэм.

— Так звали последнего премьер-министра, отправленного в отставку. Остальное мы обсудим утром.

Часть ночи, потраченная на шпионаж, сказалась на моём сне. Я проснулся в полдень и увидел, что Холмс в ожидании Вульфа и Бонда выражает свою работоспособность.

— Скоро должны прийти наши союзники в борьбе за мир. В мои намерения входит высказать им свою гипотезу.

Послышался звонок, раздались шаги, и фрау Штольц впустила Джеймса Бонда и Ниро Вульфа. Шпион показал белоснежные зубы и опустился в кресло. Сыщик с трудом опустился кресло и тяжело вздохнул.

— Итак, я должен высказать вам свои догадки, — обратился к ним мой друг. — Вам известно о королевских прерогативах?

— Конечно, мистер Холмс, — ответил Бонд.

— В их число входит объявление войны. Конечно, британский монарх царствует, но не правит. Но он имеет свои прерогативы. Вы говорили, что войну объявит Черчилль. Вы уверены, что это именно его приказ?

— Все знают, что войну устроил Черчилль. И ни слова о короле, хотя он следует рекомендациям премьер-министра.

— А где в это время был король? И заметили ли вы, что сегодня ночью Черчилль обещал созвать парламент? Это опять же королевская прерогатива. Теперь вспомните слова Черчилля об аббате Фариа. «Мы должны быть благодарны Господу Богу за то, что на острове Джойса нет аббата Фариа!». Моё поверхностное знакомство с «Графом Монте-Кристо» заставляет предполагать, что так звали узника замка.

— Аббат Фариа был заточён в замке Иф и способствовал освобождению Эдмона Дантеса, будущего графа Монте-Кристо.

— Об этом я и говорю. Следовательно, мы имеем узника острова Джойса, который не должен выйти на свободу, по крайней мере, в ближайшее время.

— Не хотите ли вы сказать, что Уинстон Черчилль заточил в тюрьму самого Георга Шестого, чтобы тот не мешал грандиозным планам? — спросил я, услышав столь смелые выводы.