— Я с вами не согласен, — возразил я Бонду. — Я точно помню, что Нострадамус писал: «спустя 73 года и 7 месяцев после своего начала». Неужели Черчилль ошибся?

— Но я точно помню, что Черчилль произнёс в своей речи именно эти слова. То, что Черчилль процитировал Нострадамуса, попало в историю.

— Вы говорите парадоксами.

— Это ещё не самое заметное предсказание. Говорят, будто Нострадамус предсказал победу Нельсона в Трафальгарской битве. Ладно, отложим эту проблему на потом. Пока я хотел бы предложить мистеру Холмсу книги о его вымышленном последователе.

— Неужели у меня появился вымышленный последователь?

— И не один. Вы стали прообразом многих персонажей детективной литературы. Я хотел бы показать вам книги о расследованиях Эркюля Пуаро.

Бонд вышел из гостиной и вернулся с пятью сборниками рассказов. За неимением других занятий до очередного акта шпионажа Холмсу пришлось углубиться в чтение.

— Я могу предъявить мсье Пуаро не одну претензию, — вынес вердикт Холмс после часа, посвященному чтению.

— Какие же?

— Где дедуктивный метод? Пуаро использует «серые клеточки мозга». Я не уверен, что такой примитивный метод даст хорошие результаты. Этот нахал обожает ради ведения расследования рыться в чужих вещах и читать чужие письма. И почему именно кабачки? Странное увлечение. А чего стоят его гордость огромными усами и мнение о себе как о великом человеке!

— Могу поспорить насчёт увлечения кабачками. Разве не странно то, что вы стреляете из револьвера в помещении, наполняете дом звуками скрипки в самое неподходящее время и ставите вонючие химические опыты?

— Вы правы, мистер Бонд, речь идёт не о критике меня, а о критике вымышленного сыщика.

— Вы еще не читали о расследованиях старой девы мисс Марпл.

В ответ Холмс разразился смехом.

— В прошлом веке писали такие неестественные детективы, и я не ожидал, что такое будет написано вновь! Разве женщинам можно доверять расследование преступлений? Такая литература сильно надумана.

— Неужели вы никогда не будете читать о расследованиях вымышленных сыщиков?

— С меня достаточно Огюста Дюпена и Лекока. Теперь наступило время, когда пора подумать об ужине и после его завершения приступить к получению сведений из уст самого Черчилля.

Мы во второй раз пришли к окутанной ночью резиденции. Холмс помог мне вскарабкаться на забор. Бонд немного задержался, но успел прийти на подмогу моему другу, помогавшему мне. Снова поднялся в воздух гелиевый баллон со шпионской аппаратурой. Когда я надел наушники, мои уши услышали шум. На этот раз мы вели наблюдение за Белой гостиной, расположенной, как и остальные частные помещения, на третьем этаже. Вслед за шумом перепалки последовал несколько обескураживший меня диалог.

— Кто эта девица, Винни?!

— Клемми, боюшь, ты вшё н-неверно понимаешь!

— Ага! Не понимаю! Говори, чья это фотография!

— Я не знаю, чья это ф-ф-фотография, Клемми!

— У тебя тяжёлый характер! Я хочу получить ответ!

Я прильнул к окуляру. В гостиной стоял Черчилль, державший в руке листок картона и испуганно взиравший на женщину с седеющими каштановыми волосами. Её вид говорил о сильном характере, и премьер как-то сжался в её присутствии.

— Что там происходит? — поразился я.

— Ничего особенного, — ответил Бонд. — Я всего лишь решил немного отвлечь Черчилля от его одиозных планов. Вы ведь знаете, что в ваше время были распространены фотооткрытки с изображением известных красавиц. Вы видели почтовый ящик и дверной молоток? Чтобы отвлечь Черчилля от его замыслов, я подложил ему открытку с изображением Агнесс Клозе.

— В таком случае вы перехватили через край. Семейная ссора на почве ревности не входит в наши планы.

— Очень штранно, — услышали мы голос Черчилля после того, как его супруга ушла. — Кто-то п-подшунул мне фотографию, по вшей видимошти, Этель Бэрримор, а мне п-приходитшя за это отвечать.

— Кто такая Этель Бэрримор? — спросил Холмс.

— Разве вы о ней не слышали? Американская актриса из актёрской династии Бэрриморов. Черчилль когда-то собирался жениться на ней.

— Тогда Черчилль вполне способен решить, что в этом происшествии виноваты американцы.

Как только Холмс произнёс эти слова, раздался крик Черчилля.

— Клемми! Ты знаешь, что американцы вшегда были нашими шошедями по англошакшонскому миру. Но теперь они з-заштавили наш пошшоритьшя, и теперь я ненавижу американцев!

Бонд не растерялся и включил рацию.

— Мистер Вульф, вы ещё не спите? У меня неприятное известие. Вы серьёзно влипли. Черчилль ненавидит вас. Да, теперь он ненавидит американцев!

— Мистер Бонд, по моему скромному мнению, нам нужно отойти ко сну, — строго заметил Холмс. — Теперь нам нечего делать здесь. По крайней мере, сегодня.

На следующий день мы неспешно завтракали. Мой скромный интеллект не мог предложить ни одну версию того, чем ещё может обернуться конфуз с фотографической открыткой. Исаев снова впал в задумчивость, занимаясь рисованием шаржей на Уинстона Черчилля и Энтони Идена. Я считал, что не очень по-джентльменски предаваться такому занятию во время приёма пищи. У разных народов свои нравы, и мне оставалось привыкать к особенностям русского шпиона.

Во время завтрака раздался такой топот, что мы заметили сотрясение восковых фигур. В гостиную вбежал Бонд с бумажным пакетом в руках. Я поразился его виду. Он тяжело дышал, оглядывался по сторонам, было видно, что нервы у него не в порядке.

— Что произошло, мистер Бонд? — учтиво спросил Холмс.

— Ниро Вульф боится выйти из дома, и теперь, боюсь, мне придётся следовать его примеру.

— В чём же дело?

— Я встретил самого себя. Самого себя, только на 36 лет моложе. Сейчас мне должно быть 17 лет.

— Я думал о том, как поведёт себя Путешественник по Времени, если встретит самого себя. Я и не ожидал, что такой случай произойдёт с вами.

— Я не хотел создавать временной парадокс. Поэтому я поскорее сбежал из книжного магазина.

— Что вы там покупали?

— Книгу для доктора Ватсона.

Джеймс Бонд достал из бумажного пакета толстенную книгу. На обложке значилось «Джеймс Джойс. УЛИСС».

— Я предлагаю вам прочесть эту занятную книгу.

— Почему именно её?

— Элементарно, Ватсон. Во-первых, автор этой книги носит ту же фамилию, что и профессор Джойс. Во-вторых, действие этой книги происходит сегодня, 16 июня. Конечно, не 1941, а 1904 года.

— Действие всей книги происходит в один день? — поразился я. — Но я вижу, что в ней довольно много страниц.

— 700 страниц. Читайте.

Замысел автора был покрыт для меня тайной. Я видел в тексте некоторые цитаты и аллюзии, но мои попытки понять смысл самого сюжета обернулись головной болью. Я пропускал по нескольку страниц. Вдобавок, мне не нравились откровенная грубость и натурализм. Когда дело дошло до физиологического процесса, совершённого Стивеном Дедалом в конце четвёртой главы, я в раздражении захлопнул книгу.

— В жизни не читал такой галиматьи!

— О чём вы? — спросил Бонд.

— Об этой книге. Что творилось в голове у этого Джеймса Джойса? Вы можете объяснить мне, о чём здесь написано?

— Могу. Перед вами образец «потока сознания». Автор описывает не события, а мысли, сознание и подсознание человека. Такой приём распространён в литературе модернизма. Что касается именно этой книги, то перед вами одна большая аллюзия на «Одиссею».

— Я не понимаю этот приём «потока сознания». Но зачем писать такие гадости?

— О каких гадостях вы говорите? — Бонд открыл книгу и просмотрел страницы, которые я читал. — Понял. Да, из-за непристойности некоторых моментов эту книгу сжигали на кострах. Но вы ещё не читали «Поминки по Финнегану» Джойса. Эта книга представляет собой трудно читаемый лингвистический эксперимент. Да и картины сюрреалистов вы не видели.

— Вы не чувствуете вину за то, что поссорили Черчилля с его женой? Ваш поступок несправедливо сделал Вульфа одним из объектов подозрения.