— Ну, да! Второстепенно! Мои звери мне — как дети! — запальчиво возразил Дима.

— Вы тоже были нам как дети, — спокойно напомнил ему Ксор. — Уж и воспитывали мы вас, и пряники совали, и наказывали примерно, а что из этого вышло? Вы с Олей поперлись листать Книгу Судеб, и вас, сочтя опасными, решили окоротить… Сам же я у последнего из людей жизнь и отнял. Так что готовься к худшему, и тогда малейший просвет будет тебе радостью.

— Ну, да: си вис пацэм, пара бэллум. Не желаю, Ксор… К худшему — неохота… Знаешь что?

— Знаю. Но что?..

— Все тебе шуточки… А давай сгоняем к Хамдиэлю, посмотрим, что и как у него в мирах.

— Ага! — весело согласился Ксор. — А потом вернемся, все переделаем у себя, чтоб хамдиэлевцам неповадно было. Так?

— Ну… так, — неохотно промямлил Дима.

— Во-о-от, — назидательно протянул Ксор. — Тем временем Хамдиэль разведает, как тут у нас идут дела, и переиначит свое войско, чтоб нашим неповадно стало. Так?

— Ну, — снова проговорил Дима, — похоже, что так.

— А мы — опять к ним, опять шпионить… А они у нас уже развед-агентуру внедрили во все слои общества.

— Это нечестно! — вскричал Дима.

— Почему нечестно? — пожал плечами Ксор. — Честно. Только бессмысленно. Хотят наши питомцы шпионить — пусть сами ищут возможностей. А наше участие в этом деле — это уже слишком. Так ведь, Хамдиэль?

— Именно так, Ксор! — отозвался голос откуда-то со стороны дома. Плюх забеспокоился, сел, стал прислушиваться. — И я, Дима, прибыл сюда вовсе не шпионить. То есть мне любопытно, конечно, и я, разумеется, прежде чем к вам сюда наведаться, всю Землю облетел, и все, как будто, уразумел. Но внушать своим этих сведений не стану. Да и не поймут они меня: в отличие от тебя и Ксора, я им не показывался и не назывался. А где, кстати, Оля? На Земле я ее не заметил…

— Наверное, носится со своими кошками где-нибудь в Африке, — предположил Дима. — Ты материализуешься? Или будешь духом бесплотным смущать наши с Ксором разумы?

— Вас смутишь… К тому же, я уже давно материализовался, — выглянул из окна Хамдиэль. Плюх оглушительно гавкнул. — Секунд пятнадцать назад. Подарки тут вам раскладываю. Чего у вас нету, а у меня там — завались…

— Ух ты! — вскричал Дима. — Чего раскладывать? Тащи сюда!

— Кое-чего притащу, — серьезно ответил Хамдиэль. И тут же появился возле столика. В руках он держал странной формы емкость, наполненную чем-то янтарным, полупрозрачным, играющим жемчужными переливами медленно двигающихся слоев.

— Привет, черная морда! — Хамдиэль протянул руку и приветственно потрепал Плюха.

— Привет, черная морда! — отозвался Плюх и завилял хвостом.

— Вот! — проговорил Хамдиэль. — Вино с Эляма, неупиваемая чаша. Поздно хватился, не выбродило, осадок не выпал. А то б прозрачным было, как слеза…

— Хитришь, старый проныра! — Ксор аккуратно принял у Хамдиэля емкость, водрузил ее на стол, а после с чувством обнял чернокожего друга. — Вешаешь нам лапшу на уши, как будто перед тобой смертные. Это вино, если дать ему выбродить, превратится в обычную бормотуху, хотя и красивую. Весь секрет в том, чтобы подать его к столу в строго определенные дни, когда вкус и аромат его безупречно фантазийны. Я прав?

— Почти! — рассмеялся Хамдиэль. — Счет идет не на дни, а на часы.

— Так что ж мы медлим? — потер ладони Дима. — А ну-ка, кто здесь хозяин? Ах, я? Тогда — ап!

Столик украсился сверкающими бокалами изумительной формы, хрустящими румяной коркой булочками, вазой с разносортным виноградом, тарелочками с сырами, ломтиками слегка обжаренного куриного филе, раковыми шейками…

— А Оля? — еще раз спросил гость.

— Не беспокойся, Хамдиэль, — улыбнулся Дима. — Начнем мужской компанией, на троих! А там и Оля подоспеет.

— Опоздает, — с сомнением произнес Ксор. — Бутылочка маленькая.

— Никогда в жизни, — уверил друзей Хамдиэль и наполнил бокалы до краев. Емкость, вернувшись на место, осталась полной. — У меня на Эляме этого вина каждый час по бочонку созревает. А эта хитрая посудина с теми бочонками неразрывно сообщается.

— За что пьете? — вопрос прозвучал задорно и весело: не успели бокалы прозвенеть свое первое трио, как появилась Оля.

— За победу! — сказал Дима.

— За исполнение воли Божьей, — сказал Хамдиэль.

— За светлое будущее, — проговорил Ксор и подал полнехонький бокал Оле.

— В общем, пьем за присутствующих здесь дам! — резюмировал Малахиэль, и с таким же бокалом в руке вышел из-за ивы. — Ибо все прозвучавшие тосты — суть есть прославление женского естества.

Ангелы засуетились: Малахиэль был им всем по-человечески близок и по-ангельски дорог…

Ксор уступил архангелу свое кресло, Дима моментально превратил сиденье в удобнейшее из лож, а Хамдиэль, помня о гастрономических предпочтениях старшего по положению товарища — да что, там товарища! Друга, конечно же, друга! — чуть-чуть подправил сервировку стола. Изысканные яства возникли и утвердились на льняной скатерти.

Малахиэль пригубил вина, покачал головой, причмокивая, признательно кивнул Хамдиэлю и вновь приложился к бокалу.

— Восхитительно, — произнес архангел. — Единственная в ангельском сословии дама летит встречать меня за тридевять земель. Возлюбленный ученик угощает вином, которому нет равных в вечности, и сулит пиршество, не виданное в веках. Ну, а вы, Ксор и Дима, друзья не разлей вода, чем порадуете старика?

— А чем теперь радовать, — вздохнул Ксор, — если ты, Малахиэль, все радости уже предвосхитил… Сам же сказал: победа, воля Божья и светлое будущее — суть есть прославление женского естества. Тем самым открыв всем нам, как будут развиваться события у вверенных нам народов, и предсказав, чей именно народ обречен на победу…

— Ошибаешься, милый, — мягко проговорил Малахиэль. — Ни мне, ни кому иному из господних служителей будущий итог не известен. Я же к вам прибыл из чистого любопытства. С неофициальным дружественным, так сказать, визитом. Вина Хамдиэлева отведать — давно о нем споры в архангельской среде идут, лучше ли оно легендарной фалернской лозы… Причаститься, что ль, заодно и даров земных? Какого сыру порекомендуете?

— Тот, что с крупными круглыми дырками — всего лучше подходит, уважаемый Малахиэль, — задумчиво и будто бы несколько отстраненно сказал Хамдиэль. — Фалернское, конечно, не хуже, но в нем есть горечь. А в этом — горечи нет…

— …зато есть неповторимый трюфельный аромат, — заключил Малахиэль. — Как тебе удается растить такой виноград, Хамдиэль?

— Откуда виноград на Эляме, — вздохнул Хамдиэль, — не из винограда это вино. На Земле это растение звалось саксаулом. На Эляме оно накапливает в звеньях стебля влагу и сахар, вот из его сока вино и выходит.

— А трюфельный аромат?

— А трюфельный аромат, — снова вздохнул Хамдиэль, — результат действия гриба — симбиотика саксаула… К черту вино! Малахиэль! Скажи прямо, зачем прибыл!

— Скажу, — Малахиэль со вкусом отпил вина, отломил корочку булки, под которой блеснул белоснежный мякиш, пожевал и продолжил.

— Как вы помните, Земля, человечество и психосети, созданные для управления людьми, были своего рода экспериментом. Окончившимся… — тут Малахиэль сделал паузу, выпил вина, взял ломтик сыра.

— …окончившимся неудачно, — закончил фразу нетерпеливый Дима.

Малахиэль покачал головой.

— Не окончившимся вовсе. Об успешности не берусь судить. Я прибыл лишь для того, чтобы напомнить вам, всем четверым: эксперимент продолжается! И условия невмешательства в ваши решения — еще строже, чем раньше. Видимо, близится решающая фаза, раз уж Господь снизошел до напоминания нам, чтоб не вмешивались. А то, знаете, и сторонников, и противников у вас на небесах хватает… Вот меня и послали — подбодрить вас.

— Подбодрил, Малахиэль, спасибо… Что ж, теперь нам всерьез соперничать придется? Раз такое внимание свыше…

— А это вам самим решать. Правил не установлено. Можете даже восстать друг против друга… Итоги победы (либо поражения) не ясны. Призы раздает господь. Кого он вознаградит? За что? Того, чьи люди Землю завоюют? Того, чьи народы наибольшие энергонные потоки организуют? Мне неизвестно. Похоже, что ларчик открывается не так просто… А еще похоже, что судьбы всеобщего будущего каким-то образом зависят от того, как вы сами разрулите ситуацию. И меж своими народами, и между собой. Такие дела… Мы, архангелы, вроде как не участвуем. Полностью! Абсолютно. Только наблюдаем, попивая, с разрешения Хамдиэля, божественное вино его производства.