— Когда вы только вернулись, Мелани удалось вырваться из-под ее контроля, так что ей пришлось вынудить вас уехать. Да к тому же вы были ранены и совершенно не годились в мстители. Мойна с нетерпением дожидалась вашего возвращения. Но теперь, когда вы помирились с Эдмундом, она в полном расстройстве и не понимает, что же ей следует делать дальше.

Люсьен не мог двигаться, не мог говорить. Его мысли крутились вокруг того первого разговора с Мойной, когда он только появился в Тремэйн-Корте. Если бы он более внимательно отнесся к рассуждениям старой служанки про вину и про расплату!..

Если бы. Эти слова грохотали у Люсьена в ушах. Сэмюэл Джонсон глубоко ошибался: дорога в ад вымощена вовсе не благими намерениями. Она вымощена вот этими самыми «если бы».

— Люсьен, — окликнула Кэт, отвлекая его от размышлений, — Мойна уже поняла, что была не права. И чтобы доказать, как она раскаивается, она рассказала мне кое-что еще. Кое-что, способное облегчить вашу боль.

— Я серьезно сомневаюсь в этом, Кэтрин.

О, как он оказался прав! Тремэйн-Корт, прекрасное, чудесное место, где пролетело его беззаботное детство, превратился в дом, где разбиваются сердца.

— Нет, Люсьен, дослушайте меня до конца. Я уже сказала вам, что Мойна ненавидела Эдмунда. Она говорит, что считает его никчемным, недостойным верности Памелы. Она ненавидела его за то, что он грубо обошелся с Памелой, за то, что зачал ребенка с Мелани, за то, что лишил наследства вас — даже несмотря на то, что сама устроила это. Мойна поила их своими зельями, чтобы они лишались сил год от года, чтобы они страдали, ожидая вашего возвращения. Она надеялась, что вы убьете их обоих за то, что они учинили над Памелой и над вами.

— Так я был предназначен на роль палача? Вы рассказали все это, чтобы развеселить меня, Кэтрин? — перебил он. — Должен вам признаться, вы переоценили свои возможности.

Он почти не обратил внимания на то, что Кэт поднялась со своего кресла, подошла к нему, положила руки ему на плечи и еле слышно закончила:

— Люсьен, я не знаю, хорошие это новости или плохие, и вполне может оказаться, что Эдмунд уже болен необратимо. Но по крайней мере, теперь мы знаем все. По крайней мере, мы можем пытаться что-то предпринять.

— Предпринять — для чего? Все кончено, Кэтрин, дело сделано. И нет пути назад, и нам не вернуть того, что случилось.

— Это верно. И все же кое-что еще, может быть, и удастся. Понимаете, у Эдмунда несколько недель назад случилось что-то вроде удара, но до того он не был болен. Не был болен по-настоящему. Мойна искусна в составлении не только любовных зелий. Все это время — скорее всего сразу после смерти Памелы и вплоть до нескольких последних дней — Мойна потихоньку травила Эдмунда посредством точно рассчитанных порций белладоны и ядов каких-то змей.

Он придет к ней сегодня вечером. Их единение неизбежно, подобно восходу солнца, подобно смене времен года, подобно морскому приливу во время полной луны.

Вся их предыдущая жизнь, все перенесенные ими невзгоды — и вместе и порознь — были лишь прелюдией этому.

Весь нынешний день они действовали вместе. Вместе отправились в комнату Эдмунда и вышвырнули все маленькие коричневые пузырьки с Мойниными «укрепляющими». Вместе они постепенно, как можно мягче объяснили все Эдмунду, чьи обильные слезы скорее говорили об облегчении, нежели об унижении и гневе.

Сообща они отправились и на поиски Мелани, но добились только того, что узнали, что она снова исчезла. Люсьен пришел к выводу, что она отправилась на свидание с каким-нибудь молодым крестьянином. По крайней мере, Кэт именно так объясняла ее постоянные длительные отлучки. И если это действительно так, Мелани должна вернуться к себе в спальню незадолго до обеда и оставаться там весь вечер, не испытывая голода и отсыпаясь до полудня следующего дня.

Сидя за поздним ланчем в малой столовой — довольно странной трапезой, во время которой никто так и не донес свою вилку до рта, — они с Люсьеном ввели Гарта в курс последних событий. Гарт, к которому Кэт испытывала все большее расположение, выслушал внимательно, не задавая вопросов, а лишь предлагая по мере надобности свои услуги. Он сказал, что собирался навестить днем Гая, но передумал и с удовольствием поможет Хоукинсу ухаживать за Эдмундом.

Только после этого Люсьен позволил себе вспомнить о своем состоянии (причем Кэт была уверена, что отнюдь не лучшем) и отправился к себе отдыхать. Кэт, в свою очередь, провела около часа возле Эдмунда, карауля его сон и с ужасом вспоминая о том, как не один и не два раза убеждала его в необходимости принимать лекарства. Наконец она попросила Хоукинса сменить ее и отправилась в свою собственную постель.

Таким образом, остаток дня прошел вполне спокойно. Мэри заботилась о Нодди, а Мойна по-прежнему сидела запершись в своей каморке в северном крыле.

Но уже близился вечер.

Проглотив несколько крошек хлеба и холодного ростбифа, который доставил ей в комнату добросердечный Хоукинс, Кэт надолго забралась в ванну. Она методически скребла свое тело от макушки до самых пяток, превратив очередное купание в ритуальное омовение, которое должно было смыть с ее тела прошлое, приготовив его к будущему.

Накинув на себя старую ночную сорочку, она уселась на пушистом ковре, чтобы причесать мокрые волосы возле огня, который разожгла в камине одна из горничных. Она улыбалась, следя за тем, как серебряные зубья мелькают в длинных прядях, поблескивая в огне камина. Это вновь напомнило ей о том, как заботилась о ней Эмми, и Кэт мысленно пообещала сама себе, что она обязательно снова возьмет к себе эту девушку. Эмми составляла часть ее прошлого, но теперь это прошлое стало доступным. Прошлое стало будущим.

Будущее. Какое чудесное слово. Отныне оно полностью принадлежит ей, и она вольна им распоряжаться. Она может оставаться вместе с Эдмундом, вместе с Нодди — но только если сама того пожелает. Она может вернуться в Ветлы или отправиться в Италию и прогуляться по Колизею. Отныне она свободна делать все, что захочет, жить там, где захочет.

Свобода. Еще одно чудесное слово. Свобода выбора. Свобода отдать свое сердце, свою любовь, свое тело и душу перенесшему страдания незнакомцу, вовлеченному судьбой в ее орбиту — неожиданному, непредвиденному.

Но вот нынешним вечером, исцеленный от всех своих ран, он придет к ней. И они будут любить друг друга. И на то будет ее свободная воля. И если он покинет ее завтра, если не захочет ее больше видеть, она сможет пережить это и не попасть снова в царство теней. И не он наградил ее такой силой, такой способностью жить. Она сама заслужила ее.

И будь на то их воля, вместе, благодаря прожитым рука об руку годам, благодаря детям, которых они подарят этому миру, они обретут свое право на бессмертие.

В комнате сгустились сумерки, так что была видна одна Кэт, застывшая возле угасавшего огня, лениво перебирающая пряди длинных волос, продолжающая грезить наяву — и с улыбкой ждущая.

Люсьен вылез из ванны и потряс головой, стряхивая воду, словно спаниель после купания, прежде чем принять из рук Хоукинса подогретое полотенце. После того как он принял ванну, Хоукинс счел возможным проинформировать его о состоянии Эдмунда, остававшемся практически неизменным. По-видимому, требовалось время, чтобы организм успел вывести все яды.