— Видали кольцо у него на пальце? Уверяю вас, что камень — вовсе не рубин.

Говоривший таинственно понизил голос, указывая в сторону Люсьена Тремэйна, который вел в танце младшую дочь виконта Хартли — девицу на выданье, которая в настоящий момент была явно озабочена своим туалетом.

— Я узнал правду у Уайтов. Это — заколдованное сердце. Он вырвал его из живого существа на одной из черных месс.

— Боже милостивый! Да неужели! — пораженно воскликнул Гарт Стаффорд, окидывая презрительным взглядом человечка в неправдоподобно высоком воротничке, скрывающем полное отсутствие подбородка, и коричневом жилете. — Мало ли что мы подозреваем? Но вы говорите об этом вслух — отдаю должное вашей отваге.

— Ч… что вы хотите сказать?

Гарт оттолкнулся от колонны и осторожно огляделся, чтобы убедиться, что никто из гостей не услышит его:

— Я вот что хочу сказать, старина: а вдруг Тремэйн слышал тебя? Ох, какой скорой и жестокой будет его месть! И тогда, возможно, на следующем балу мы увидим у него еще больший «рубин», который он повесит на грудь. Как, вы уже покидаете нас? Пожалуй, это правильно: у вас чересчур бледный вид.

Гарт ухмыльнулся, глядя, как человечек проталкивается к выходу, однако его веселье моментально угасло, когда он вновь посмотрел на своего друга Люсьена.

Нет, не своего друга. Это неправда. Гарт вздохнул, удивляясь сам себе: зачем он так упорно пытается пробить лбом стену равнодушия Люсьена. Люсьен больше не был его другом — он теперь не был ничьим другом.

Гарт не был знаком с этим человеком и даже сомневался, нравится ли он ему.

Когда-то Гарт Стаффорд с Люсьеном еще в школе подсунули мешочек с навозом под тюфяк надзирателя. То-то было смеху! А как они хохотали, гоняясь за визжащей жирной свиньей по грязному хлеву в Испании! Они вместе распевали непристойные куплеты на дне сырого окопа, деля на двоих бутылку вина; они дрались спина к спине на многих полях сражений; и это Гарт утешал Люсьена, который безудержно рыдал над изуродованным тельцем испанского ребенка, убитого шальным снарядом. Куда девался тот Люсьен Тремэйн? Он очень изменился с тех пор, как Гарт вынужден был оставить его, раненного, в маленькой хижине в горах. И внешность и поведение Люсьена внушали Гарту беспокойство.

Люсьен, как всегда, был одет в черное. Сюртук прекрасно облегал его стан, подчеркивая силу и стройность, — особенно когда он непринужденно выполнял самые сложные фигуры в танце. Фигура его, прежде худая и нескладная, приобрела зрелость. Он слегка загорел, его густые черные волосы были прекрасно уложены и подстрижены.

Люсьен не носил никаких украшений, кроме золотого кольца на мизинце левой руки, и крупный рубин в центре его то и дело вспыхивал в пламени канделябров.

Однако изменения произошли не только во внешнем облике Люсьена. Но не это настораживало и пугало Гарта. От Люсьена исходило ледяное равнодушие, воздвигавшее между ними непреодолимый барьер.

Насколько Гарту было известно (а он не прекращал осторожных расспросов с первого же дня, как появился в Лондоне), его друг не участвовал ни в одной дуэли, ни разу не дал повода упрекнуть себя в невоспитанности за тот год, что вращался в лондонском свете. Никто не мог сказать про него ничего плохого. Или, скорее, не смел. Ибо хотя прежнее чувство юмора сохранилось у Люсьена, оно превратилось скорее в сарказм, и мало-помалу он заслужил репутацию человека безжалостного.

Ну и, конечно, стал объектом для слухов.

Захватывающие истории шепотом рассказывали Гарту мужчины, хихикая, поведывали дамы. Там было все: дебоширство, извращения, даже поклонение дьяволу. Таким образом общество пыталось объяснить самому себе то странное, грозное, едва ли не сексуальное возбуждение, которое возникало в нем, стоило появиться Люсьену Тремэйну с лениво прикрытыми темными глазами, с полуулыбкой, пугавшей всех.

И все же, как это ни невероятно, он был принят во всех домах.

В первый же вечер Гарт встретил старого друга на балу у леди Герефорд. Это само по себе казалось удивительным, так как ранее Люсьен никогда не принадлежал к компании лондонских повес. Как когда-то он сам объяснял другу, ему гораздо больше по сердцу «настоящая» жизнь, которую ведут английские джентльмены у себя в поместьях.

После радостного приветствия, бесконечных похлопываний по спине и приглашений распить бутылку Гарт спросил Люсьена о Мелани — обожаемой невесте, рассказы о которой ему приходилось выслушивать каждый вечер у бивуачного костра, — и даже огляделся в поисках этой юной особы.

Вопрос оказался крайне неудачным, так как взгляд Люсьена на мгновение вспыхнул, а потом стал безразличным, непроницаемым, и он ответил: