Когда приедут Освальд и Понте, надо будет сказать им, чтобы окружили хлев и обыскали все уголки, — непременно что-нибудь найдут. Нужно проследить, куда уходят каждый вечер хозяйские дети. Чуть стемнеет, мальчишки скрываются за клетью, а возвращаются только поздно ночью. Встречаются с партизанами, доносят им обо всем, что подслушали дома. Переехать бы в другую усадьбу, где люди получше.

Но где эти люди? Берлин пал… По залам рейхстага ходят красные командиры… Где сейчас найдешь таких глупцов, чтобы они любили чиновников гестапо? Сам Гиммлер, может быть, улетел в Португалию или Аргентину. А Лиепая полна всякой мелюзги… важные персоны уже улетели. Где обещанный пароход, подводная лодка, эскадрилья „юнкерсов“? Нет Екельна, нет Шернера, которому недавно пожаловали фельдмаршальский жезл… И что сделает курземская армия без этих железных людей?»

Она ворочалась с одного бока на другой. Сон все не шел.

«А вдруг Винтер объявил план эвакуации? Не может быть, чтобы он не подумал о сохранении самых ценных сотрудников. Если не нужны самим, можно передать в распоряжение другого государства. Способные агенты пригодятся всем, а нам все равно кому служить. Только бы платили.

Эрна Озолинь… простое, обыкновенное имя… В Вентспилском уезде среди лесов есть крестьянская усадьба. Хозяин свой. На худой конец можно будет укрыться там. Работницей или родственницей — не важно. Только хозяйка будет ревновать… В Дундагской волости есть лесник еще с баронских времен, но там будет радиостанция — это опасно. Рано или поздно запеленгуют и найдут. „Как вы здесь очутились, гражданка Озолинь?“

Берлин пал…

Где сейчас Гитлер? Где великая мировая держава?»

К утру ей, наконец, удалось уснуть. Разбудил ее настойчивый стук в дверь:

— Госпожа, я принес вам завтрак…

Это был вестовой Освальда, молодой, услужливый Линдеман.

— Войдите. Что, хаупштурмфюрер Ланка еще не вернулся?

— Нет, госпожа.

— Скажите кому-нибудь, чтобы позвонили в Кулдигу, может быть они еще там.

Через час одному из чиновников отдела гестапо удалось соединиться с Кулдигой и поговорить с адъютантом Винтера. Тот сообщил, что совещание кончилось вчера и все участники разъехались. Когда об этом сказали Эдит, она сделала вид, что это для нее не новость.

— Хорошо, спасибо. Хауптштурмфюрер Ланка перед отъездом сказал, что вернется сегодня. Можете идти.

Когда чиновник ушел, она раскрыла чемоданы и долго рылась в вещах. Драгоценности, золотые вещи, деньги положила в шкатулочку для рукоделья и засунула в брезентовый рюкзак. Потом стала набивать его платьями, чулками, шелковым бельем, сверху сунула пару модных туфель. В карманы рюкзака положила хлеба, кусок сыру и баночку с маслом. Заперла чемоданы и, сев у окна, долго смотрела на дорогу. Сегодня на ней было необычайно оживленно. Взад и вперед проносились легковые машины, грузовики, мотоциклы, неизвестно откуда и куда маршировали группы пехотинцев.

«Где это Освальд так застрял? Может быть, участвует в операции? Опять Винтер придумал новые дела. Впрочем, для этого он и существует».

О Ланке и Понте не было известий и после обеда. Тогда Эдит стала беспокоиться и нервничать. Ей казалось, что каждый прохожий как-то, по-особенному, многозначительно смотрит на ее окно. Еще подозрительнее казались хозяева усадьбы. В их шепоте оно слышала сдерживаемый смех. Хозяйка прошла в хлев, и под фартуком у нее опять мисочка. Мальчишки ушли из дому, даже не дождавшись вечера.

Перед вечером у ворот остановился мотоцикл: За спиной водителя сидели два немецких офицера. В прицепе тоже устроились двое — один сидел на коленях у другого. Один из офицеров слез с мотоцикла и пошел к дому. Эдит узнала адъютанта штандартенфюрера Винтера.

— Вы, наверно, к мужу? — спросила она. — Знаете, он еще не вернулся. Как уехал вчера с Понте, так до сих пор и нет.

— Меня прислал штандартенфюрер Винтер, — сказал адъютант. — Сегодня нам отсюда уже звонили и справлялись о хауптштурмфюрере Ланке. Странный случай, госпожа Ланка. Хауптштурмфюрер Ланка и оберштурмфюрер Понте должны были вернуться вчера, еще до наступления ночи. Уехали они вскоре после обеда. Может быть, машина испортилась? Но тогда бы мы увидели ее на дороге. Кроме того, сегодня везде столько машин, — их кто-нибудь подвез бы. Очевидно, что-то случилось.

— А что могло с ними случиться?

Адъютант оглянулся.

— Видите ли, я должен вам сказать одну вещь. От имени штандартенфюрера. Не зайти ли нам в комнаты?

— Пожалуйста. Почему вы сразу не сказали?

Эдит ввела его в комнату и пригласила сесть. Но он покачал головой:

— Нет времени, госпожа Ланка. Я сейчас должен ехать дальше. Господин штандартенфюрер велел передать, что, несмотря на все свое желание, он ничем не может помочь вам. Подумайте о себе сами. Вам сегодня же необходимо перебраться в другое место, где вас не знают.

— Почему?

— Потому что завтра вы больше не будете под защитой немецкой армии. — И хотя в комнате, кроме них, никого не было и говорили они тихо, адъютант штандартенфюрера Винтера для верности пригнулся к уху Эдит и чуть слышно шепнул: — Капитуляция. После полуночи наши войска должны сложить оружие. Пока об этом знают только командиры частей. До свиданья, госпожа Ланка!

— Послушайте… куда же вы? — Эдит схватила его за рукав, когда он уже открывал дверь. — Нельзя ли и мне с вами?

— К сожалению, нет, — холодно улыбнулся молодой человек. — Нас уже пятеро. Может ли выдержать мотоцикл? Кроме того, вам не рекомендуется ехать в Лиепаю.

Он поклонился, круто повернулся — только шпоры звякнули — и ушел.

— Свинья… — прошипела она ему вслед. — Разве так ведут себя офицеры, когда дама просит?..

Но она поняла, что ей действительно нечего ждать помощи. Самой надо о себе думать, самой о себе заботиться. Она заперла дверь изнутри и переоделась в самый скромный костюм. Обула туристские ботинки на низком каблуке. Повязала голову простым пестрым платочком, застегнула на все пуговицы серую шерстяную кофточку. Потом стала дожидаться вечера. Когда стемнело, Эдит Ланка вылезла в окно и, никем не замеченная, ушла из усадьбы, где она чувствовала себя, как в окружении. Километра три она шла по шоссе по направлению к Кулдиге, но ей все время приходилось остерегаться встречных легковых машин и грузовиков.

В одном месте лес почти подступал к шоссе.

«Если утро застанет меня на дороге, я не сумею скрыться, — подумала Эдит. — А в лесу меня не найдут».

Она свернула с шоссе и прямо по пашне зашагала к лесу. Войдя в чашу, немного отдохнула, рассчитала, в каком направлении идти, чтобы не отклониться от цели. Теперь можно было двигаться дальше. Ночь была светлая, майская, но здесь, под густыми елями, Эдит лишь с трудом различала очертания кустов и пней. Она шла уже с полчаса, как вдруг наткнулась на какой-то большой предмет. От толчка он подался назад, потом, как часовой маятник, начал качаться взад-вперед. Эдит отпрянула в сторону. «Надо выбраться из этой темной чащи, иначе далеко не уйдешь».

Она нажала кнопку карманного фонарика и осветила странный предмет.

Неестественно вытянувшись, перед ней на еловом суку висел хауптштурмфюрер Ланка. Носки его сапог почти касались земли. В нескольких шагах от него висел Кристап Понте; на той же ели был повешен и шофер.

Эдит закричала и, забыв погасить фонарь, бегом понеслась дальше от этого страшного места. Ветви царапали ей лицо и руки, она несколько раз спотыкалась о корни деревьев, падала, но каждый раз проворно, как кошка, вскакивала и бежала дальше. Бежала и кричала, как охваченный смертельным ужасом зверь.

Утром 9 мая 1945 года Ояр Сникер и капитан Савельев собрали своих людей у опушки леса, выходящей на косогор, с которого открывался широкий вид на запад, север и северо-восток. Там, внизу, по зеленеющим просторам протянулось шоссе. По ту сторону его начиналась испещренная кустами можжевельника целина — пастбище ближайших усадеб.

Вначале ничего особенного не было видно, и партизаны не понимали, зачем командиры вывели их сюда. На утреннем солнце искрилась и поблескивала вода в речке и в полевых канавках, теплый, легкий ветерок покачивал ветки деревьев, трепал волосы женщин; как невидимая ласковая рука, скользил он по озимым полям, приглаживая зеленя.