Она почему-то не испытывала к нему никакой ненависти, хотя его широкая ладонь слишком уж по-хозяйски лежала на ее правом бедре. Разведя пальцы веером, он слегка сжимал выступающую тазовую кость. Нет, в душе Анны не было ненависти. Наоборот, ей нравилось, как он прикасался к ней — действительно всего лишь прикасался без всякого давления и нажима. Его нежность и ласки связали их неразрывными узами на все то время, которое они проведут вместе. По правде говоря, ей казалось, что это... любовь. Она попыталась поднять голову, чтобы посмотреть на его руку, лежавшую на ее бедре.
— Расслабься и наслаждайся. Я обещаю, что ты не забудешь эту ночь.
— Я... — пробормотала Анна. Как же ей объяснить, что она не хочет ничего помнить? Но, посмотрев на его большую и сильную руку, поглаживающую ее, она решила, что ей все-таки не хотелось бы забыть о том, что здесь произойдет. Наконец она подняла голову и посмотрела ему в глаза. Его лицо выражало нежность и, что самое главное, спокойствие. Глаза Чжи-Гана не блестели, а рука не дрожала от нетерпения. Он просто смотрел на нее и ждал. Признаться, Анна не понимала, чего именно. И она улыбнулась ему, радуясь тому, что должно произойти. Это не вызывало у нее никаких неприятных ощущений.
— Я не думаю об опиуме, когда я с тобой, — неожиданно для самой себя призналась она.
Чжи-Ган улыбнулся.
— Это просто замечательно, — сказал он и наклонился, чтобы поцеловать ее.
Их губы встретились, и она почувствовала, как у нее во рту разливается обжигающее пламя. Она удивленно вздохнула, но не отстранилась. Он медленно провел языком по ее губам.
Она помнила другие поцелуи: чьи-то влажные губы неумело, с торопливой грубостью трутся о ее губы. Сейчас все было по-другому. Она ощутила сладкую дрожь, и в ней зародилось желание. Внутри все сжалось, и ей захотелось познать новые ощущения.
Анна еще сильнее прижалась губами к его губам, открыв рот в ожидании встречи с его языком. Почувствовав, что Чжи-Ган сделал то же самое, она подалась вперед и выгнула шею, как бы помогая ему. Однако он не просунул язык ей в рот, а просто потерся губами о ее губы.
Дрожь улеглась, но после этих прикосновений губы Анны пылали огнем. Она была совершенно сбита с толку. Может, она все делает неправильно? Чжи-Ган ничего не сказал ей, не дал даже малейшего намека на то, что нужно делать. Она больше не могла ждать и начала действовать на свой страх и риск. Она коснулась языком губ Чжи-Гана и просунула его ему в рот, чтобы... чтобы он втянул его туда. Но когда Анна попыталась вытащить язык обратно, не тут-то было. Чжи-Ган сжал зубы и даже слегка оцарапал ее язык, но отпустил его не сразу. Открыв глаза, Анна посмотрела на него. Она опять ничего не понимала. У нее просто кругом шла голова. Чжи-Ган, заметив ее растерянность, лишь усмехнулся. Он неотрывно следил за ней и продолжал молчать. В конце концов она потянулась губами к его губам и, обхватив любовника рукой за плечи, придвинулась к нему поближе.
Их губы снова встретились, и на этот раз Анна без колебаний провела языком по зубам Чжи-Гана, а затем засунула его ему в рот, полностью отдавшись этой ласке. Вскоре ей пришлось сесть, потому что так было удобнее заниматься тем, чем она занималась. Ей нравилось сидеть, прижавшись к нему, сидеть, так сказать, вровень с ним. Хотя нет, прижавшись к нему плотнее, она оказалась немного выше его.
Некоторое время Чжи-Ган позволял делать все, что хотелось Анне. Ему, похоже, нравилось поддразнивать ее своим языком. Потом он стал действовать более активно. Анна почувствовала, что свободной рукой он начал расстегивать застежки, находившиеся на ее плече и шее. Первой он расстегнул самую верхнюю застежку на воротнике платья. Потом его руки заскользили вниз по тугому шелку. Она и не думала, что ткань платья настолько сильно стягивала ее грудь. Она хотела поскорее освободиться от этого тесного платья и вдохнуть полной грудью. Ей не терпелось узнать, сможет ли он сделать так, чтобы ее грудь трепетала от возбуждения.
Не успела Анна подумать об этом, как все уже свершилось. Ее соски стали твердыми, и огонь, полыхавший у нее во рту, перекинулся на груди. Она отодвинулась от Чжи-Гана и принялась расстегивать свое платье. Ее пальцы двигались быстро и уверенно. На какое-то мгновение она остановилась и посмотрела на свои руки. Все было в порядке. Анна прекрасно сознавала, что делает, и отдавала отчет своим действиям.
Одновременно она украдкой наблюдала за ним. Чжи-Ган тоже замер на пару секунд и окинул ее внимательным взглядом. Просто невероятно! Эта молодая женщина полностью контролировала себя! Как ей это удавалось? Анне не хотелось отвечать на этот вопрос, но разве запретишь думать об этом?
Чжи-Ган поймал рукой правую руку Анны и медленно поднес ее к своим губам. Потом он коснулся языком ее пальца, выпрямил его и засунул себе в рот. Он пропихнул большой палец своей руки под согнутые пальцы женщины и начал им чертить круги на ее ладони. Посасывая ее палец, он все дальше и дальше засовывал его себе в рот. А потом полностью вытащил его. Или почти полностью. Потом он снова засунул его в рот и снова вытащил. И так повторилось несколько раз.
Анна поняла, что тем самым он имитирует половой акт, и почувствовала, как при этом напряглось ее тело. Теперь она думала только об этих кругах, которые он чертил влажным пальцем на ее ладони.
Затем Чжи-Ган левой рукой начал расстегивать последнюю застежку на блузе. Ту, которая находилась почти возле самой талии. Он провел рукой по ее животу, отодвигая блузу, и холодный воздух заструился по узкому каналу от пупка, между грудями и до самого подбородка. Наконец-то она могла дышать свободно! Глубоко вздохнув, Анна почувствовала, как шелковая ткань трется о груди. Одновременно с этим она провела пальцем по его языку, попробовав, какой он на ощупь. Чжи-Ган повторил движение свободной рукой и сдвинул блузу еще дальше. Он расширил канал от живота вверх и стал поглаживать ее ладонью от центра в стороны до тех пор, пока блуза не упала с груди.
У Анны задрожал живот, когда она представила себе, что он гладит ее не рукой, а китайской кистью для письма. Он пишет на ее коже какие-то иероглифы. Эта надпись означает, что теперь она принадлежит ему, что он... В этот момент Чжи-Ган положил свою руку между ее грудями. Его пальцы широко раздвинулись, и он через всю грудь Анны до самого плеча нарисовал иероглиф, означающий огонь.
Он ласкал ее руками, отодвигая блузу все дальше и дальше. Однако он не смог убрать ее совсем. Ему мешала согнутая в локте рука Анны. Он снова положил руку на ее живот, но уже с другой стороны, чтобы оголить тело полностью.
Теперь руки Анны были как бы связаны шелковой тканью за спиной, и ей пришлось выгнуть спину, поднимая к нему свои груди. Она думала, что он будет смотреть на них, но этого не случилось. Не сводя с нее своего пронзительного взгляда, он в последний раз засунул ее палец в рот, а потом медленно вытащил его.
Влажный палец Анны блестел в пламени свечи, окутанный холодным воздухом. Потом Чжи-Ган заставил ее опустить руку вниз. Она отвела глаза от его лица, чтобы посмотреть, что он сделал с ее пальцем. Он прижал его к ее упругому соску, а потом начал поглаживать им сосок.
Анна едва не задохнулась от восторга, когда ее, словно молнией, ударило в самое лоно. Однако Чжи-Ган не остановился и продолжил водить ее пальцем вокруг ее же соска, а потом прижал ноготь к самому его центру. Она смотрела на него, как зачарованная. Так же, как и из своей руки, он сделал из ее пальца кисточку. Он заставил Анну писать на коже какие-то символы и слова и тем самым как будто помогал ей создавать саму себя.
— Ты помнишь, в каком месте ты прикасалась к себе, когда принимала ванну? Я наблюдал за тобой, — сказал он. — Никогда прежде мне не доводилось видеть ничего более...
Чжи-Ган произнес какое-то слово по-китайски. Она не знала, что оно означает, и просто повторила его вслух, словно эхо.
Он покачал головой.
— Я не знаю, как это можно назвать по-английски, — пробормотал он. — Чувственное. Прекрасное... — Протянув свободную руку, он обхватил ладонью вторую грудь. Она почувствовала, как его пальцы сжимают ее плоть. Большим пальцем он прочертил линию от грудины до соска, а потом погладил сосок пальцем, поскреб его ногтем и ущипнул. Она же закрыла глаза и наслаждалась теми новыми ощущениями, которые рождали его прикосновения.
