Теперь главное, до чего он, в конце концов, додумался, после чего и паниковать перестал.

Тут мало быть Рыжюкасом, тут как раз и надо, чтобы рядом друзья. И чтобы каждый норму свою знал. Хотя… если что – ведь можно и добавить. Чтобы все правильно просчитать.

Сколько же времени, по мнению Рыжюкаса, он в своей жизни был счастлив? Вот о чем Витька-Доктор его в парилке спросил.

А потом с Мишкой Махлиным, с Витькой-Доктором, с Дизелем и Сюней они на террасе все и просчитали.

Получилось не так уж и много. Считали только по работе, что и правильно, так как работу от любви он никогда не отделял.

Пять раз он был счастлив в отпусках, когда с Последней Женой уезжал в Дом творчества, упорно не понимая, что отпуск не для работы, а чтобы от нее отдыхать. Результатом такой поездки в Пицунду однажды стала не только новая книжка, но и сын: они появились на свет одновременно, не сразу, понятно, а через девять месяцев…

Три исключительно счастливых месяца он прожил в Беловежской пуще – там он установил себе норму и писал, как прикованный, по три готовых страницы в день, занося крестики в календарик… Машинистка-слушательница там у него была местная, она увлекалась йогой и вечерами демонстрировала ему множество не испытанных им ранее поз…

Еще полгода, целую снежную зиму он писал (тогда карандашом, кося под Хемингуэя) публицистический роман – на подмосковной даче у приятеля, Лучшая Ученица приезжала перепечатывать написанное им каждый вечер, а уж утром он ее отвозил на станцию…

Еще три раза по три месяца он был счастлив на собственной даче. И еще раз целых полгода там же. Тут до города близко и кто к нему только не наезжал…

И еще полтора года, когда писал последнюю книжку у себя в мастерской, уже находя в себе силы ни во что вокруг не вмешиваться. Это когда массажная история с Последней Любовницей еще только начиналась…

Всего сорок семь месяцев, то есть четыре года без малого… За сорок «творческих» лет!

Конечно, у него был в жизни и целый счастливый год – 1961-й, но он не в счет, тогда он еще только мечтал о том, как станет великим технарем от радиоэлектроники, хотя уже и записывал в блокнотик фразочки для киносценария о своей Первой Любви.

Подсчитал Рыжюкас и то, что с таким вот раскладом, за будущие четверть века, на которые он привык с подачи отца рассчитывать, ему и светило-то поработать лишь два с половиной счастливых года. Если, конечно, не удалось бы все бросить. Но он уже понял, что все бросить у него никак не получается.

А вот теперь – получится! Он это знал. Про полтора-два года врачи врут, он протянет минимум два с половиной. Может быть, три. Это целая жизнь. Таким образом, если все бросить – впереди целая счастливая жизнь, как и намечалось, только не двадцать пять лет, а их квинтэссенция…

А что с Маргаритой?

Придумка с контрактом для Малька, конечно, острумна, но вряд ли ее назовешь победной. Тут получалось, что в поиске преданной Маргариты он проигрывал, причем, в сухую.

Но проигрывать он совсем не умел. Это для него слишком дискомфортно. Он никогда не был неудачником, ему же всегда везло. Его отовсюду вышибали, пытались выбросить на помойку. Он всю жизнь бултыхался в своих везеньях. Любое зло научившись повернуть себе во благо, из любых колодцев выбираясь наверх. Хотя бы извлекая бесценный опыт.

А зачем ему опыт теперь?

Этого Рыжюкас не знал.

Но вот другое. Его друг Саша Иваницкий, пятикратный чемпион мира по борьбе в тяжелом весе, был, по легенде, единственным в мире спортсменом такого ранга, не проигравшим вообще ни одной схватки. И в свой последний турнир, когда он боролся с тезкой Сашей Медведем, положив будущего чемпиона Олимпийских игр на лопатки, Иваницкий шепнул:

– Ну а теперь, Саша, давай ты.

И ушел из спорта непобежденным.

Вот и Рыжюкас хотел бы уйти непроигравшим. Неважно, что одержим он был иной страстью и чемпионил в другом, тоже вполне тежеловесном виде: что-то среднее между борьбой и спортивным ориентированием. Когда не всех положить на обе лопатки надо, а чтобы одна под тебя легла, но сама тебя выбрав. Чтобы как в пропасть и насовсем.

С Маленькой именно это и почудилось, когда она так стремительно его атаковала. Вот и решился еще раз попробовать… Пусть никакая не Маргарита…

И вдруг только сейчас, после разговора с Резилой, оказалось, что проиграть эту партию ему не страшно. Не страшно потому, что ему опять повезло: он уже победил.

Причем там, где давно – да что там давно! – вообще никогда ничего не ждал.

Когда любовный, как затяжной прыжок (если б можно лететь кувыркаясь без парашюта, дюжину лет) его роман с Последней Женой закончился, началась, как это и положено, сказка о золотой рыбке.

Но, к счастью для обоих, она вскоре завершилась тем, что, не дождавшись от него исполнения желаний, Последняя Жена рванулась в самостоятельную жизнь. Его уроки она усвоила лучше всех учениц. Это и позволило им безболезненно расстаться, когда он уезжал в Вильнюс, говоря, что надолго, а думая, что навсегда.

Но он вернулся.

И даже не понял поначалу, что же у него дома изменилось.

Потом сообразил, что изменилось главное: она больше никого не ищет. Он даже подзаводил ее на «последнюю попытку», когда замаячил какой-то интересный вариант… И увидел, что никакие варианты ей больше не нужны. Таким образом выходило, что в его жизни свершилось совсем уже неожиданное: нашлась наконец та, которая если и не бросилась за ним в пропасть, сломя голову, то осталась с ним рядом.

Так выходило, что он для нее теперь – как бы лучший из всех принцев. Причем определенно лучший, даже единственный. И это безо всяких сомнений, без досады и сожалений о каком-то ином, упущенном варианте – она ведь ничего не упускала, все перебрала, активно и добросовестно проискав всю жизнь. Но так получилось, что лучше его не нашла. Вот и осталась рядом.

Понял Рыжюкас это совсем не сразу, а только когда, после разговора с Резилой, ему пришлось позвонить ей, чтобы сговориться о ее встрече с хирургом. Да и сама она это поняла, только услышав от него про болезнь и узнав диагноз. Еще совсем недавно она уверяла Рыжюкаса, что ей надо привыкнуть жить без него, на что она себя настроила, а тут вдруг растерялась и сказала, чуть не заплакав:

– Это нечестно. Я к этому совсем не готова… Без тебя я ведь уже не смогу.

И сама удивилась, что такое вдруг произнеслось.

Рыжюкас опешил.

Его выбрали. Он прошел конкурс.

Оказалось, что это всегда было для него важным. Может быть, самым важным.

Оказалось, что здесь, в самом важном, он победил. Его Система несокрушима, она сработала и оправдала принцип: свобода пуще неволи.

Или, напротив, Система просто заглючила? И это уже окончательный сбой? Ведь так по всему получилось, что свободной любви все же нет.

Но он не мог остаться при ней умирать, у нее на руках угасая.

Рыжюкас понял, чем отблагодарит Последнюю Жену за ту окончательную победу, которую она ему подарила. Он тихо уйдет: она и со здоровым с ним намучилась, к чему же ее доканывать, став подыхающим.

Сразу тут и с Маленькой все сошлось… Пусть она примет финальную эстафету, ей по молодости с ним возиться совсем не так тяжело, в молодости все теряют время, срываясь на шабашку, зато она все получит, как только он уйдет.

Это будет гораздо быстрее, чем она успеет к нему привыкнуть, и уж тем более ему себя подарить, угробив на него свою юность. Она сделает его счастливым всего-то на несколько месяцев. Совсем счастливым, потому что он никогда не узнает, что будет с нею дальше, как она распорядиться своей свободой от него, обретенной задолго до первых морщин.

Ему снова повезло. Все так удачно сходится.

Он осуществит свою мечту. Он будет писать, потом диктовать, а она будет слушать… Он купит свою мечту ценой всей жизни: когда жизнь коротка, это так легко. Ведь почти ничего не нужно взамен.