— На это нужно время, Толян! А время-то нас как раз и поджимает, ты многого не знаешь.

— Время? Ты думаешь? — Бекета прищурил глаза и переспросил с хрипотцой: — Время вам предоставят, а сведут в два счета, пока ты не передумал. Ты недооцениваешь ментов. Как это сделают, я не знаю, но точно сделают. И вот тут время сыграет на вас. Не забывай, что могут случиться и разные непредвиденности у тех, кто вас ждет. Во всяком случае, лучшего варианта я не вижу. — Бекета развел руками и посмотрел на Картоху и Мамая, сидящих рядом. Те молчали, погруженные в свои мысли. Я тоже молчал.

— А как же с оружием, Толян? На больничку при большом желании мы могли бы вырваться и так. Но как пронести «стволы»?

— Как? И ты еще спрашиваешь? Да проще пареной репы, друг. Вас не будут шмонать, сами опера не позволят…

— Почему? Ты че несешь, брат? — Я снова ничего не понял.

— Потому что ты попросишь об этом. Ты или он, без разницы. Скажешь — кое-что есть, например бабки или наркота. Этого достаточно. Так сказать, для лучшего контакта, для развязывания языка. Еще намекнешь о разных «скощухах» там, на кресте. Чтоб не кантовали менты, чтоб закрывали глаза при случае. Все карты в твоих руках, Михей! Будь понаглее и дави на следака. Если что не так — прекращай с ним всякий базар и требуй начальства из управы, это сработает. — Бекета немного помолчал и добавил: — Конечно, определенный риск есть, но лучшего варианта тебе не сыскать. Быть под опекой ментов, что еще надо? И проси у них сам, сам! Все, что пожелаешь. Так твой поступок будет выглядеть убедительно. Сука она и есть сука, сам знаешь…

— Бекета прав, Михей, — подал голос Картоха. — Без риска тут не обойтись, как ни крути. Я бы подписался, свободы не иметь.

— Ты полагаешь? — спросил я с иронией.

— Железно, — ответил он.

— Ну раз ты так считаешь, пишусь. Сгорела хата, хай горит забор, как говорят хохлы.

Я так сказал, но почти всю ночь напролет обдумывал предложение Бекеты. Подпишется ли на это Граф? Как знать. Если с ментами буду договариваться я, меня-то могут пропустить и без шмона. А его? Где гарантия, что все проканает в елочку? Нет ее! Чертов ребус! От него можно сойти с ума. Или брать только один «ствол»? Да, это идея. Зачем нам два? Если мы засветимся и нас обложат, как волков, — не поможет и АКМ, факт. А просто стрельнуть в двоих вставших на пути хватит и одного. Я воспрял духом и тут же засел за малявку для Графа.

На следующий же день получил ответ. Граф все взвесил и согласился с моими доводами. Как я и предполагал, обработка следователя и вся дальнейшая игра ложились на мои плечи. Два дня я готовился к «спектаклю на сучий манер», на третий срочно потребовал, чтобы ко мне явился следователь.

Тот не заставил себя ждать, и часа в три того же дня меня привели в его маленький кабинетик. На этой как бы вольно-тюремной территории, где с двух сторон располагались кабинеты следователей и адвокатов, было всегда полно народу. Ментов здесь почти не наблюдалось, так как общая дверь запиралась на ключ. Зэки и зэчки, подследственные запросто общались между собой, и порой трудно было разобрать, где подследственный, а где его адвокат. Разве что по галстуку и по выглаженному костюму, чего зэку явно не хватало.

Что касается женщин, то они держались на высоте даже в тюрьме. Не все, но большинство, те, которые не относились к категории шалашовок и шлюх. Я любил здесь бывать, хотя бывал нечасто, раз в двадцать дней, когда следак приходил поинтересоваться, не надумал ли я давать показания. Я валял ваньку, общался с ним минут двадцать — тридцать и шел назад в камеру. Затем он вызывал Графа, и все повторялось. Войдя в блок, я тут же прошвырнулся вдоль дверей, выискивая глазами Юлю. Я познакомился с ней месяц тому, почти договорился, но никак не получалось. Мне уже давно хотелось пообщаться с женщиной, а Юля была баба в самом соку. Тридцать лет, и ни одного аборта, как шутят дамы. Эта пышнотелая блондинка понравилась мне сразу, и я не стал ходить кругами, сказал ей все как есть. «Где?» — спросила она меня тогда и вздохнула. Она сидела на тюрьме уже месяцев девять, но дело и не думали передавать в суд. Истосковалась, видать, по мужику, как и я по женщине. Первая ходка, но не стеснительная. Впереди большой срок, и кто знает, где и когда представится случай сойтись с мужиком. К тому же беременность, если таковая случится, всегда поможет — как в сроке, так и на зоне. Гарантий нет, но бывает и с первого раза. Увы, Юли, к сожалению, не было. Начало неважное, посмотрим, как пойдет со следователем.

Мой следак, сорокапятилетний скромный башкир по фамилии Хакимов, был в самом деле скромен и нищ. Однажды он даже показывал мне свои рваные носки и сетовал на жизнь. Надо сказать, носки произвели на меня должное впечатление и в некоторой мере убедили, что передо мной сидит честный мент. Честный или глупый, быть может трусливый, этого я еще не понял. Говорил он со мной всегда откровенно, немного сочувственно, удивляясь тому, что такой умный человек, как я (таким он меня видел), истаскался по тюрьмам и натворил столько дел.

Я, конечно, ссылался на натуру, примешивал философию и обстоятельства, а в конце добавлял, что люди, желающие себе только спокойствия и благополучия, — всегда рабы, всегда улитки, приняли навязанный сверху порядок вещей и перестали слушать себя. Где-то в глубине души он соглашался со мной, но его гордость не позволяла ему признать себя рабом.

Поздоровавшись с Хакимовым как со старым знакомым, я попросил его прикрыть дверь.

— Зачем? — вскинул он на меня свои карие глаза, но дверь позволил прикрыть.

— Я хочу поговорить с вами на очень опасную и щекотливую тему, и потому… — Он молча кивнул, дескать, понял, не объясняй. — Марат Ибрагимович, — начал я издалека. — Вы всегда удивлялись, как я мог столько натворить и, главное, почему, зачем. Так вот… Я решил дать более чем правдивые показания, но дам я их только высшим чинам управления. А если точнее — чину. Одному человеку, только одному.

— Да? — Он повеселел и оживился. — Это хорошо, Николай. Но почему только высшему чину? Что за секретность?

— Есть основания, Марат Ибрагимович, есть…

— Я понимаю, но… — Он постучал ручкой по столу и подвинул к себе папку. — Мне необходимо знать, на какую тему разговор. Я, конечно, передам вашу просьбу кому следует, не сомневайтесь. Однако я веду ваше дело, а потому имею право знать, зачем вам такая встреча. Показания, разумеется правдивые, вы должны давать мне. Если я вас чем-то не устраиваю, вы вправе заявить мне отвод. Я не возражаю, так было не раз. И еще…

— Нет, дело не в вас, — остановил я его.

— В чем же? — Он смотрел на меня с нескрываемым интересом.

— В том, что речь будет идти об одном человеке и о тех преступлениях, которые пока не фигурируют в деле. И не только об этом… Знаете. — Я придал своему лицу задумчивое, более чем серьезное выражение и выдержал небольшую паузу. — Я прагматик по натуре, прагматик и немного философ, представьте. Зачем погибать двоим, когда один может выжить и уцелеть? Я не так стар, как видите, моложе кое-кого и… При благоприятном исходе дела могу получить даже меньше двадцати лет. Меньше. В этом случае, если я не загнусь на нарах за это время, я еще смогу пожить пять — десять лет на воле. Не так мало для такого типа, как я. Жизнь за двадцать лет наверняка подтянется к нынешней американской, глядишь, мне назначат гулаговскую пенсию в тысячу долларов и я осяду где-нибудь в тихой деревушке с видом на речку. Разумеется, это все мечты, но подыхать я не хочу. Понимайте как знаете. Это все. — Я замолчал и отвел взгляд в сторону, словно стыдясь своего, пока еще не свершившегося предательства. Хакимов, напротив, сверлил меня своими хитрыми глазенками, и я видел это и не знал, верить мне или нет. Он был явно не готов к такому повороту дела, но в то же время мое предложение его явно заинтересовало. По тому, как он долго думал, я понял, что все пойдет по сценарию Бекеты. Старый лис как в воду глядел. Сейчас он начнет кантовать меня и предлагать свои собственные услуги.