— Всего один хлопок, и тебя больше нет, Пузик, — проговорил я вполголоса, как заклинатель. — Ну что, нажать или не надо? — спросил я уже помягче, но все равно достаточно серьезно.

— Да ты что, Коля! — прошептал он. — Не шути, не надо. Аж мурашки пошли, честное слово. — Он поежился и встал с койки, отошел чуть в сторону, так чтобы дуло «ствола» смотрело не на него.

— А кто сказал, что я шучу, дорогой? Это ты думаешь, что я шучу, а я вовсе не шучу.

— Но… зачем?! — воскликнул он. — Я — маленький человек, я никуда не лезу. Я…

— Слушай внимательно. Молчи, — оборвал его я. — Сейчас я свяжу тебя простынями и заткну рот. Будешь лежать тихо, накрытый, с понтом спишь. Понял или повторить? — жестко спросил я.

— Понял. Буду лежать, да.

— Это все для твоей же пользы, не для моей. Когда я свалю отсюда, а я собрался не к бабам, а чуток подальше, менты спросят, почему ты молчал, не позвал вертухая. Секешь? Если я не свяжу тебя и не заткну тебе рот, они выбьют из тебя дух и печенки. Мало не покажется. Поэтому делай то, что я скажу, и молчи. Если выкинешь какой-нибудь фортель раньше времени, пристрелю как собаку, обещаю.

— Нет, нет, будь спокоен. Фу! — Пузик покорно потряс головой. Он стоял, не зная, что ему делать дальше.

— Сядь, не стой. Я немного послушаю. — Я снова прислонился к «кормушке» и стал слушать. Чертовщина! Из дежурки — я не мог ошибиться — явно слышались голоса. Неужели кто-то заявился?! Да, это явно не разговор с зэками через дверь. Когда мент говорит с кем-то на коридоре, его слышно очень хорошо. Говорят в дежурке, точно. Но может, по телефону? Я напряг слух как только мог. Нет, говорили двое, теперь я не сомневался. Судьба послала нам еще одного козла. Мне. Что ж, будем действовать, как договорились, делать нечего.

Я приказал Пузику лечь, а сам принялся за простыни.

— Сперва руки, затем ноги. Кляп воткну позже.

— Ты убьешь его, Коля? — спросил едва живой Пузик. Его уже трясло.

— Не знаю, как получится. Их уже двое, — ответил я. — Сожми ноги вместе. Так. — Я обматывал полосами простыни его ноги, а сам посматривал на дверь. — Не бойся, скажешь, как было, и все. Ничего не выдумывай на свою голову, — предупредил я его.

— Все равно страшно. Господи! Лучше бы я сидел в общей камере и не лез сюда, — запричитал он. — Думал, тут легче, спокойнее.

— Молчи, не трепли мне нервы. — Я закончил дело и подергал Пузика за руки. Затем накрыл одеялом до самой головы и, чуть отойдя, глянул сбоку. — Слушай меня внимательно. Сейчас я подтяну мента и скажу ему, что ты вроде как окочурился. Понял? Смотри не шевелись и не дыши особо, лежи тихо, как покойник. Предупреждаю еще раз: получится сбой, дашь маху или замычишь — первая пуля — твоя. Все. — Я сунул ему в рот небольшой кляп и направился к двери.

— Начальник! Старшой! — что есть мочи забарабанил я в дверь. — Эй, командир, подойди-ка к пятой, сюда! — Дверь сотрясалась от моих ударов, голос летел по коридору и отдавал эхом. Постучав некоторое время, я прислушался.

Из дежурки кто-то вышел, но не пошел по коридору.

— Кто там стучит? Чего надо?

— Пятая. Подойди сюда, говорю. Сейчас увидишь!..

Шаги стали приближаться и вскоре замерли возле нашей двери.

— Ну что тут еще? — спросил мент, отодвинув «волчок». — Че за дела, а?

— Не «что», а «кто», — поправил его я и отошел в сторону, давая ему возможность обозреть камеру как следует.

— Он, кажется, готов, окочурился, сердечник этот, — пояснил я менту и указал пальцем на лежавшего сокамерника. — Выносить надо, вот что.

— Да ладно, не гони, — не поверил мент мне на слово. — Что, серьезно умер?

— А чего мне гнать-то? Я думал, спит себе, толкнул, а он готов. Канитель тебе теперь… Смотри сам, я предупредил. Может, еще не умер, кто знает. — Я замолчал и отошел в глубь камеры.

Мент забряцал ключами и сперва открыл кормушку.

— Эй, ты, — обратился он к Пузику. — Слышь, что ли? — Тот молчал и не шевелился. — Мать твою! Ну-ка толкни его как следует, толкни, — попросил он меня, не особо надеясь на чудо.

— Да толкал уже, толкал! Ты че, в натуре? Иди и толкай, делать мне больше не хера, — огрызнулся Я; но все же несколько раз тряхнул Пузика за плечо. — Готовый уже, все. Ну-ка гляну на ноги. — Я чуть отодвинул одеяло и посмотрел на ноги. — Хер его знает, вроде не синие… Я не разбираюсь, короче.

— Вася! — крикнул мент очень громко, и вскоре у двери возник второй.

— Что случилось? — спросил он, пригибаясь к «кормушке».

— Да вроде умер один, сердце, — пояснил первый мент и стал откоцывать камеру.

«Ствол» в это время был у меня за поясом, под курткой.

— Может, врача вызвать, а? Или хотя бы дежурному позвоните, — посоветовал я, пока они открывали. Хотел прощупать почву.

— Вызовем, если надо будет, — сказал второй злобно. Дверь открылась, и они оба ступили на порог, один за другим.

Первый подошел к койке Пузика и, брезгливо морщась, наклонился к его лицу. Второй мент стоял совсем рядом, в шаге от первого. Пузик не дышал, но мент конечно же усомнился в том, что он мертв. Лицо «покойника» было не слишком-то и мертвым. За свою жизнь этот ментяра — а ему было лет под сорок, видимо, насмотрелся уже на покойников и кое-что смыслил. Он резко дернул одеяло на себя и в сторону и раскрыл Пузика до самых пят. Картина, которую они увидели, привела их в полное замешательство. Они никак не могли сообразить, что к чему, пялились на связанные руки и ноги «покойника», начисто позабыв обо мне, стоявшем почти за их спинами.

«Пора», — подумал я и выхватил из-за пояса «ствол».

— Ни шагу в сторону! Стреляю на поражение. Тихонько, тихонько. — Я медленно отходил от них, держа обоих на мушке. Вот и дверь, хорошо. Взглянув в коридор, я убедился, что он пуст. — Ключи, — потребовал я. — Живо и без фокусов, предупреждаю. — Я взмахнул «стволом» несколько раз. Если первый мент был явно парализован испугом, то второй, чуть моложе, смотрел на меня дерзко и без страха, так словно в моих руках ничего не было. Мы встретились с ним взглядами, и я понял, что канитель, если она случится, начнется именно с него. — Ключи, я сказал! — Мой тон стал более чем угрожающим.

Пузик по-прежнему не шевелился, как будто в натуре умер.

Первый нехотя протянул мне ключи, но второй мгновенно перехватил его руку и отобрал увесистую связку. Резко, зло.

— Возьми, — сказал он, не спуская с меня своих колючих стальных глаз. Да, этот козел был явно сильнее, чем я. Я поймал себя на этой мысли, и мне стало не по себе. Он давил меня своим тяжелым взглядом и знал, чувствовал, что он крепче меня. Его голос не дрожал, внутренне он был абсолютно спокоен, но зол. Из породы «охотников», охотников и хищников одновременно. Мысль о нападении прямо плескалась в его зрачках — воплощенная пантера, тигр!

— Что ты сказал? Взять? Брось на пол, или я прострелю твою башку в две секунды! — Я был готов стрелять, ибо опасался нападения с его стороны. Очень опасался. Гад не пошевелился, стоял и молча смотрел на меня, забавляясь моей нерешительностью и слабостью. «Вот идиот!» — подумал я. — Ну как хочешь! — Нажав на крючок, я всадил в этого козла две пули сразу. Возиться с другим и оставлять его в живых не имело смысла, но я выстрелил не в голову и не в сердце, а чуть ниже плеча, затем в ногу. Глядишь, выживет.

Пузик повернулся ко мне и замычал как корова, в его глазах метался ужас.

— Все нормально, приятель, — моргнул я ему, подбирая с пола ключи. Захлопнув дверь, я бросился по коридору к камере Графа. Когда я открыл ее, все четверо стояли в центре камеры, ожидая, кто появится на пороге. — Вперед! — крикнул я и побежал в сторону дежурки.

— Пульт и телефон! Пульт и телефон!.. — напомнили мне.

— Где менты? — спросил Граф, когда я обрывал шнур.

— Им уже «легче», все ровно.

— А тот, твой сокамерник?

— Связан, лежит на шконке.

— Мы могли бы содрать с них кителя, — заметил Картоха. Его голос слегка подрагивал.