B. Дьяченко: В общем, как наладить быт, знали, но по-настоящему не смогли. Оказалось слишком сложно. Прежде всего, потому, что попали в нецивилизованную страну. Да и сами мы тоже были не слишком цивилизованными. Отсюда и многие беды. Другие же беды — от нашей нерасторопности, неумелости, халатности.

Да, легче всего сделать вывод: небрежение к людским нуждам. Корень зла, однако, глубже. «Необъявленная война» — это не игра в термины, не простенькая журналистская находка. Это самая что ни на есть суть, голая и бесхитростная. Войну, как известно, ведут не армии — государства. Мы не объявили войну войной из политических, конъюнктурных соображений. Вошел ограниченный контингент, выполняющий интернациональный долг, и все такое прочее. А если бы война была объявлена, то есть наше вторжение было бы названо своим законным именем, многое кардинально изменилось бы в Афганистане, прежде всего для наших солдат. По законам военного времени карались бы воровство, мародерство, оценивались бы преступления против мирного населения. Другой была бы дисциплина, ответственность. Иначе бы награждались достойные, без бумажной канители.

Помимо всего прочего, другим было бы и снабжение армии. Тогда Госплан не смог бы ответить Центральному финансовому управлению Министерства обороны: «Дорого». Дорого содержать в сносных условиях молодых людей, только вступивших в жизнь и сразу взявших «Калашниковы». А лить их кровь в угоду ветшающей доктрине, относиться к ним как к пушечному мясу — не дорого?!

Впрочем, мы еще коснемся этих проблем…

Чем обусловлен такой подзаголовок? Что оказалось для наших воинов страшнее ранений? Разве что смерть. Речь же пойдет о другом — о повальных инфекционных заболеваниях.

Из материалов, обобщенных генерал-майором медицинской службы, главным инфекционистом Министерства обороны К- С. Ивановым:

…В Афганистане военно-медицинская служба впервые столкнулась с совершенно особой обстановкой, которая характеризовалась высокой эпидемической инфекционной заболеваемостью, вызываемой сразу несколькими, в том числе тропическими, инфекциями…

Наибольшее количество больных, лечившихся в инфекционных стационарах, зарегистрировано с 1984 по 1987 г. и составляло 31–34 процента от числа личного состава в год, а с учетом лечившихся в медпунктах… до двух третей (разрядка наша. — Авт.) личного состава ОКСВ.

Ведущее место занимал вирусный гепатит (40,6 — 51,2 % всех больных), шигелезы и другие острые кишечные инфекции (14,6 — 20,2 %), брюшной тиф и паратифы А и Б (9,6 — 26,9 %), малярия (2,7–5 %), амебиаз (3,3 — 11,1 %).

…Особенностями инфекционных заболеваний в условиях Афганистана являлось тяжелое и осложненное течение с высокой летальностью. Так, в 1983 г. в гарнизонах Кандагара и Кундуза тиф характеризовался тяжелым течением в 24,9 %, осложнениями — в 19,6 %. Летальность от брюшного тифа в 1982–1983 гг. составила 2–3,3 %».

Пусть не утомляют читателей скучные проценты. За ними — жизни людей, подавляющее большинство которых не достигло и двадцати лет.

То, чего удалось избежать в Великую Отечественную, в устрашающем виде предстало в ходе афганской войны. Почему? Ответов по сути два: чудовищная антисанитария, царившая в ДРА, и неистребимая наша беспечность в обустройстве войск.

Из справки о санитарно-эпидемиологическом состоянии ДРА:…Лишь 2,4 процента жителей Кабула имеют дома с канализацией. В кишлаках она напрочь отсутствует.

Реки, водохранилища, пруды, арыки, колодцы, родники, скважины используются для водопоя скота, стирки белья, орошения. Туда же совершаются физиологические оправления, сбрасываются нечистоты, отбросы…»

Добавим от себя: санитарно-эпидемиологической службы в Афганистане в период войны не было. Чем, по какой причине и в каких масштабах заболевало население, чаще всего оставалось загадкой. Но если организм афганца за многие века приспособился к местным условиям, то для наших воинов они оказались губительными. Заболевали солдаты и офицеры не только от употребления воды, но даже от пыли, содержавшей опасные микробы и бактерии. И ничего с этим поделать было нельзя. Хотя, если быть объективными…

Из доклада генерал-майора медицинской службы В. С. Перепелкина на медицинской конференции:

Коммунально-бытовое обустройство войск велось медленными темпами из-за отсутствия необходимых строительных материалов. Пробуренные в первые годы пребывания наших войск в Афганистане неглубоководные скважины подавали воду, не соответствующую ГОСТу по показателям микробной загрязненности. В то же время технических средств надежного обеззараживания не было. Не хватало и средств обеззараживания индивидуальных запасов воды — пантоцида, аквасента, пуритапса.

…Первые пять лет строили туалеты так называемого «поглощающего типа», что существенно осложняло санитарно-эпидемиологическое состояние военных городков.

…Пункты мытья котлов и кипячения чая нередко становились источниками массового заражения».

Так обстояло дело. Обе указанные выше причины, приведшие к массовым заболеваниям, «выстрелили» одновременно и попали, что называется, в «яблочко». Две трети 40-й армии, а это около 80 тысяч человек, в течение года получали тяжелую инфекцию и не одну. И сколь бы мы теперь не валили все на специфические (мягко сказать) афганские условия, сколь бы не превозносили (и заслуженно) медиков, не щадя себя, боровшихся с эпидемиями и болевших вместе с воинами, надо признать: вводя войска в ДРА, всерьез никто о такой опасности не думал. То ли потому, что жалеть нашего солдата не принято (он ведь самый выносливый, терпеливый, мужественный и еще всякий — это из набора дифирамбов, кои, едва в них нужда, тотчас появлялись на языке штатных «выступал» и в не имущих сраму газетных столбцах), то ли потому, что политики не брали его — солдата — в расчет. Прикажем маршалам, те — генералам, те — своим подчиненным — и никаких проблем.

А проблемы были.

Ю. Немытин, полковник медицинской службы, бывший начальник Центрального госпиталя в Кабуле, начмед 40-й армии:

Только в 1986 году на территории Афганистана была создана госпитальная база для лечения инфекционных больных. Насчитывала она 1670 коек. К четырем инфекционным госпиталям добавились такие же отделения в трех многопрофильных госпиталях. Эпидемии имели определенную цикличность, обычно развивались с июня по декабрь. Тогда число коек увеличивалось до 6 тысяч.

Была разработана система медицинской помощи инфекционным больным. Базировалась она на раннем их выявлении и своевременной изоляции. Только так можно было справиться с ростом эпидемий. К сожалению, профилактика всю войну оставалась самым слабым звеном системы помощи. Врачи должны были начинать работать в частях с шести утра. Выявил больного, изолировал и так далее. Увы, не получалось. Да и командиры в этом слабо участвовали. Конечно, у них были другие задачи, и все же… Даже с гепатитом, в желтушном состоянии, попадали к нам на третьи — пятые сутки.

Вот официальные данные. В 1982–1983 гг. 85–90 процентов заболевших поступали в лечебное учреждение только на 4— 12 сутки от начала болезни.

Естественно, смертность была достаточно высокой. Взять хотя бы амебные процессы в печени. Мы их не могли диагностировать четко и точно. Иногда просто не видели их. А люди умирали. Забили тревогу. К чести Центрального военно-медицинского управления, оно среагировало быстро. Мы получили из Москвы японский аппарат ультразвуковой диагностики. Поместили его в инфекционном госпитале в Кабуле. Я, как начмед армии, дал команду: всех «подозреваемых» пропустить через аппарат.

Правило существовало такое: после лечения воины (больные врачи в меньшей степени, некогда было) проходили реабилитацию в специальном центре в Баграме и отделениях при госпиталях. Началось это с 1986 года. А до этого инфекционных увозили в Союз для лечения и реабилитации. Прилетал большой борт, забирал 80—100 заболевших и вез их в Ташкент. Часть оставалась там, других доставляли в Ашхабад, Душанбе… В этом был определенный смысл — все-таки приводить таких больных в нормальное состояние лучше дома, в мирной обстановке, нежели в военной.