До уровня командира батальона отсутствует всякая свобода принятия решения. Если, например, атака или контратака роты захлебнулась, подразделение остается на месте, пока его не деблокируют, или же в панике отступает. Есть сведения, согласно которым командир одной советской роты, будучи на территории, занятой повстанцами, пытался узнать у них дорогу. Отсутствуют необходимые для ориентации на местности и в той или иной степени пригодные к употреблению карты… В ротном звене и ниже отсутствует всякая инициатива офицер-ского состава. При таких методах руководства совсем не удивительно, когда уничтожаются целые взводы и перебрасывемые на вертолетах подразделения.

Обычное военное снаряжение и пехотное вооружение обладают отличными качествами. Этого нельзя сказать о более сложной боевой технике, например о вертолетах. Так, с начала боевых действий в Афганистане Советы потеряли сто вертолетов и боевых самолетов — и это в борьбе с противником, который в качестве зенитных средств располагает лишь 12,7-мм ДШК и 14,5-мм ЗПУ. Только во время четвертого наступления на Панджшерскую долину было уничтожено 12 советских вертолетов»…

В. С.: Многое в статье, на мой взгляд, верно, как бы ни оспаривали наши генералы тезисы западных военспецов. Жестко написано? Да. Обидно для наших военачальников? Да. Но ведь на правду не обижаются, от кого бы она ни исходила.

Эхо необъявленной войны разносилось по миру все слышнее. Впитав в долинах и горах автоматную и пулеметную дробь, артиллерийский обвальный грохот, разрывы бомб и реактивных снарядов, эхо стремительно летело через границы, наполняя зловещим смыслом газетные и журнальные репортажи, сознательно будоражащие, интригующие, пугающие жителей Земли. И лишь в одной стране — нашей с вами родной — царствовала тишь да гладь, словно и не лилась нигде кровь, не умирали, не становились калеками мальчишки, толком и не увидевшие жизни.

В. Снегирев: До поры до времени я не догадывался о том, насколько высока температура возмущения мирового общественного мнения советским вторжением в Афганистан. Понять это помогла поездка в Соединенные Штаты в феврале 80-го. Я был командирован газетой на зимние Олимпийские игры в Лейк-Плэсид. В самолете, следовавшем рейсом по маршруту Москва — Нью-Йорк, находились мои коллеги, туристы, а также большая группа, известных советских спортсменов — героев прошлых Олимпиад.

В Нью-Йорке ждал первый сюрприз. Сразу после приземления наш самолет взяли в плотное кольцо два десятка полицейских автомобилей и стали теснить его куда-то на задворки летного поля. Я смотрел в иллюминатор: зрелище было не из приятных. Зловещий эскорт, тревожный свет мигалок, вооруженные неулыбчивые люди. А ведь мы летели на праздник, Олимпиады всегда были праздниками. И вот — на тебе…

Загнав самолет на какой-то пустырь, полицейские оставили оцепление. И трап подавать никто не думал. Все попытки экипажа по радио выяснить, что же проиходит, ничего не давали: диспетчеры отказывались поддерживать связь. Спустя час или полтора подъехали автобусы с телеоператорами и журналистами. Они молча поснимали издалека наш уставший ИЛ-62 и исчезли.

Наконец поступило сообщение», что наземные службы аэропорта Кеннеди в знак протеста против советского вторжения в Афганистан категорически отказываются принимать самолеты Аэрофлота. Сквозь зубы нам предложили лететь в Вашингтон, где пообещали подать трап и выгрузить багаж.

Насколько я помню, это был последний рейс Аэрофлота в Нью-Йорк — затем всякие полеты наших лайнеров в США прекратились.

На самой Олимпиаде продолжалось в том же духе. Мы постоянно ощущали атмосферу недоброжелательности, осуждения, а то и откровенной ненависти. Продавались значки с надписью «Убей русского!» Газеты ежедневно публиковали страшные репортажи и комментарии об афганской войне. По телевидению выступали политические и общественные деятели с проклятьями в адрес СССР.

В эти месяцы американские спортсмены отказались участвовать в московских летних Играх. Президент Д. Картер принял решение приостановить шаги по ограничению стратегических вооружений (ОСВ-2), а затем в своем «Обращении к нации» он заявил о новом «жестком курсе» США в ответ на военную акцию Кремля.

Очень неуютно было чувствовать себя советскими в Америке в то время.

Много позже, исследуя материалы западной печати начала 80-х годов, авторы этой книги были просто поражены шквалом публикаций, в которых освещалась наша «интернациональная миссия». К примеру, влиятельная газета «Интернэшнл геральд трибюн» (распространяется в основном в Европе) только в январе 1980 года посвятила афганским событиям 107 (!) публикаций, а еще в 92 материалах Афганистан упоминался косвенным образом. Конечно, можно говорить о том, чго Запад не упустил свой шанс, немедленно развернув масштабную пропагандистскую кампанию против СССР. Но при этом следуст помнить, что люди во всем мире были весьма встревожены событиями на Среднем Востоке, они хотели знать об этих событиях как можно больше подробностей.

Судя по данным опросов, проводимых институтом Гэллапа, моральная расплата за Афганистан для Советского Союза наступила немедленно. Так, если в 1978 году негативную оценку политике нашей страны давали 64 процента американцев, то спустя месяц после начала войны их стало сразу на двадцать процентов больше.

17 января 1980 года правительство ДРА предложило большинству американских корреспондентов покинуть страну. По данным той же «Интернэшнл геральд трибюн», в тот период в Кабуле находились приблизительно 200 западных журналистов, из них около 60 американских.

По-видимому, эта мера была предпринята не без совета Москвы. Кабулу и Кремлю не могло понравиться то, как западные средства массовой информации (СМИ) освещали афганские события. Журналисты, конечно, не поверили нашим заклинаниям о «дружеской помощи законному правительству». В их газетах, по их телевидению и радио звучали другие слова: «оккупация», «геноцид», «вторжение»… И звучали они не день, не месяц — почти десять лет! Целое поколение людей выросло под аккомпанемент этих обвинений, впитав их и, быть может, даже неосознанно, в подкорке своей сформировай убеждение: этим коварным русским доверять нельзя, они только и ждут, чтобы на кого-нибудь напасть.

После того как все западные корреспонденты были выставлены из Кабула, афганская тема, естественно, не исчезла со страниц газет, из радио и телеэфира. Время от времени МИД ДРА (после согласования с советским посольством) милостиво разрешал кому-то из журналистов на небольшой срок приехать в Афганистан. Скажем, в июне 1984 года там побывала Патриция Сези из журнала «Ньюсуик». Ей повезло больше других: американке дал интервью Б. Кармаль, а затем власти пошли навстречу и второй ее просьбе — посетить ущелье Панджшер, где шли упорные бои.

Однако это было скорее исключением, нежели правилом. Побывать за пределами Кабула западные журналисты долгое время могли только одним путем: если они пробирались в Афганистан нелегально с помощью моджахедов. Конечно, приходилось рисковать, испытывать длительные лишения походной жизни, но зато и ценились материалы, добытые таким путем, куда выше.

За минувшие годы не один десяток репортеров, фотокоров и телеоператоров из разных стран проник в объятую войной страну с территории Пакистана. Их излюбленными местами были владения Ахмад Шаха Масуда в Панджшере и районы, прилегающие к Кандагару. Впрочем, наиболее смелые добирались с партизанами и до предместьев Кабула. Обычно это были так называемые «фриланс», то есть журналисты, работающие по найму, хотя попадались и штатные работники, хорошо известные западной аудитории.

Так, популярный комментатор американской компании Си-би-эс Дон Разер, переодевшись в афганский национальный костюм, нелегально проник на территорию ДРА еще в марте 1980 года, вместе с коллегами отсняв там фильм под названием «Борьба афганцев за свободу». По этому поводу МИД Афганистана даже направлял специальную ноту посольству США в Кабуле, где утверждалось, что Разер лично просил моджахедов пытать, а затем казнить трех захваченных ими рабочих оросительного комплекса — это, якобы, было необходимо ему для съемок.